Ознакомительная версия.
Альтернативная точка зрения, впервые озвученная известным исследователем тайн Третьего рейха Джозефом Фарреллом, основывается на труднообъяснимом факте, что именно после «развала» и прекращения финансирования «Уранового проекта», в начале октября 1942 года, обязанности директора берлинского института стал исполнять Гейзенберг. Именно в этот период произошли существенные изменения в политике «Уранового клуба», которые Фаррелл смело связывает с началом первого этапа инженерно-технического конструирования атомных боеприпасов. При этом американский журналист считает, что сотрудники Гиммлера, обеспечивающие безопасность немецких ядерных исследований, преднамеренно допустили утечку информации из института Гейзенберга. Эта дезинформация фактически породила знаменитую «Охоту за тяжелой водой», включая заявку сырья для новых урановых котлов с требованием предоставить пять тонн тяжелой воды и десять тонн высокообогащенного уранового концентрата.
Данная дезинформация была подана таким образом, что не оставалось никаких сомнений о возбуждении в институте Гейзенберга цепной реакции в урановых котлах с использованием тяжелой воды и порошкового урана. В этом случае абвер явно переиграл «Интеллидженс сервис» сразу в двух вопросах. Во-первых, возникла до сих пор отстаиваемая версия о «тупиковом» и практически не финансируемом направлении исследований «Уранового проекта». Во-вторых, все внимание Объединенного разведывательного комитета Великобритании сосредоточилось на норвежском гидропредприятии в Рьюкане. И в-третьих, англичане сами пошли по ложному пути в конструировании ядерной техники, что так и не позволило им запустить хотя бы один урановый котел.
Другой видный американский писатель и военный историк, Дэвид Ирвинг, вполне справедливо подчеркивал, что ключевым моментом в развитии «Уранового проекта» была деятельность немецкой металлургической фирмы Degussa, производившей около тонны высокообогащенного металлического урана в год. Однако в руки английской разведки МИ-6 попали совсем иные данные (по версии Фаррелла, их передал Бору перед самым его побегом Гейзенберг), где цифры выхода конечного продукта составляли лишь несколько тонн в год. Истинные данные были настолько засекречены, что и в 1945 году в спецподразделение союзных войск попали документы с явно нереальными цифрами: 1940 год – произведено 280,6 килограмма слитков урана; 1941 год – 2459,8; 1942 год – 5601,7; 1943 год – 3762,1; 1944 год – 710,8. Между тем видимых причин подобного замедления развития урановой металлургии просто не существовало. Технологический процесс был довольно прост, а многочисленные рудники по всей оккупированной Европе давали достаточно сырья.
Приблизительно в то же время через своего двойного агента в Голландии абвер перенаправил в МИ-6 описание совершенно неработоспособного уранового котла, с которым долго экспериментировал профессор Дибнер. Его реактор имел оригинальное схемотехническое решение, включающее кубики из прессованного порошка обогащенного урана в окружении замедлителя. Причем, хотя сам Гейзенберг несколько раз упоминал о поставках сверхчистого графита «для инновационных опытов доктора Дибнера», в шпионском донесении присутствовала тяжелая вода. Несколько позже по тем же каналам абвер передал в Лондон еще один проект крайне неудачного уранового котла. Этот проект включал гигантский алюминиевый цилиндр, наполненный 25 тоннами оксида урана и несколькими тоннами парафина, расположенного в виде своеобразных «сот», заполненных несколькими тысячами кубиков прессованного оксида урана.
Примерно через пару месяцев в Лондон опять была отправлена схема «крайне оригинального уранового котла», которую давно уже забраковал профессор Дибнер. В этот раз реактор опять имел сотовую структуру, но урановые кубики поддерживались ледяным каркасом замороженной тяжелой воды. При этом рабочая температура экспериментов варьировалась около десяти градусов мороза, так что внутри ледяной массы из тяжелой воды располагались 232 килограмма урана и 210 килограммов «тяжелого льда», заключенных в парафиновый шар диаметром 75 сантиметров. На работу с этими «тупиковыми» вариантами британские физики потратили бóльшую часть своих материальных ресурсов.
По официальной версии зимой к началу 1943 года работы над «Урановым проектом» настолько замедлились, что он фактически приостановился. При этом единая команда физиков-ядерщиков из «Уранового клуба» фактически распалась на несколько очень мелких и непрерывно конкурирующих друг с другом научных групп. И уже в марте 1943 года Управление вооружений и боеприпасов вермахта якобы полностью отказалось от финансирования работ по «Урановому проекту»…
Получается, что если в 1940–1941 годах немецкие ядерщики заметно опережали своих американских коллег, то уже через год это преимущество полностью исчезло. А 2 декабря 1942 года в Чикаго был запущен «первый в мире» ядерный реактор, содержавший 5,6 тонн урана, 36,6 тонн оксида урана и 350 тонн высокочистого графита.
Комментируя этот тезис «официальной военной историографии», Ирвинг высказывает мнение, что большинство западных исследователей «Уранового проекта» действительно правы – летом 1943 года поисковые работы в «Урановом клубе» практически полностью прекратились, поскольку все силы были брошены на создание… готовых ядерных боезапасов на основе радиоактивных материалов, наработанных в реакторе Гейзенберга, успешно функционирующем с начала 1940 года…
Естественно, что тут возникает любопытный вопрос – где же могло располагаться сборочное производство немецких атомных бомб? В тот период непрерывные воздушные налеты на Берлин не давали возможности нормально работать Институту Гейзенберга и другим исследовательским группам. Восточногерманский историк науки Фридрих Гернек обращает внимание на эвакуацию в сентябре 1943 года большинства берлинских физиков-атомщиков в небольшой южногерманский городок Хехинген. В своих знаменитых воспоминаниях «Часть и целое. Путь к новому началу (1941–1945)»[34] Гейзенберг также указывает:
«…Наш институт физики кайзера Вильгельма в Далеме тоже получил задание подыскать себе запасную резиденцию в менее угрожаемой области. На одной текстильной фабрике в маленьком городке Хехингене в Южном Вюртемберге оказалось достаточно свободного места, чтобы нас принять. И мы постепенно перевели наше лабораторное оборудование и наш штатный состав в Хехинген»[35]. Теперь ученым приходилось постоянно курсировать между Берлином и Южной Германией. И все же, судя по всему, сборочное производство атомных бомб не было расположено в самом Хехингене, но находилось где-то неподалеку. Что-либо более определенное утверждать очень трудно, поскольку очередные бомбардировки Берлина полностью уничтожили архивы и Института Гейзенберга, и всего «Уранового клуба». Не сохранились даже копии командировочных предписаний и соответствующие финансовые документы строгой отчетности, по которым можно было бы судить о маршрутах физиков-ядерщиков.
Между тем сам Гейзенберг продолжал экспериментальные работы в бункере, находившемся неподалеку от институтского здания, и вместе с профессором Боте по-прежнему готовился к своему грандиозному опыту с урановым реактором, который должен был вместить не менее полутора тонн тяжелой воды и трех тонн урановых пластин. В середине октября Гейзенберг рассказал о своих планах на секретном совместном заседании «Уранового клуба» и Берлинского физико-технического общества. После его доклада возникла бурная полемика между профессорами Езау, Позе и Рексером, каждый из которых, критикуя конфигурацию урановых пластин, предлагал свои оптимальные варианты. Езау считал, что лучше всего зарекомендовали себя именно кубики из урана, а Позе и Рексер предлагали различные виды стержней.
Несмотря на высокий уровень режима секретности, материалы этого совещания также попали в Лондон. Большинство британских атомщиков склонялись к повторению грандиозного опыта Гейзенберга, поскольку рассчитать реактор, составленный из пластин, было гораздо проще, чем выстроенный из множества кубиков. Но эксперимент откладывался: металлурги не могли отлить тяжелые урановые пластины. Пришлось ждать, пока материалы поступят из Соединенных Штатов. Была и другая проблема, связанная с высокой химической активностью концентрированного урана, требовавшего особых мер защиты от коррозии. Химики фирмы Auer быстро нашли способ надежной изоляции урановых слитков, покрывая их фосфорной эмалью. Это техническое решение так и не стало известно союзникам, поэтому американские и британские физики до самого конца войны с переменным успехом экспериментировали с различными металлическими оболочками, стойкими к коррозии и мало поглощающими нейтроны.
Впрочем, в это же время в Лондон попал еще один пакет дезинформации, в котором описывался грандиозный успех нового уранового котла, начиненного прессованными урановыми кубиками, подвешенными на тонких проволочках из легкого сплава в тяжелой воде. Это, конечно же, был еще один тупиковый путь, хотя в сообщении, на этот раз бельгийского агента, указывались детальные параметры уранового котла, наполненного сотней урановых кубиков, расположенных на одном и том же расстоянии в 14,5 сантиметра друг от друга. При этом каждый кубик якобы был покрыт каким-то новым засекреченным изолятором на основе полистирола. Всего было задействовано 254 килограмма порошка металлического урана и 4,3 тонны парафина с 610 литрами тяжелой воды. Имелись и «рабочие» модификации данного реактора со 180 и 420 кубиками прессованного урана общим весом в 564 килограмма, погруженные в 592 литра тяжелой воды.
Ознакомительная версия.
