Ознакомительная версия.
Когда буря из-за Нобелевской премии утихла, в ЦРУ решили, что другие ветви правительства США, а также туристы из Соединенных Штатов, могут открыто принимать участие в распространении книги. Там подсчитали, что прежняя секретность, окружавшая роман для того, чтобы избежать «личных репрессий против Пастернака», утратила свой смысл.
«Интерес к книге во всем мире[751] и заявления самого Пастернака показали, что его положение не ухудшилось, — утверждалось в официальном меморандуме ЦРУ. — Иными словами… использование «Доктора Живаго» не принесет Пастернаку больше вреда, чем он уже навредил себе сам». Вскоре после этого отдел Советской России предупредил, что направляет морем в Европу партию «Доктора Живаго», вышедшего в Издательстве Мичиганского университета, чтобы американцы, едущие в Советский Союз из Европы, тоже могли провозить с собой роман: «Будет вполне естественно для американца[752], который говорит или читает по-русски, везти с собой и читать книгу, занимающую последние три месяца верхнюю строчку в списке бестселлеров».
ЦРУ также разработало подробные указания для своих агентов: туристы должны заводить разговор с советскими гражданами о литературе и «Докторе Живаго».
«Мы считаем, что «Доктор Живаго» — превосходный трамплин[753] для обсуждений с Советами на тему «Коммунизм против свободы слова», — писал в служебной записке Джон Маури, глава отделения Советской России, в апреле 1959 года. — Туристы должны быть готовы обсуждать со своими советскими знакомыми не только основную тему самой книги — призыв к свободе и достоинству отдельного человека, — но и положение отдельного человека в коммунистическом обществе. Все дело Пастернака — поистине трагический, но и классический пример системы контроля за мыслями, которую всегда поддерживала партия, чтобы сохранять контроль над интеллигенцией. Подобно запретам, цензуре и идеологическим указам партии относительно писателей и художников, запрет этой книги — еще один пример средств, к которым должен прибегать режим, чтобы управлять умами советских людей. Это отражение некультурности, интеллектуального варварства и культурного бесплодия, характерных черт закрытого общества».
Далее в служебной записке говорилось, что американцы и другие гости могут пробуждать сомнения относительно принципов социалистического реализма: «Возможно, неплохим началом для таких разговоров станет вопрос, заданный советскому собеседнику, о последних достижениях советской драматургии, поэзии, искусства и т. д. Сочувственное и заинтересованное отношение к новациям и последним течениям в советском художественном мире обычно задает дружеский тон для разговора. После обсуждения последних художественных достижений западный гость может поинтересоваться, что делает произведения таких советских писателей, как Шолохов, Пастернак, Маргарита Алигер, Федин… такими великими. После обсуждения произведений этих писателей он может спросить, какие ограничения накладывает партия на художественное творчество».
Затем Маури предлагает туристу «указать, что истинный художник должен быть свободен для того, чтобы говорить об идеалах, а также о пороках любого общества, критиковать капитализм или коммунизм, то есть отстаивать то, что он считает истинным. Ряд американских и европейских писателей, таких как Стейнбек, Джон Дос Пассос, Эптон Синклер, Синклер Льюис, Сартр, Камю и другие, критиковали и защищали разные стороны жизни у себя на родине».
Руководство ЦРУ поздравило себя с тем, что «так или иначе[754], в том числе с помощью полномасштабных или сокращенных книг и сериалов на туземных языках, эта книга распространилась по миру с помощью нашего ведомства даже в таких местах, где в обычных условиях интерес к ней был бы невелик». (К сожалению, в документах ЦРУ не приводится дальнейших подробностей об этой стороне их деятельности.) Кроме того, в ЦРУ думали об издании антологии[755] произведений Пастернака, в том числе пиратского русскоязычного издания «Охранной грамоты», которая в переводе вышла во Франции. ЦРУ приобрело рукопись на русском языке, с которой делался французский перевод.
В конце концов ЦРУ ограничилось еще одним изданием «Доктора Живаго». Уже в августе 1958 года, еще до выхода первого издания «Доктора Живаго» на русском языке, ЦРУ задумало миниатюрное издание в мягкой обложке, напечатанное на папиросной или другой тонкой бумаге[756]. Такое издание имело неоспоримые преимущества: его «легче спрятать и провезти»[757], чем книги, выпущенные «Мутоном» или Издательством Мичиганского университета.
В разгар скандала с Нобелевской премией руководство ЦРУ думало также о сокращенном издании романа, которое можно было бы раздавать советским морякам или даже разбрасывать с воздушных шаров в ГДР[758]. В ноябре 1958 г. отдел Советской России утвердился в планах относительно миниатюрного издания. В служебной записке и. о. начальника отдела планирования глава отдела Советской России писал: по его мнению, «среди студентов и интеллектуалов существует огромный спрос[759] на такую книгу». ЦРУ сообщало: таможенным службам СССР велено обыскивать багаж туристов «на предмет именно этой книги». Более того, в конце 1958 года в Советском Союзе возобновили обыск багажа[760] туристов, отмененный после смерти Сталина. Одна из захваченных книг издательства «Мутон», выпущенная «с подачи» ЦРУ, в 1959 году попала в особый отдел (Спецхран) Государственной библиотеки имени В. И. Ленина; книги из этого отдела были доступны лишь представителям высшего партийного руководства и особо доверенным ученым. Книги, предназначенные для этого отдела, помечались одним или двумя фиолетовыми шестиугольными штампами, отметками цензора. На штампах стояли разные цифры; например, цифры 124 обозначали, что некоторым позволено читать книгу. На роман было наложено строгое эмбарго[761]; по словам бывшей сотрудницы спецхрана, его не выдавали даже лояльным ученым. У ЦРУ в Вашингтоне имелась своя типография[762], где можно было отпечатать книги карманного формата; за годы холодной войны там изготовили целую небольшую библиотеку — книги, которые умещались «в пиджачный или брючный карман»[763]. Руководство учло все трудности с изданием «Мутона», вышедшим в Нидерландах; оно высказалось против привлечения посторонних к новому изданию. «В целях безопасности[764], учитывая юридические и технические сложности, рекомендуется, чтобы черное карманное издание «Доктора Живаго» издавалось в штаб-квартире на основе первого текста Фельтринелли и на нем стояли выходные данные вымышленного издательства».
В июле было отпечатано не менее 9 тысяч экземпляров карманного издания[765] «Доктора Живаго» «в однотомном и двухтомном вариантах». Последнее, вероятно, сделали для того, чтобы книга была тоньше; ее легче можно было разделить на части и спрятать. «Карманное издание выпустили в штаб-квартире с оригинального русскоязычного текста «Мутона», — говорится в служебной записке для внутреннего пользования. На титуле значилось вымышленное издательство, которое назвали Societe d'Edition et d'Impression Mondiale[766]. Впоследствии какая-то часть тиража распространялась НТС, воинствующей эмигрантской группировкой из Германии. Подобные меры также скрывали участие ЦРУ в издании книги, хотя в записях ЦРУ об НТС не упоминается.
На пресс-конференции в Гааге[767] 4 ноября 1958 года Евгений Гаранин, член исполнительного совета НТС, сказал, что его группа собиралась отпечатать специальный тираж на тонкой бумаге. По словам Гаранина, НТС получило экземпляр «Доктора Живаго» на Всемирной выставке в Брюсселе, в павильоне Ватикана, но они не приняли решения ни о размере тиража, ни о том, где будут печатать книгу. По его словам, группа собиралась раздавать книги морякам и туристам из России. Новое предисловие без подписи написал Борис Филиппов, живший в Вашингтоне русский эмигрант, ранее издававший «Грани», журнал НТС. В переписке с коллегой Филиппов утверждал, что именно он «выпустил»[768] это издание «Живаго». Не упоминая ЦРУ, он жаловался, что его предисловие «так злостно и невежественно изуродовал человек, давший деньги на издание, что я убрал свое имя из книги и из статьи».
В записях ЦРУ утверждается, что книги карманного формата раздавали «агенты, имевшие связи с советскими туристами и официальными лицами на Западе». 2 тысячи экземпляров было отложено для распространения среди советских и восточноевропейских студентов на Всемирном фестивале молодежи и студентов 1959 года, который должен был состояться в Вене.
Фестиваль, спонсировавшийся коммунистическими молодежными организациями, проходил с 26 июля по 4 августа 1959 года. Кремль тратил на подобные события миллионы долларов; венский фестиваль курировал лично Александр Шелепин[769], возглавлявший КГБ. До 1958 года, когда его назначили председателем Комитета государственной безопасности, А. Н. Шелепин был вице-президентом Международного союза студентов, который считался основным организатором фестиваля. Встав во главе КГБ, Шелепин сохранил за собой еще на год пост в Международном союзе студентов, чтобы иметь возможность курировать фестиваль в Вене, привлекший тысячи молодых людей со всего мира. Советский Союз гарантировал участие делегатов из развивающихся стран. Из-за того что фестиваль впервые проводился на Западе, к нему проявляли интерес и западные спецслужбы[770]. Половина Северного полушария была коммунистической, и сверхдержавы ожесточенно боролись за латиноамериканцев, африканцев и азиатов.
Ознакомительная версия.
