А. Дживелегов
III. Социально-экономический строй Франции при Наполеоне I
В. П. Волгина
озникновение на развалинах старой монархии Бурбонов новой деспотии Наполеона не может быть правильно понято без изучения тех изменений, которые произвела революция в экономическом и социальном строе Франции. Только это изучение может объяснить нам, почему французское общество, столь свободолюбивое и миролюбивое, по-видимому, в 1789 г., через 10 лет беспрекословно подчиняется выскочке — генералу и мирится с его непрерывными военными предприятиями. Мало того: как ни далеко отстоит, на первый взгляд, военная деятельность Наполеона, в частности его войны с Россией, от мирной сферы промышленного и сельскохозяйственного труда, в числе мотивов его внешних предприятий мотивы экономического свойства занимают отнюдь не последнее место. Вполне ясна связь военных и таможенных мер, направленных против Англии, с насущными интересами французской буржуазии, мечтавшей о вытеснении с континентального рынка своего единственного в то время опасного конкурента; не менее очевидна связь войны 12 года с тем недовольством, которое было вызвано во Франции недостаточно строгим применением в России континентальной системы и русскими таможенными тарифами. Словом, все крупные факты военной и политической истории наполеоновского времени соединены более или менее заметными нитями с фактами истории экономической. Для всестороннего понимания эпохи 12 года знакомство с последними необходимо.
Крупнейшим явлением эпохи французской революции в области социально-экономической, несомненно, приходится признать то грандиозное перераспределение земельной собственности, которое явилось результатом продажи так называемых национальных имуществ, т. е. земель духовенства и эмигрировавшего дворянства. Это перераспределение не следует, впрочем, считать чем-то неожиданным и экономически не мотивированным. Наоборот, оно было лишь последним звеном в длинной цепи экономических явлений, общий смысл которых может быть охарактеризован, как ликвидация привилегированного землевладения.
Исходный пункт этого процесса трудно отметить точно. Вероятно, с теми или иными колебаниями и остановками он происходил уже несколько столетий. Как бы то ни было, ко времени французской революции наряду с землевладением дворянским, значительно за XVIII век сократившимся, и землями церкви, недоступными для лиц других сословий в виду их неотчуждаемости, мы видим уже массу свободных земельных владений, принадлежащих непривилегированным. Точных данных по этому вопросу не существует, но есть полное основание предполагать, что к началу революции в руках привилегированных сословий оставалось лишь от 1/3 до ½ территории Франции. Разумеется, и это не малая доля, не малая экономическая сила; но, с другой стороны, сосредоточение ½ или даже большинства земель в руках третьего сословия свидетельствует о том, что эта сила все больше таяла в процессе разложения феодальных форм жизни. Что становилось на ее место? Иными словами, к кому переходила земля? В большинстве случаев, вероятно, к крестьянству, в меньшинстве — к горожанам. Тяга к земле была сильна как у крестьян, так и у крупных капиталистов. Первые всегда видели в земле источник своего существования и всегда стремились к тому, чтобы закрепить ее за собой по возможности прочнее, а сельскохозяйственный подъем второй половины XVIII в. дал многим из них возможность осуществить это исконное желание. Вторые, в поисках за выгодным помещением капитала, должны были неизбежно обращаться к земле всякий раз, как повышалась доходность сельскохозяйственного производства или предвиделась возможность ее повысить. Предложение земли со стороны беднеющего, бессильного в хозяйственном отношении, но в то же время привыкшего роскошно жить и бездельничать, дворянства было велико, но очевидно, спрос очень превышал предложение. Это доказывается тем успехом, какой имела продажа национальных имуществ. Не ясно ли, что операция не могла бы идти так блестяще, если бы приобретение земли третьим сословием не было искусственно задерживаемо общими условиями старого порядка.
Непосредственным мотивом к продаже была нужда правительства, т. е. победившей революции, в деньгах. Но этот акт был во всех отношениях неизбежен. Победа третьего сословия была бы не полна и не прочна, если бы ее не закрепило перемещение собственности из рук привилегированных в руки буржуазии и крестьянства, а существование собственности мертвой руки (как назывались неотчуждаемые имущества духовенства и других корпораций) стояло в слишком резком противоречии как со всей церковной политикой революции, так и с основными принципами буржуазного общественного строя. А ведь провозглашение этих принципов и проведение их в жизнь было главным мотивом наиболее сознательной и дееспособной части французского общества, восставшего против старого порядка. К этому необходимо еще добавить, что покупка национальных имуществ в известной мере давала выход крестьянской тяге к земле, умиротворяла крестьянина и связывала с буржуазией этого ее не совсем спокойного и удобного союзника.
Таким образом, утверждение старых писателей, будто бы революция создала во Франции мелкую крестьянскую собственность, должно быть признано неточным. Во-первых, эта собственность существовала и до революции. Во-вторых, и в эпоху революции, как и до нее, значительная часть земель, уходящих из рук привилегированных сословий, переходила не в руки крестьянства, а в руки новых крупных же владельцев, главным образом, из буржуазной среды. Но революция безусловно очень упрочила мелкую земельную собственность, увеличила число мелких собственников и раздробила массу старинных крупных владений. И она сделала это не только продажей национальных имуществ, но и отменой феодальных прав и повинностей, которая превратила крестьянина из зависимого держателя земли в ее собственника, которая дала ему впервые возможность распоряжаться своим участком свободно, в зависимости от собственных экономических соображений.
Нападение на Тюйльери (20 июля 1792 г.)
Как перемещение земли из рук старых владельческих классов в руки крестьян и буржуазии, так и освобождение земли от феодальных уз не могли не отразиться на способе сельскохозяйственного производства. Известно, в какой ужас приводило английского путешественника второй половины XVIII века — Юнга сельское хозяйство Франции, насколько варварским казалось оно ему по сравнению с английскими порядками. Правда, мы знаем теперь, что и в этом отношении некоторый прогресс был заметен и до революции. Мы знаем о существовании сельскохозяйственных обществ, о горячем интересе к техническим вопросам сельского хозяйства, о культурных новшествах, вводимых на землях как буржуазии так и дворян, знаем, что они отражались косвенным образом и на крестьянских хозяйствах. Но все это движение в пользу сельскохозяйственного прогресса захватывало лишь незначительный слой сельских хозяев, при условиях старого порядка оно неизбежно должно было оставаться поверхностным. Конечно, революция и эпоха Наполеона создали новые препятствия этому прогрессу: чтобы не входить в детали, достаточно указать на факт, наиболее бросающийся в глаза — почти непрерывные войны 1792–1814 гг. и вызываемый ими отлив в армию наиболее энергичных элементов сельского населения. Тем не менее, успехи сельскохозяйственной культуры во Франции за этот период очень значительны. Правда, мы имеем по этому вопросу почти исключительно официальные данные, но в виду отсутствия указаний противоположного характера и в виду их общей правдоподобности приходится признать их заслуживающими доверия.
Вот, например, заявление министра внутренних дел графа Монталивэ (1810 г.). «Никто не сможет отрицать прогресса агрикультуры во Франции за последние 30 лет; довольство распространилось в деревнях более широко, чем в прежние годы; деревенский житель почти повсюду превратился в собственника; ему трудно было раньше добывать себе хлеб насущный, теперь он знает роскошь; травосеяние, мелиорации, увеличение удобрения, изменение севооборота, культура многих масличных растений, распространение мериносов — все это вместе обогатило Францию». Несколько позже Шапталь почти буквально его повторяет: «Культура травосеяния сделала громадные успехи и обогатила сельское хозяйство; травосеяние доставляет обильный корм скоту, позволяя увеличивать стада и тем самым усиливать унаваживание… Громадное количество перемещений собственности и создание большого числа собственников содействовали прогрессу сельского хозяйства: новый собственник с жаром занимается обработкой земли. В тех местах, где владения огромных размеров едва могли прокормить одну семью, события заставили произвести раздел, вся земля пошла в обработку, и доходы удесятерились».
