Задержанный с поличным на месте цареубийства Николай Рысаков уже 02 марта 1881 года дал жандармам исчерпывающие показания обо всех известных ему конспираторах. 03 марта 1881 года при аресте застрелился Саблин, однако его соучастников — жену Гесю Гельфман и Тимофея Михайловича Михайлова — удалось задержать. Перовскую арестовали 10 марта, Фроленко и Кибальчича — 17 марта 1881 года.
Суд был скор, но справедлив — в 6 часов 20 минут утра
29-го марта 1881 года особое присутствие правительствующего сената приговорило Желябова, Перовскую, Кибальчича, Рысакова, Гельфман и Михайлова к смертной казни.[211]
Однако розыск и аресты цареубийц продолжались: 21 апреля задержали Ланганса, а спустя недельку взяли Суханова и Дегаева. Только вот улик против последнего отчего-то не нашлось, и через две недельки Сергея Петровича отпустили на свободу под залог в 2 000 рублей.
Какую роль в розыске и разработке вышеназванных лиц сыграл Судейкин, сейчас выяснить вряд ли возможно. Однако известно, что Георгий Порфирьевич завербовал содержащегося в Петропавловской крепости Меркулова, который уже 14 апреля 1881 года начал давать правдивые показания и в последующем использовался во внутрикамерных разработках сокамерников, негласных опознаниях арестованных, отказывающихся представиться, и пр.
Предчувствуя, что в суде его бывшие сотоварищи отнесутся к нему, мягко говоря, недружелюбно, Василий Аполлонович заранее, 26 января 1882 года, обратился с прошением в Особое присутствие Сената, в котором ходатайствовал, чтобы «на суде во время перерывов не сажали миня [так и подлиннике; также перепутаны аз и ять] в месте с другими подсудимыми».[212]
15 февраля 1882 года на «процессе двадцати», основываясь на показаниях Гольденберга и Меркулова, к смертной казни были приговорены: Александр Дмитриевич Михайлов, Колоткевич, Суханов, Клеточников, Фроленко, Исаев, Емельянов, Тетерка, Лебедева, Якимова; к бессрочным каторжным работам: Баранников, Арончик, Морозов, Ланганс; к 20-летним работам — Тригони, Люстиг, Фриденсон, Златопольский, Терентьева. Относительно Люстига и Фриденсона суд постановил ходатайствовать о замене назначенного им срока: первому — 4 годами, а второму 10 годами. Смертная казнь была применена только по отношению к Суханову, остальные были помилованы.
Меркулов был приговорен к бессрочным каторжным работам, но уже 31 июля 1883 г. департамент полиции возбудил вопрос о замене ему наказания ссылкою на Кавказ, и министерство юстиции поддержало это ходатайство, мотивируя: 1) показаниями, 2) поведением на суде, 3) установлением личности В. Якимовой, для чего его возили в Киев, и 4) его показаниями по Одессе. 26 августа 1883 г. департамент сообщил, что это ходатайство удовлетворено. 22 июня 1895 г. Меркулову было даровано полное помилование.
Как отмечалось выше, Окладского завербовал начальник С.-Петербургского ГЖУ Комаров А.В., а всю последующую с ним работу в Петропавловской крепости вёл Георгий Порфирьевич, ибо не уровень генерал-майорам по казематам с каторжанами беседы беседовать, коли провинциальные капитаны имеются.
Сам Окладский сетовал: «Судейкин встретил меня очень сурово и сказал мне, что он меня знает и видел раньше. Я, конечно, удивился, как он мог меня знать. Тогда он напомнил мне, что, когда я в Киеве на Боричевом току занимал дом, в котором была устроена мастерская, где я изготовил разрывные бомбы и выносил во двор сушить формы, он с этого времени наблюдал за мной с высоты колокольни Андреевского собора и смотрел в бинокль, что я делаю, причем со злобой сказал мне, что я тогда ускользнул из его рук и расстроил так прекрасно налаженное им дело наблюдения, что мой побег чуть не повредил его карьере, но зато я теперь не ускользну из его рук». А о роли сыщика в своих агентурных заслугах перед престолом Иван Фёдорович говаривал: «Разве сам я додумался бы до такой подлости… Меня Судейкин подсаживал, он меня заставлял называться Тихоновым. Самому мне, где же было додуматься?..»[213]
Ещё в третьем веке до Рождества Христова древнегреческий математик Евклид изрёк: угол падения равен углу отражения! Третий закон Исаака Ньютона вторит: сила действия равна силе противодействия…
Законы эти актуальны во всём, в том числе и в агентурном сыске.
***
Сергей Петрович Дегаев оказался роковым секретным сотрудником Георгия Порфирьевича, и в этой связи его личность нам весьма интересна.
В Большой Советской Энциклопедии записано: «Дегаев Сергей Петрович (1857–1920), член организации «Народная воля» в России, провокатор. К революционному движению примкнул в 1878 во время учёбы в петербургской Михайловской артиллерийской академии. Осенью 1882 стал членом исполнительного комитета «Народной воли». В том же году был завербован петербургской секретной полицией и выдал большую группу революционеров, в том числе В. Н. Фигнер. Летом 1883 Д. признался в предательстве. Приговорён народовольцами к изгнанию. Умер в Америке»».
Что можно разглядеть за этими скупыми строками? Ничего, кроме того, что членом Исполнительного комитета «Народной воли» в 1882 году Дегаев стал только для того, чтобы поступить на секретную службу в охранку и выдать Фигнер…
Но так ли это?
Начнём с начала: родился Серёжа в Москве в 1857 году в семье военного врача, дослужившегося до статского советника. Отец умер в конце 60-х годов, и Сергея, трёх его сестер и младшего брата Вову вырастила мать Наталья Николаевна (дочь Николая Александровича Полевого — писателя, драматурга и критика первой половины XIX века, который придумал слово «журналистика»).
Окончил Второй Московский кадетский корпус, затем с отличием Михайловское артиллерийское училище. Два года отслужил в Кронштадтской крепостной артиллерии и поступил в Михайловскую артиллерийскую академию. В конце 1878 года[214] благодаря своему кронштадскому сослуживцу Люстингу Фердинанду Осиповичу примкнул к революционному движению. В январе 1879 года по подозрению в вольнодумстве был подвергнут обыску и исключён из академии за неблагонадёжность. Вышел в отставку штабс-капитаном, поступил в Петербургский Институт корпуса инженеров путей сообщения, одновременно работал конторщиком в правлении железной дороги и участвовал в подрывной деятельности.
Основываясь на подслушанных разговорах коллег-жандармов, Н.В. Клеточников в своей знаменитой тетрадке записал: «9 марта 1879 года…. На второй день обыска у Астафьева[215] к нему явился Дегаев, но околоточный не задержал его; это знакомство кладет на Дегаева новое пятно».[216] Запись эту можно трактовать по-разному. Словосочетание «новое пятно» предполагает, что и ранее в отношении Сергея Петровича у Николая Васильевича имелись подозреньица.
Об активности (революционной или агентурной?) Сергея Петровича говорит тот факт, что в январе 1881 года Дегаев счёл возможным поставить перед Златопольским[217] вопрос о вводе его в состав Исполнительного комитета «Народной воли». Дегаеву предложили принять участие в террористическом акте. Сергей Петрович согласился, и ему доверили участие в цареубийстве — привлекли к рытью подкопа на Малой Садовой… (Быть может, именно по этой причине 01 марта 1881 года Александр II изменил маршрут?!)
Как было отмечено выше, Сергей Петрович при не известных нам обстоятельствах 21 апреля 1881 года был арестован охранкою, но 05 мая 1881 года по совершенно непонятной причине освобождён. А ведь к этому времени завербованный Судейкиным Меркулов, который вместе с Дегаевым рыл подкоп на Малой Садовой, уже вовсю давал показания и использовался в оперативных опознаниях всех предъявляемых ему задержанных. Весьма сомнительно, что Сергею Петровичу удалось избежать сию процедуру…
Выйдя из острога, Дегаев сдал экзамен за четвёртый курс института и уехал на заработки в Архангельск, откуда вернулся в ноябре 1881 года с женою Любовью Ивановной. В Петербурге Сергей Петрович совместно с Златопольским, стал поддерживать связь с Кронштадским офицерским кружком и вести агитацию среди рабочих.
***
Пока Сергей Петрович решал на северах свои финансовые и амурные вопросы, его младший братец, 17-летний Вова, отчисленный из Петербургского Морского корпуса по неблагонадёжности, в октябре 1881 года[218] был задержан с поличным за распространение антиправительственных прокламаций. В Доме предварительного заключения Володю навестил Судейкин. Матёрому жандарму не составило большого труда мягким, вкрадчивым голосом обаять мальчишку, разъяснив его мрачные перспективы при продолжении антиправительственной деятельности. Георгий Порфирьевич распропагандировал Вову и освободил его из-под стражи, получив письменное обязательство впредь воздерживаться от антиправительственной деятельности.
Глядишь, этим бы дело и кончилось. Но Вова о случившемся поведал старшему брату, а по наущению последнего — то ли Златопольскому, то ли Грачевскому,[219] а быть может, обоим сразу. Взрослые дядьки, позабыв мудрость «на ловца и зверь бежит», посчитали, что Вова в силу своей неосведомленности выдать никого не может, решили из паренька второго Клеточникова взрастить — подставить его на вербовку Судейкину.
