Ознакомительная версия.
Но еще прискорбней для нашалившего военного было попасть в наряд по столовой на всегда вакантную, а если даже и занятую, то очень легко всегда уступаемую, расстрельную должность сервировщика. Эта должность была придумана особо продвинутыми в своих фантазиях военноначальствующими с целью привития военным устойчивых навыков культурного поглощения так называемой пищи. Для достижения этой внешне благородной цели так называемый сервировщик обязан был выполнять функции некоего военного официанта. Рожденный в любви к банальной показухе, свойственной большинству военноначальствующих, сервировщик обязан был тщательно отсервировать столы, топорщащиеся белыми накрахмаленными салфетками, экзотическими ресторанными приборами, изготовленными исключительно из нержавеющей стали, и стремиться выполнять все пожелания военных в ходе поглощения ими несовместимой с органами пищеварения эрзац-еды (в среднем около 90 % обучаемых военных за пять лет обучения приобретало хоть какое-нибудь, но обязательно хроническое заболевание желудочно-кишечного тракта). Но военноначальствующих никогда такие мелкие в интимности своей подробности не интересовали. Им всегда было совершенно безразлично, что же там плещется в бачках-кастрюлях, принесенных военным все тем же сервировщиком и что же это принесено военным в этих красиво разрисованных гжельскими мастерами тарелочках. Глаз военноначальствующих всегда радовался безупречному равнению бачков-кастрюлек друг на друга и строгому порядку размещения отливающих серебром приборов на поверхности столов.
Первоначально предполагалось, что военный официант будет во всем подражать обычному, ресторанному. Будет он бегать между столов весь такой из себя чистенький, обходительный такой и культурно обслуживать военных в период принятия ими так называемой пищи. Без бабочки, правда, будет бегать, но зато в безупречно белоснежном передничке.
Но реалии строгого военного быта быстро расставили все по местам. И вот военный официант уже не бегает, а, освоив секреты левитации, вертляво парит птицей колибри над столами в грязном своем переднике, уворачиваясь от бросаемых в него предметов. А попробуйте-ка не взлететь и не повертеться! Вот, к примеру, сколько обычный официант обслуживает одновременно столиков в ресторане? Ну, от силы пять-шесть. При этом люди, сидящие за столиком, как правило, никуда не торопятся. Они приходят в разное, не зависящее друг от друга время. Приходят поесть, отдохнуть в меру своей испорченности, послушать какую-нибудь музыку — неважно, самое главное — они никуда особо не торопятся. Однако профессиональные официанты, получающие зарплату и регулярно стимулируемые чаевыми, все равно порой не успевают обслуживать своих клиентов, а если и успевают, то не всегда так, как этим клиентам хотелось бы. Но клиенты пришли отдыхать, а не скандалить, и они милостиво, в большинстве случаев, прощают официантам допущенные огрехи.
В случае же с сервировщиками все обстоит несколько иначе. Ну, во-первых, на каждого из сервировщиков приходится по 40–50 столов, а во-вторых, им приходится иметь дело не с обходительными, в разное время зашедшими покушать людьми, а с толпой потных и возбужденных своей ратной службой военных, пришедших на так называемый прием так называемой пищи, о-д-н-о-в-р-е-м-е-н-н-о!
В принципе, военные должны быть агрессивными по своей сути, и своим злобным поведением вселять ужас своим потенциальным врагам, но голодные военные — агрессивны вдвойне (это замечательное качество военных было использовано многими успешными военноначальниками в разные трудные для страны времена). Агрессия военных еще более прогрессирует, когда и без того уже непритязательные их ожидания не совпадают с наблюдаемой на столе реальностью. Агрессия ищет выхода и в силу отсутствия в пределах видимости явного вражины поначалу не находит его. Но когда вражины нет где-нибудь поблизости, он обязательно должен быть придуман. Иначе возбужденных военных агрессия попросту может разорвать на куски. Этого допускать было никак нельзя, и тогда тяжелый ком суммарного военного негатива начинал нависать над крепкими головами отчаянных сервировщиков с ежесекундной угрозой катастрофического на них обрушения.
То и дело из разных концов обеденного зала начинают раздаваться негодующие вопли грубых в невоспитанности своей и сильно раздраженных военных:
— Сервировщик! Почему чайник холодный (горячий)! Поменяй (остуди)! Мерзавец!
(В чайниках подавался не только чаек, изготовленный экономными поварами из жженого сахара, но и несладкий (из чего же тогда делать чай?) сухофруктистый компот, пахнущий свежеотжатой полуистлевшей половой тряпкой — шедевр военного десерта).
— Сервировщик! Ложки склизкие! Стаканы залапанные! Меняй все тут же, сволочь!
— Сервировщик! Нож неси! Эту кашу-шрапнель никак ложкой не отковырнуть! Уродец!
— Сервировщик! Ты что, еще и в супе тряпку выжимал, что ли? Чмо!
— Сервировщик! Жрать нечего — все несъедобное. Хлеб хоть остался у тебя, жлобина стоеросовая?
И расширять список претензий, формулируемых военными, можно до бесконечности. Некоторые особо чувственные натуры из состава сервировщиков, а то и целые составы, не выдерживали подобного прессинга, сильно обижались на сидящих за столами военных и просто-таки покидали обеденный зал, в котором неожиданно воцарилась злоба. А самые чувствительные и набравшие уже достаточно большое количество негативных эмоций сервировщики частенько покидали недружественный зал, едва завидев первого входящего в него голодного военного. Покидали и скрывались от растекающегося по столам праведного гнева, тщательно заперев за собой двери в туалетах, кухонных цехах и т. д. Ну а что тут криминального? Бачки с тарелками выровнены? Столы отсервированы? А значит, все — мы свои задачи выполнили. Называемся-то мы все ж-таки сервировщиками. Отсервировать мы отсервировали, а далее — звыняйтэ, дядьки, чем государство сочло нужным вас облагодетельствовать, и что не успели растащить по углам вороватые повара, вот тем и довольствуйтесь.
Самое интересное это то, что негодующие военные сами периодически заступают в различного вида наряды и прекрасно знают, что и откуда берется и неожиданно так исчезает. Знают они и о том, что сервировщик никакого отношения к качеству кулинарных изделий, претендующих хотя бы на такие названия, как пища или еда, не имеет. Знают они, что дело заключается в негласном преступном сговоре между государством и работниками советской торговли и советского же общепита. Суть сговора состояла в том, что государство изначально назначало работникам этих сфер такой уровень заработной платы, на который прожить, особенно человеку семейному, было невозможно и тем самым подталкивало работников к банальному воровству на своем рабочем месте. Почему же государство вело себя подобным образом? А потому, что было оно прозорливым относительно сущности человеческой — все равно ведь что-нибудь сопрут, а если при этом еще платить хорошую зарплату — обуржуазятся. А буржуазия в те времена являлась заклятым врагом социалистического государства. Вот такое вот смешение причинно-следственных связей. Как в анекдоте:
— Девушка, а почему вы такая прыщавая?
— Да ведь не пользует никто.
— А почему не пользуют-то?
— Да прыщавая потому что.
Вот и получалось, например, что простые советские мясники с окладом в 70 рублей совершенно спокойно, без каких либо финансовых напряжений покупали себе квартиры в жилищных кооперативах, машины, дачи, импортные тряпки и т. д. Правда, не всегда могли купить престижное по тем временам средство передвижения — автомобиль «Волга» (ГАЗ-24), так как при покупке автоматически попадали в сферу оперативной заинтересованности ОБХСС (для тех, кто никогда не попадал — структура, пытавшаяся бороться с многомиллионной армией расхитителей социалистической собственности). Как же тогда все-таки покупали? Так и покупали. Находили людей, выигравших этот шедевр советского автомобилестроения в лотерею и выкупали у них лотерейный билет по цене, в несколько раз превышающей стоимость самого автомобиля. В завершение этого отступления, вдруг в тему вспоминается еще один анекдот, усиливающий сказанное национальным оттенком.
Одна из кавказских республик. Присланный на работу в республику по распределению русский инженер наконец-то накопил денег на золотую коронку для разрушающегося в глубине полости рта зуба. Поставили ему эту коронку. И он, гордый тем, что во рту у него содержится приблизительно пять его зарплат, величественной походкой вплывает в мясной магазин. Выгибая губу таким образом, чтобы коронка была видна, инженер спрашивает продавца:
— Баранина есть?
Продавец демонстрирует ему в широте своей самодовольной улыбки полный рот золотых зубов:
Ознакомительная версия.
