Ознакомительная версия.
Вариант 1. Военный заступает в наряд по курсу (роте) и становится так называемым дневальным. Читателя это слово, созвучное со словом «день», может ввести в заблуждение. Ничего общего с этим светлым словом дневальный не имеет. Дежурная должность «дневальный» должна быть в ближайшее время немедленно переименована и носить название «суточный» (к щам это никакого отношения не имеет). Потому как так называемый «дневальный» целые сутки, не покладая рук и не протягивая ног, работает ежечасно, исключительно из любви к разнообразию меняя рабочие свои специальности.
Первая его специальность — глашатай-наблюдатель — состоит в стоянии «на тумбочке», оборудованной телефонным аппаратом (точнее, в стоянии рядом с тумбочкой, набитой всякого рода служебной документацией — никому не нужной макулатурой, содержащей принципиально невыполнимые для военного предписания) и поминутном выкрикивании каких-нибудь оповещающих команд. Помимо выкриков, глашатай-наблюдатель ведет непрерывное наблюдение за окружающей его обстановкой и изредка соскакивает с «тумбочки» для какого-нибудь доклада какому-нибудь из заглянувших в расположение курса военноначальствующих. Усиленную бдительность должен проявлять глашатай-наблюдатель при получении распоряжений по телефонному аппарату. Были зарегистрированы случаи вопиющей дезинформации. Так, например, один изнывающий «на тумбочке» от скуки дневальный обзвонил как-то других изнывающих и строгим голосом самого старшего из всех дежурных приказал все имеющиеся на курсах гири собрать и срочно доставить к нему в дежурку для проведения инвентаризации вкупе с метрологической поверкой. И потянулись к настоящему самому старшему из дежурных, только что прилегшему на топчан после бессонной ночи в надежде выхватить свои законные «не более четырех часов, не снимая снаряжения», караваны военных, навьюченные увесистыми чугунными гирями. Караваны плавно подплывали и с грохотом сваливали нелегкий свой груз у ног полусонного самого старшего из всех дежурных. Старшие погонщики докладывали о выполнении приказа, приводя самого старшего из всех дежурных в неописуемый восторг. По третьему каравану самый старший из всех дежурных уже был готов открыть огонь на поражение из имеющегося у него табельного оружия, но вовремя взял себя в руки и решил изобличить-таки лже-дежурного. Принеся в жертву остатки своего сонного времени, он дождался-таки прибытия всех караванов и методом исключения определил подразделение военных, из которого караван так и не добрался до точки назначения. А дальше, как говорится, дело техники. «Вычисленный» шутник, впоследствии в одиночку доставивший к ночи все гири на свои прежние места, перестал улыбаться вообще. Не улыбался он даже в день выдачи так называемого у военных «денежного вознаграждения». Хотя в такие дни было трудно удержаться даже от веселого смеха — денежное вознаграждение зашкаливало в район первого десятка рублей. А шутник — нет. Камень. Не улыбался больше никогда даже кончиками всегда поджатых губ.
Вторая специальность дневального — широкопрофильного уборщика-терщика — состоит в постоянном чего-нибудь убирании и чего-либо натирании. От хлорировано-карболистых туалетов до широкоплощадных паркетных коридоров. (Туалеты туалетами — вещь интимная и вонючая, нет никакого желания описывать процессы их уборки. А вот в коридорах широкоплощадных дневальный получал доступ к «Машке» — утяжеленному устройству-держателю щеток для натирки паркетных полов. А получив доступ уж он то, дневальный этот, мог с ней, с «Машкой», всю ночь … и в каждой точке широкоплощадных паркетных коридоров…).
Третья специальность дневального — кем ни попадя посылаемый по дивно-пикантным разным поручениям. И если первые две специальности являются рутинно освоенными и ничего нового в себе не содержат, то третья специальность требует определенной смекалки. Вот, к примеру, послали вас куда-то, вы идете себе, а одиночное хождение военных запрещено. Военных, их когда заметят шествующими не в строю, все время так подзывают: «Эй вы, трое! Оба — ко мне!» и каждый раз спрашивают: «Вы с какого факультета? А-а-а. Серьезный факультет. Ну если вы такие умные, то почему строем не ходите?» Вот и сейчас, никто ведь из патрулей каких-нибудь или лиц начальствующих, праздно болтающихся в районе вашего передвижения, даже и не догадывается о том, что вы сегодня суточно-дневальный и идете по дивно-важному такому поручению — ну нет у кем ни попадя посылаемых особых внешних отличий. Вы все продолжаете идти, а вам навстречу или из-за угла:
— Почему в одиночку? Почему вне строя?!
— Разрешите доложить, одиночное движение — это частный случай организации строя «в колонну по одному».
И пока вопрошающий пребывает в ступоре от математически остроумного ответа, надо быстро так, бочком, по-крабьи — шнырь, и продолжать свое небезопасное движение навстречу выполнению важного поручения. И надо бы побыстрее передвигаться, потому как в спину от вышедшего наконец из ступора уже несется гневное: «А почему тогда без флажков?» Справедливый вопрос. Ведь военный, если же он, конечно, не одиночный, он ведь всегда должен с красным флажком передвигаться. Даже если это такой математически обоснованный частный случай. Но где ж его взять-то? Флажок этот красный? Поэтому нельзя ни в коем случае останавливаться и отвечать на глупые вопросы. Только вперед. Потому как — поручение.
Вариант 2. Военный заступает в наряд по кухне не со своим подразделением. Почему не со своим? Потому что со своим — это уже наряд по очереди получается, очередной, значит. А опальным военным-то, им ведь как было объявлено: «…вне очереди! И через день!». А раз не со своим подразделением, значит, военному будет определено весьма непрестижное место в составе «кухонного» расчета. Ни чадящего духотой полусъедобной пищи варочного цеха, ни мятых и засаленных бачков (средств подобных «Fairy» не было еще в застойно-липкие те времена, мыло было, а мылом попробуйте-ка) в вечно парящей «мойке» не видать военному изгою как своих ушей. Осужденный военный будет отправлен на «парашу». Сутки напролет он будет наполнять гигантские зловонные чаны с гниющими остатками изначально порочной пищи, курсируя между «мойкой» и собственно «парашей» — постоянно ломающейся холодильной камерой, внутри которой эти чаны и хранятся. Когда просто стоят, наполняются зловонием и зловоние хранят — это еще полбеды. Беда подкрадывается к осужденному военному выползком из какого-нибудь военного совхоза. В совхозе этом должны были выращивать по-социалистически откормленных свиней, мясо которых должно было незамедлительно поступать на стол обучаемых военных. Но никто из этой категории военных мяса никогда в глаза не видывал. До стола этих уязвленных военных доходили безглазые ошметки старого желтого жира, в лучшем случае слегка обжаренного.
Так куда же девалось это свинячье мясо, выращенное согласно строгим социалистическим планам исключительно для военных? Может, оно как-то распределялось в соответствии с военной иерархией? Как-то: сверху вниз? И по пути движения свиной туши на каждой иерархической ступеньке происходит покусочное ее расчленение и незаконное умыкание? Не доказано, но в результате на нижнюю иерархическую ступеньку вымученным шлепком вываливался аппетитный (уже успевший пожелтеть от пота) заветный кусочек свинячьего жира.
А возможно, его, мяса, и не было вовсе. Вероятно, у свинок, вкушающих остатки военной пищи, постепенно атрофировались мышцы, затем у них начинали разрушаться и рассасываться кости, и все эти процессы протекали на фоне ускоренного старения свинячьего организма. Вот и получился в результате аппетитный такой свиной мешочек старого жира, который затем можно разрезать на не менее аппетитные дольки и подать военному на тщательно отсервированный стол. А лучше все-таки перед подачей обжарить. Тогда хоть корку военный сможет заглотить. Заглотить без предательских спазм желудочно-кишечного тракта.
Совхозно-свинячий выползок представляет собой смердящее детище отечественного автопрома, марку которого уже невозможно определить из-за засохших по всей его поверхности помоев. Военные, которым сегодня определили место у «параши», не интересуются марками автомобилей. Их волнуют подходы к большому загаженному снаружи и изнутри баку, кое-как пришпандоренному к грязному выползку. Задача нетривиальная. Необходимо как-то исхитриться, подобраться к разверстой хищной горловине бака по неровной склизкой поверхности выползка и выплеснуть в нее содержимое чана. Не всегда в этой жизни получается так, как кому-то хочется. Осужденные военные временами соскальзывают с тела выползка и больно соприкасаются с землей. Иногда жесткое соприкосновение осуществляется вместе с крепко сжимаемой в руках военного полной чашей благоухающей жижи. В этом случае окружающей среде наносится непоправимый ущерб. «А осужденному военному разве не наносится?» — может спросить растроганный в сентиментальности своей читатель. Отвечаю — нет, не наносится. Во-первых, то агрессивное вещество, в которое соскользнувший военный только сейчас окунулся, входит в его дневной рацион. Во-вторых, военного, пусть даже и осужденного, отмыть гораздо легче, чем окружающую его среду. Только сделать это надо сразу же. А где можно сразу? Да на той же кухне. Соскользнувший военный выныривает среди созданного им обширного зловония и уверенно, классическим вольным стилем достигает границы зоны загрязнения. Далее, не останавливаясь, трусцой в «мойку» и нырь в специальную ванночку, дабы продолжить свои плавательные упражнения между склизкими бачками-кастрюльками, потому как бачково-кастрюлечная ванночка — это единственное место, где почти всегда можно обнаружить горячую воду в приемлемом для плавания количестве. На остальную территорию компактного проживания военных горячая вода подается только в выходные и праздничные дни. Однако подается эта редкая гостья, эта дышащая вожделенным теплом водичка в непригодные для стильного плавания военных узкие металлические раковины — использование душевых установок на территории компактного проживания военных было в те далекие времена строго запрещено.
Ознакомительная версия.
