впредь прожектами не занимался, а упражнялся в помыслах, состоянию его свойственных». Засилье иностранцев было характерным для всех ведомств и министерств России. Стремясь в первую очередь к личному обогащению, они были верной опорой крепостничества и самодержавия, тормозя все новое, прогрессивное. Недаром позднее Николай I заявлял: «Русские дворяне служат России, а немецкие – мне». Тяжелым в этот период было и положение военно-морских сил. Признавая, что о флоте он судит так же, «как слепой о красках», Александр I и его приближенные считали, что Россия страна континентальная, поэтому флот ей не нужен. Редел офицерский состав: дворяне неохотно шли туда, где трудно было сделать карьеру. На флот приходили лишь немногие, безгранично любившие морскую службу, видевшие в ней свое призвание.
Попытка проводить в стране режим экономии, предпринятая еще при Павле I и продолжавшаяся при Александре I, приводила к тяжелым последствиям.
На верфях, например, ради экономии опытные плотники были заменены солдатами, оплата труда которых не требовала больших затрат (что не могло не сказаться на качестве судов), а денежное содержание членам главного управления, адмиралам и генералам увеличивалось. Независимо от нужд флота морской бюджет сокращался более чем вполовину, а затем деньги выдавались миллионами дополнительно сверх сметы, и это также открывало большие возможности для казнокрадов.
Однако сама жизнь требовала большего внимания к флоту, и в 1802 г. в России было образовано министерство военных морских сил, при котором был создан «Комитет образования флота». Но ожидать от комитета каких-либо серьезных мер, направленных на усиление морских сил, не приходилось, так как во главе его был поставлен граф Воронцов, не понимавший роли флота в системе вооруженных сил страны. Взгляды Воронцова на флот красочно выражены в его докладе: «По многим причинам… России быть нельзя в числе первенствующих морских держав, да в том ни надобности, ни пользы не предвидится. Прямое могущество и сила наша должны быть в сухопутных войсках…» Оценивая в этом докладе славные походы русских моряков, он писал: «…Посылка наших эскадр в Средиземное море и другие экспедиции стоили государству много, делали несколько блеску и пользы никакой».
С ним был полностью солидарен морской министр П.В. Чичагов, этот, по отзывам современников, «англичанин до презрения всего русского». Понятно, что работа комитета, возглавляемого такими руководителями, не могла принести большой пользы флоту.
Непомерно раздутые береговые учреждения, о которых современники говорили, что они нужны лишь для того, чтобы предоставлять доходные места иностранцам, поглощали большую часть сумм, отпускавшихся на нужды флота.
Повсюду росли бюрократизм, очковтирательство, казнокрадство. Широко известным сделался факт, когда исполнявший обязанности морского министра немец Отто Моллер, посетив в 1824 г. Кронштадт, обратил внимание на медленный ход работ по постройке нового линейного корабля и быстрый ремонт купеческих судов краденым казенным материалом. При расследовании этого дела выяснилось, что основным виновником хищения был главный командир Кронштадтского порта Фридрих Моллер – родной брат морского министра. Дело срочно замяли. Знал об этих хищениях и Александр I. Не случайно ему приписывали следующее изречение о своих приближенных: «Они украли бы мои военные линейные суда, если бы знали, куда их спрятать».
Достоинства морских офицеров определялись не по их знаниям и опыту, а по осведомленности в строевой службе. Способных к морскому делу затирали. Даже прославленные боевые адмиралы нередко кончали жизнь в опале, как это было с Ф.Ф. Ушаковым, или надолго отстранялись царем от любимого дела, как это случилось с Д.Н. Сенявиным.
Плавания кораблей не были систематическими и производились от случая к случаю, большей частью во время войн. В мирное время принципы экономии на флоте брали верх над необходимостью боевой подготовки в море. Корабли плавали большей частью лишь в восточной части Финского залива, метко названной русскими моряками по титулу морского министра де Траверсе «маркизовой лужей». К тому же морское командование считало, что в море быстрее выявятся дефекты в постройке ряда кораблей, а плавание вдобавок сопряжено с затратами на изнашивание рангоута, парусов и т. д. Считалось, что, отстаиваясь в гавани, таких расходов можно избежать.
В зимнее время корабли сдавались на хранение в порт, а команды списывались в экипаж, где занимались береговыми строительными работами и муштрой. В своем усердии по части ложной экономии морской министр де Траверсе дошел до того, что снял с табеля снабжения часть астрономических и навигационных инструментов, а офицерам приказал секстаны, подзорные трубы и судовые часы приобретать за собственный счет. Даже по оценке дворянского морского историка XIX в. Ф.Ф. Веселаго выходит, что деятельность преемника П.В. Чичагова морского министра французского эмигранта маркиза де Траверсе заключалась главным образом в том, чтобы уничтожать все, сделанное его предшественниками.
Очковтирательство достигало громадных размеров. Известный русский мореплаватель вице-адмирал В.М. Головнин в своих записках «О состоянии Российского флота в 1624 г.», подписанных псевдонимом «мичман Мореходов», рассказывает, что при посещении Александром I Кронштадта, по распоряжению начальника Морского штаба, у боевых кораблей был покрашен лишь борт, обращенный к намеченному пути царя, «чтобы тем показать его императорскому величеству красоту и могущество морского ополчения» [29].
Однако, несмотря на многочисленные попытки всеми мерами умалить значение флота, он существовал и в это тяжелое время, поддерживая лучшие традиции отечественной военно-морской школы, совершенствуя свое вооружение, развивая военно-морское искусство. Интересы экономического развития России и обороны ее морских границ настоятельно требовали этого.
В первой четверти XIX столетия русские моряки открыли новую страницу в истории отечественного мореплавания, совершив ряд кругосветных экспедиций, результаты которых обогатили и мировую науку.
Эпохе русских кругосветных плаваний предшествовал почти двухсотлетний период открытий и исследований русских землепроходцев и мореходов. Уже в XIV в. русские стали продвигаться за Уральский хребет. Сначала туда шли отдельные отряды промышленных и служилых людей (казаков и др.), стремившихся к местам, богатым пушниной, а затем в XVI–XVII вв. поток этот значительно возрос, пополнившись за счет крестьян, бежавших за Урал от крепостного гнета. Организовывало походы на восток и правительство, заинтересованное в получении новых земель, богатых дичью, пушным зверем, «рыбьим зубом» (моржовым клыком) и т. д.
К концу XVIII столетия землепроходцами, мореходами и первыми государственными экспедициями были исследованы Сибирь и Приамурье, Берингов пролив, Командорские, Прибыловы, Курильские и Шантарские острова, Алеутская гряда и острова, прилегающие к Аляске. Русские промышленники первыми из европейцев основали поселения на северо-западном побережье Америки, у которого они промышляли морского зверя.
В 80-х годах XVIII в. русским купцом Г.И. Шелиховым для эксплуатации богатств северо-восточной части Тихого океана была организована промыслово-купеческая компания. Позже на ее базе была создана Российско-американская компания [30], сыгравшая решающую роль в освоении этой части Тихого океана и в укреплении дальневосточных границ России. Эта компания, обладавшая большими
