сидели судьи, за ним стояли государственные флаги СССР США, Великобритании и Франции. Уровнем ниже располагался секретариат, ещё ниже были стенографисты, столы сотрудников прокуратуры – справа, за ними размещались представители прессы.
Скамья подсудимых находилась слева от входа. За спинами обвиняемых и по бокам стояли американские военные в белых касках, вооружённые пистолетами, находившимися в белых лакированных кобурах, в руках у них были белые дубинки. Броскую экипировку военной полиции дополняли белые пояса и гетры.
Перед скамьёй подсудимых располагались защитники в адвокатских мантиях.
В зале заседаний
Всё в зале суда говорило о хорошо продуманном порядке. Каждое место (в том числе и подсудимых) было радиофицировано, так что любое выступление можно было слушать по желанию на русском, английском, французском и немецком языках. Стенографисты менялись каждые 25 минут. Это давало возможность к концу дня подготовить полную стенограмму заседания на четырёх языках. Съёмки судебного процесса велись через специальные застеклённые проёмы в стенах, чтобы не нарушать тишину.
Стенографистки
Снаружи Дворец юстиции был окружён надёжной охраной. Движение на близлежащих улицах было перекрыто, и по ним разъезжали только патрульные американские танки.
В кратком вступительном слове председательствующий на процессе лорд Лоренс подчеркнул: «…процесс, который должен теперь начаться, является единственным в своём роде в истории мировой юриспруденции, и он имеет величайшее общественное значение для миллионов людей на всём земном шаре. По этой причине на тех, кто принимает в нём какое-либо участие, лежит огромная ответственность, и они должны честно и добросовестно выполнять свои обязанности без какого-либо попустительства, сообразно со священными принципами закона и справедливости».
Американские военные
За рубежом много пишут и говорят о соотечественниках, принимавших участие в судебном процессе. Но очень мало статей, посвящённых советским представителям, которые до начала работы Международного трибунала в тяжёлых условиях войны собирали доказательства обвинения, а во время самого процесса боролись за торжество правосудия и справедливый приговор.
Главный обвинитель от СССР Р. А. Руденко был выходцем из многодетной крестьянской семьи. За год до начала Великой Отечественной войны Руденко освободили от должности прокурора Сталинской области [4] и едва не репрессировали. В первые же дни Великой Отечественной войны Руденко просится на фронт. Во время войны начинается стремительный рост его карьеры: в 1942 г. он назначается заместителем прокурора, а в 1943 г. – прокурором Украинской ССР.
В отличие от своих коллег по Трибуналу – главных обвинителей от Великобритании, США и Франции, Руденко не понаслышке знал, что такое война и зверства нацистов. До начала процесса в Нюрнберге он фактически возглавлял следственную группу, которая собирала доказательства нацистских преступлений. Потом в качестве обвинителя Р. А. Руденко участвовал в Москве в судебных процессах над так называемой Армией Крайовой, действовавшей против советских войск.
Выступления Руденко на Нюрнбергском процессе были убедительными, громкими, юридически выверенными, доказательными и резонансными. В своих выступлениях Главный обвинитель от СССР не просто обвинял, он сумел подняться до философских высот осмысления мировой трагедии. Руденко разоблачал глубинную сущность фашизма, человеконенавистнические планы нацистов по уничтожению целых государств и народов, непреходящую опасность идей национального превосходства. Доводы главного советского обвинителя легли в основу признания агрессивной войны тягчайшим преступлением.
Надо отметить, что Руденко умел ладить с людьми. Так, поначалу его отношения с Главным обвинителем на процессе от США Р. Джексоном были довольно напряжёнными – тот всё время пытался демонстрировать, что он главный среди обвинителей, ведь Нюрнберг находился в американской оккупационной зоне. Руденко вёл себя сдержанно, но твёрдо. Со временем отношения Руденко и Джексона потеплели.
Характерную деталь описал участник Нюрнбергского процесса А. Полторак:
«Геринг и его коллеги по скамье с самого начала прибегали к весьма примитивному приёму, для того чтобы посеять рознь между обвинителями четырёх держав. Держась в рамках судебного приличия в отношениях с западными обвинителями, они сразу же пытались подвергнуть обструкции советского прокурора. Как только Руденко начал вступительную речь, Геринг и Гесс демонстративно сняли наушники. Но продолжалось это недолго. Стоило только Руденко назвать имя Геринга, как у рейхсмаршала сдали нервы, он быстренько опять надел наушники и через минуту-две уже стал что-то записывать».
По его же словам, когда Руденко закончил допрос Риббентропа, Геринг с жалостью посмотрел на бывшего министра иностранных дел и лаконично подвёл итог:
«С Риббентропом покончено. Он теперь морально сломлен».
«С не меньшим основанием, – писал А. Полторак, – Риббентроп мог сказать это и в отношении Германа Геринга, когда он возвращался на своё место после допроса советским обвинителем. В Нюрнберге в то время распространился нелепый слух, будто Руденко, возмущённый в ходе допроса наглостью Геринга, выхватил пистолет и застрелил „нациста № 2“. 10 апреля 1946 г. об этом даже сообщила газета „Старз энд страйпс“. Такая дичайшая газетная „утка“ многих из нас буквально ошеломила. Но меня тотчас же успокоил один американский журналист: „Собственно, чего вы так возмущаетесь, майор? Какая разница, как было покончено с Герингом? Как будто ему легче пришлось от пулемётной очереди убийственных вопросов вашего обвинителя“».
Молодого советского прокурора (Р. А. Руденко было тогда 38 лет) узнал и услышал весь мир. Его выступления вошли в учебники для юридических вузов как образцы доказательности, логики и ораторского искусства.
В Нюрнберге Главному обвинителю от СССР приходилось скрупулёзно вникать не только в процессуальную составляющую рассматриваемого Трибуналом дела, детально изучать документы, готовиться к выступлениям, но и организовывать всю работу нашей миссии, устранять угрозы и решать задачи и проблемы, которые могли иметь большой международный резонанс. А такие проблемы возникали постоянно. И не только внутри нашей делегации…
Например, однажды зимним вечером американские солдаты вытащили захваченные документы нацистов из советского грузовика, который доставлял их к зданию суда, и сожгли их, чтобы согреться.
Случай, конечно, из ряда вон выходящий. Как повёл себя Руденко в этой ситуации? Ведь речь шла о документах, которые могли сыграть весьма важную роль в системе выстраивания доказательств обвинения против нацистских преступников и их обличения в совершённых злодеяниях. Назревал большой скандал. Р. Джексон нервничал. Руденко, напротив, спокойно разбирался с ситуацией. И когда он понял, что сожжённые документы не представляют особой ценности, ему достало мудрости, чтобы не раздувать пламя ссоры, и благородства, чтобы не портить нервы своему коллеге. Хорошо понимая, что Джексон переживает по поводу случившегося, Руденко по-мужски и весьма дипломатично успокоил его, доброжелательно сказав: «Мы можем забыть об этом инциденте». После этого случая отношения
