Ответа не было.
— Я убивал немецких солдат не потому, что ненавидел их, но потому, что я воевал и не мог иначе.
Наступило молчание. Я продолжал:
— Целью Гитлера было завоевание, ненависть и истребления, а мы боролись за права человека для всех. Я до сих пор разделяю эти ценности, надеюсь, как и ты. Если бы тебе пришлось сделать выбор, за что бы ты сражалась? За добро или зло? Будем надеяться, что в будущем нам придется бороться только с помощью голосования и никогда с помощью оружия.
— Расскажите нам, почему нацисты победили в Германии. Вы же были здесь в то время. Объясните нам. — Они действительно хотели знать.
Я ответил:
— На первый взгляд это простой вопрос, но ответить на него не так просто. Вы уверены, что хотите услышать ответ?
Некоторые сказали:
— Наши дедушки и бабушки нам ничего не рассказывают. Мы хотим услышать от вас.
— Гитлер просто дал выход смертельной ненависти и страху перед евреями, цыганами, русскими и другим злобным чувствам, спавшим в немецком народе. Другое объяснение в том, что этот злобный вождь сначала совратил немецкий народ обещанием мирового господства, потом поработил его и в конечном итоге причинил ему ужасный вред.
Когда я рос в Гарделегене, я тоже верил в ложь Гитлера. Он утверждал, что для поддержания законности и порядка должен отправить своих противников в концлагеря. Он избавился от судей, чтобы никто не мог опротестовать то, что сделали его штурмовики. Но при этом он дал работу безработным. Когда Германия снова ввела вооруженные силы в Рейнскую зону, это был праздник, немцы чувствовали, что их национальная честь восстановлена. После этой победы даже немецкие генералы, которые были против его похода на Рейн, уже не могли ему противостоять. Он избавился от них. Потом он стал заявлять, что ненавидит войну, и в то же время занял Австрию и Чехословакию и солгал, что Польша напала на Германию. Он был Верховным главнокомандующим, и ему должны были подчиняться. Было уже слишком поздно, чтобы его остановить. Немцы поверили в обещания и ложь. Англия и Франция не остановили его, когда могли бы. В конце концов Гитлера свергла только объединенная военная мощь его противников. После этого он приказал Германии и немцам умереть вместе с ним, и лишь тогда люди поняли, что он никогда не заботился о них, а думал только о себе. Вы когда-нибудь спрашивали у ваших дедов, как это: верить и воевать за лжеца и преступника?
Кто-то — нет, несколько человек спросили:
— Может ли это повториться?
— Надеюсь, что нет, но вы можете сами позаботиться о том, чтобы этого не случилось. Вы должны защищать свою свободу, свободу суда, печати, радио и телевидения. Вы должны поддерживать свободу слова и никогда не голосовать за политиков, которые требуют от судей и учителей выполнять их приказы. Если вы увидите, как демагог или подстрекатель ненависти обливает кого-то грязью, остановите его, прежде чем она превратится в лавину, которую уже никто не сможет остановить. Не позволяйте дурным людям обмануть вас; не поддерживайте политиков, которые обвиняют во всем козлов отпущения. Если вы будете так поступать, это не повторится. Вы сможете гордиться своими человеческими качествами и не станете пособниками злодеяний.
Им было о чем подумать.
— Есть ли антисемитизм в Америке? — спросили у меня.
— Да, — сказал я, — есть антисемитизм, есть и враждебное отношение к афроамериканцам, латиноамериканцам, полякам, итальянцам, грекам, азиатам, католикам и атеистам. А меньшинства, как правило, недолюбливают белых протестантов! Но в США законы и конституция гарантируют свободу и равные возможности для всех граждан, как из большинства, так и из меньшинства. Гитлер сделал антисемитизм государственной обязанностью всех граждан арийского происхождения — ваших дедушек и бабушек. Когда предрассудки и ненависть переходят в убийства, получается холокост. Но когда государство своей мощью защищает права меньшинств, тогда получается общество многообразия, как у нас в США и как теперь у вас в Германии. Дорожите вашей свободой и силой конституции!
Некоторые молодые люди беспокоились, нет ли в них скрытого гена этнического или расового фанатизма, и хотели знать способ нейтрализовать врожденный порок.
— Может, американцы по своей природе отличаются от немцев?
— Тут я не специалист, — сказал я, — но вряд ли. Люди реагируют и взаимодействуют со средой, в которой живут. Здоровое и открытое общество поощряет в людях лучшее, а репрессивный и авторитарный политический режим поощряет худшее. Вы можете стать невосприимчивыми к фанатизму и ненависти, если поймете, что произошло в нацистской Германии, и не позволите этому повториться.
У этих молодых немцев было больше общего с моими американскими внуками, чем с тем гарделегенским мальчиком, которым я когда-то был. Меня растили в обществе, где прославлялись войны, в которых победила Германия. Мы восхищались военной формой и маршировали с палками на плече, как с ружьями. Нас отравил миф о «предательском ударе в спину» — разгроме Германии в Первой мировой, — и мы безоглядно подчинились власти. Воспитанные в отрицании и ненависти к внешнему миру, мы еще больше отстранились от него, потому что Гитлер обманом заставил нас поверить, что Германия сможет построить самодостаточную экономику. В детстве я не знал никого, ни взрослого, ни ребенка, кто бы побывал за границей. В наше время молодые немцы ездили в другие страны, видели американские телепрограммы, хорошие и плохие, ну и, конечно, все они связаны со всем миром через Интернет. Эти ребята живут в стране, так же экономически связанной со своими соседями, как американские штаты друг с другом. Они знают, что Германия проиграла в войне, знают, что виноват в этом Гитлер, а не какая-то клика предателей. Сегодня образованная немецкая молодежь понимает, что предоставление Гитлеру абсолютной власти над Германией привело к уничтожению почти пятидесяти миллионов человек, в том числе десяти миллионов немцев.
Они до сих пор спрашивают себя, не попадутся ли они на удочку еще какого-нибудь фюрера?
Я вдруг задумался над вопросом, которого они не задали мне, но который высказала вслух моя жена Барбара после нашего первого приезда в Гарделеген. Барбаре было очень неловко сидеть в церковном общественном центре на глазах у сотни с лишним немцев, среди которых были нацисты и многие были детьми нацистов. Но в тот же день она встретилась и с тем, кто рисковал всем, помогая моим родителям. «Интересно, вступились бы за меня мои друзья здесь, в Соединенных Штатах, если бы для этого им пришлось рискнуть средствами к существованию, судьбой своих детей, а может, и чем-то большим?» — спросила Барбара. Это вопрос о самой сути диктатуры, когда государственная власть карает порядочных граждан. Если бы пришел новый фюрер, у кого бы хватило мужества сопротивляться?
Я слышал, как американцы говорят: «Если бы я был в нацистской Германии, я бы постоял за друзей, я бы не позволил издеваться над ними!»
Правда?
Ты защитил бы своих друзей в обществе, где власть контролировала суды и прессу, где только нацисты могли издавать газеты и где людей сажали в тюрьмы и даже казнили за то, что они слушали иностранные радиопередачи? Где ты рисковал возможностью зарабатывать на жизнь и безопасностью, если не проявлял ненависти и не унижал тех, кого объявили врагами государства? Где власть могла бросить тебя в тюрьму или в огненную печь за то, что ты не антисемит и ксенофоб, или просто за вопрос, куда делись твои соседи?
Куда бы ты обратился за поддержкой? К политической партии? Но их не было, кроме НСДАП. В суд? Там остались только нацистские судьи и юристы. В церковь? Церковь молчала. Защитники угнетенных или просто сомневающиеся сами были не в лучшем положении: голые люди перед лицом вооруженных латников.
Я не хочу сказать, что нравственное мужество было невозможно. При нацистах сравнительно небольшое число людей шло на реальный риск, потихоньку пытаясь всего лишь остаться порядочными, как говорил Манфред Роммель. Больше десяти тысяч немцев рисковали своим имуществом, судьбой детей и самой своей жизнью, чтобы помочь жертвам Гитлера. В обширных материалах Нюрнбергского процесса о преступлениях нацизма содержатся рассказы об их героизме.
А что же миллионы немцев посередине между двумя полюсами: злобными нацистскими вождями и редкими поборниками нравственного добра? Зло нельзя защищать, но надо понимать, что зло может быть навязано народу, у которого не осталось возможностей сопротивляться. Там, где правит деспотия, порядочность умирает. Подавляющее большинство немцев пошло за Гитлером после того, как он добился неограниченной власти, дал работу безработным и обещал стать спасителем Германии. Германия казалась неуязвимой, и люди превозносили его. Они пошли за Гитлером, веря, что идут к победе, хотя на самом деле их любимый фюрер вел страну к неизбежной, невообразимой гибели, — и когда они поняли, каков он, было уже слишком поздно, и у них не было сил устранить его.
