Ознакомительная версия.
Вернемся к герою нашего повествования. Два летних сезона 1923 и 1924 годов Незбжицкий участвовал в военно-географических и статистических исследованиях Польского Полесья, результатами которых стала написанная и изданная им монография «Военно-географическое описание местности Полесья», получившая положительные отзывы в среде военных и гражданских специалистов. Предисловие к книге с хорошей оценкой изложенного материала написал известный польский географ Хенрик Багиньский[239].
Только громкий инцидент с участием Незбжицкого надолго испортил ему настроение, не отразившись, впрочем, на его дальнейшей служебной карьере. Расположившись после полевых поездок на ночлег в белорусской деревне Руда, Незбжицкий повздорил с местным старостой Афанасием Матейчиком, поводом к чему явилась просьба последнего предъявить документы с разрешением на расквартирование. Как было отражено в протоколах судебного заседания, Незбжицкий избил старосту, восприняв его требования и поведение как обидные для него лично и затрагивающие «честь польского мундира». Окружной военный суд № 2 в Люблине приговорил поручика Незбжицкого к семи дням ареста с содержанием на гауптвахте, тут же замененного на домашний арест[240].
Второй раз Незбжицкий был откомандирован уже в качестве сотрудника «описательного» отделения 3-го отдела Главного штаба в Бюро Малого (Узкого) военного совета в июне 1927 года. Отделение, в задачи которого входило изучение Советской Белоруссии и Украины как будущего театра военных действий, тесно сотрудничало с соответствующими подразделениями 2-го отдела Главного штаба. Офицеры отделения регулярно совершали поездки в Советский Союз с задачами по «доразведке» учтенных военных объектов, а также для приобретения открытой специальной военной литературы.
Именно такая поездка Незбжицкого, состоявшаяся осенью 1927 года, предопределила его последующий переход в штат 2-го отдела.
В его разведзадании значилось посещение Гомеля, Минска, Москвы и Киева с задачами визуального наблюдения и оценкой нескольких объектов транспортной инфраструктуры и мест дислокации отдельных частей РККА. Кроме того, ему предписывалось купить определенные открытые издания наркомата обороны для пополнения служебной библиотеки Главного штаба.
Начальник 2-го отдела подполковник Тадеуш Пельчиньский направил польскому военному атташе в Москве майору Тадеушу Кобылянскому (еще одному герою нашего повествования) письмо с просьбой оказать содействие поручику Незбжицкому в решении его служебных задач. Военный атташе после окончания командировки последнего писал: «Я отмечаю, что поведение поручика Незбжицкого за время его нахождения на территории Советов, насколько я могу судить (основываясь) на мнениях сотрудников консульств, а также собственных наблюдениях, было весьма примерное»[241].
Новый этап в жизни нашего героя наступил, когда он был переведен во 2-й отдел Главного штаба с назначением на должность начальника разведывательной плацувки «Днепр», действовавшей под прикрытием Генерального консульства Польши в Киеве. С 16 августа 1928 года вплоть до объявления его в 1930-м «персоной нон грата» Незбжицкий довольно успешно справлялся со своими обязанностями, продемонстрировав высокие умения и навыки «полевого» разведчика.
Как отмечают польские исследователи, изучавшие сохранившиеся в Центральном военном архиве материалы польской разведки, миссия Незбжицкого в Киеве в целом была успешно выполнена, а его скандальное выдворение за пределы СССР не являлось следствием лично допущенных им ошибок. Делая такой вывод, они его обосновывают наличием значительного по объему и широте охвата разведывательного материала, полученного лично Незбжицким и одним из его подчиненных[242].
Несмотря на постепенное ужесточение контрразведывательного режима, обеспечиваемого органами ОГПУ, возможность получать актуальную для польской разведки информацию продолжала сохраняться. Так, в своих служебных отчетах Незбжицкий указывал, что, несмотря на «происки ОГПУ», возможность общения с представителями разных социальных групп советского населения у руководимой им плацувки имелась.
Он, например, вспоминал, что в День конституции 3 мая познакомился с «симпатичным бородачом» генералом Иваном Дубовым. Частым гостем консульства был также его начальник штаба генерал Попов. Понятно, что это были, скорее, визиты вежливости и серьезные вопросы в ходе таких бесед вряд ли поднимались. Штатный состав польского консульства знал, что местная контрразведка «обложила» его со всех сторон, используя и внутреннюю агентуру, и наружное наблюдение, и контроль телефонных переговоров. Как говорил консул Миколай Бабиньский: «ГПУ, как космический эфир, пронизывает все»[243].
Профессиональные же польские разведчики о «происках ОГПУ» знали куда больше своих «чистых» коллег. Имеющиеся данные ясно указывают, что польская разведка имела неплохие позиции внутри советской контрразведки и других военных структур ВЧК-ОГПУ. Например, четырьмя годами раньше в киевском суде прошел процесс по делу бывшего генерал-майора царской армии Белавина Виктора Платоновича, до ареста занимавшего должность начальника войск ВЧК Украинского военного округа. Несколько позже в суде были рассмотрены дела польских агентов Жуковского Александра Яковлевича и Кармазина Николая Сергеевича, также служивших в войсках ОГПУ, правда, на рядовых должностях.
Несколько забегая вперед, укажем, что примерно в 1930–1931 годах польская разведка осуществила серьезное агентурное проникновение в аппарат Киевского оперативного сектора ГПУ. Из имеющихся материалов усматривается, что неизвестный агент в своей работе на польскую разведку замыкался не на киевскую плацувку реферата, а на одну из двух территориальных экспозитур 2-го отдела.
Так, Незбжицкий, делясь информацией с местным резидентом Петром Курницким и инструктируя того по вопросам обеспечения безопасности источника, писал: «Мы получили в последнее время ряд документальных данных от нашего резидента в ГПУ Киева, которые передаю тебе с просьбой сейчас же подготовить предложения (по реализации. — Авт.)». Из материалов, полученных Незбжицким, следовало, что украинскими чекистами к сотрудничеству было привлечено четыре агента, работавших в Генеральном консульстве Польши в Киеве (две горничные и два рядовых сотрудника). На тот период также была близка к завершению вербовка шофера консула.
Несмотря на низкий должностной статус одного из советских агентов, ему периодически удавалось получать копии секретных документов, подготовленных вице-консулом и первым секретарем.
В одном из документов киевского сектора ГПУ, полученном Незбжицким, содержалось задание одному из агентов — горничной: фиксировать в памяти все предметы в помещениях консульства, обращая внимание на мельчайшие детали, например, на названия книг в книжном шкафу консула.
К числу других сведений, содержащихся в агентурном сообщении источника в ГПУ, относились адреса трех конспиративных квартир, где принимались агенты из польского консульства, а также общая система наблюдения за всеми сотрудниками дипучреждения и его посетителями. В конце сопроводительного письма Курницкому Незбжицкий писал: «Действуй очень осмотрительно, не давая повод ГПУ подозревать, что тебе что-то известно. Не волнуйся»[244].
Вернемся к киевскому периоду работы Незбжицкого. Одними из первых материалов, направленных им в штаб-квартиру польской разведки, были информационные сообщения о структуре управления Киевского военного округа, составе кораблей Черноморского флота, перечень военизированных формирований ОГПУ на Украине, включая состав и места расположения погранотрядов.
В одном из первых отчетов о совершенствовании агентурного аппарата своей плацувки «О.2» Незбжицкий писал, что он взял на учет двух военнослужащих Красной армии: радиотелеграфиста 6-го отдельного радиобатальона и летчика 5-й авиабригады. На начальной стадии контакта от последнего были получены сведения о возможном перемещении базы легких гидропланов в Днепродзержинск и изменении мест базирования кораблей Днепровской военной флотилии.
Информация, полученная Незбжицким от радиотелеграфиста, включала в себя сведения о местах дислокации некоторых частей Украинского военного округа: 21-го зенитного дивизиона, 3-го отдельного батальона и т. д. Чем закончились указанные разработки кандидатов на вербовку, не известно[245].
Среди агентов, в тот период находившихся у Незбжицкого на личной связи, значился некий Илия Виноградов, проходивший по учетам 2-го отдела под криптонимом «4002». Одновременно польским разведчикам было известно, что последний также сотрудничал с ОГПУ, являясь, таким образом, агентом-двойником.
Ознакомительная версия.
