Пикантность же ситуации заключалась как раз в том, что ограбление Душетского казначейства было осуществлено ими, как мы знаем, не столько в партийных интересах, сколько в целях личного обогащения. Сразу же после совершения этого акта между участниками ограбления начался ожесточенный спор из-за дележа добычи. Каждый требовал свою долю.
Между тем среди русских эмигрантов в Швейцарии распространился слух, что «братья Кереселидзе и Нестор Магалов вовсе не действовали по поручению революционного комитета, украденные суммы в кассу не внесли, а суммы эти или часть их поныне находятся на их личном текущем счету в одном банке в Швейцарии»[100]. Заграничной агентуре Департамента полиции было поручено найти эти деньги, однако чем закончилось дело, пока выяснить не удалось. Именно после этого громкого ограбления Государственным казначейством было принято решение переписывать номера банковских билетов, и в дальнейшем русским «экспроприаторам», бежавшим за границу, не удавалось ими воспользоваться.
Что касается мягкого приговора Лозаннского суда, то он, по-видимому, объясняется именно этим обстоятельством: коль скоро номера купюр неизвестны, значит, преступление не доказано. Кроме того, как известно, «швейцарские гномы», так во всем мире называют банкиров этого государства, весьма неохотно расстаются с деньгами, даже если и доказано, что они краденые. Чего стоит, например, тянущаяся десятками лет история с нацистским золотом, упрятанным гитлеровскими палачами в стальные сейфы швейцарских банков.
Через год после душетского ограбления Давришвили опять попал в криминальную историю. В декабре 1907 года швейцарские власти арестовали группу грузин, русских подданных, по обвинению в вымогательстве крупной суммы денег у проживавшего в Лозанне с семьей некоего Широ, предпринимателя из Баку. У арестованных обнаружили 87 револьверов. В числе задержанных оказался и наш герой. На судебном процессе Сосо удалось оправдаться, однако он был выслан в административном порядке за пределы Швейцарской конфедерации.
Прошло еще два года, и в газете «Закавказье», в номере от 20 сентября 1909 года, появилась заметка следующего содержания:
«Недавно мы сообщали нашим читателям со слов “Московской газеты” и “Русского слова”, что наш соотечественник Иос. П. Давришев оказался сподвижником известного по провокаторской деятельности Гартинга. Ныне, как сообщают в одну из грузинских газет из Парижа, там, среди грузинской колонии, образовалась особая комиссия, которая взяла на себя почин выяснить в данном деле истину, так как многие осведомленные лица предполагают ошибку или личную месть по отношению к Дав-ришеву. Комиссия обратилась в газ. “Русское слово” с просьбой сообщить, есть ли у нее какие-либо другие сведения об этом деле, кроме тех, которые она уже опубликовала»[101].
Это сообщение серьезно взволновало как русских политических эмигрантов, так и членов партии федералистов-социалистов. В самом деле, Давришвили был в курсе всех партийных дел, и ее Тифлисская организация опасалась неминуемого провала.
И когда он в Париже явился на одно из собраний грузинских эмигрантов-революционеров, то был удален с него по подозрению в провокаторстве. Ему стали приписывать «чересчур участливое отношение к Азефу и слишком большой интерес с его стороны к этому делу (Азефа. — Лет.)»[102]. С этого времени Сосо стал держаться в стороне от всяких подобных дел. Позже выяснилось, что его спутали с арестованным в Берлине неким Мирским, которого заподозрили в провокации.
Разумеется, заграничная агентура Департамента полиции не стала разъяснять революционерам их заблуждений. И только много позже специальная судебная комиссия Федеративного комитета Грузинской революционной партии социалистов-федералистов сняла с Давришвили все подозрения в провокаторстве.
В апреле 1911 года двое осужденных по делу об ограблении Душетского казначейства, которое состоялось 12 апреля 1906 года, — Георгий Кикиадзе и Артемий Чиковани — обратились с прошением к начальнику Тифлисского жандармского управления, в котором ими были названы главные инициаторы этой акции. В числе первых — Иосиф Давришвили. Департамент полиции возобновил его розыск.
Отсутствие средств к существованию заставило И. Давришвили сильно задуматься о своем будущем и отойти от революционного движения. Он поступает в авиационную школу во Франции и вскоре становится классным пилотом. Вероятно, этому способствовала его безумная храбрость, а также стремление утвердить себя в качестве аса в этой редкой и престижной в то время профессии.
Слава летчика Зозо (уменьшительно-ласкательный вариант французского имени Жозеф), как его называли друзья — французские летчики, докатилась и до кругов русских эмигрантов в Париже. Дело зашло так далеко, что в 1910 году находившийся во Франции в служебной командировке генерал-майор российского Генерального штаба Николай Федорович Гельмгольц по совету французского профессора Берже, лично знавшего И. Давришвили в период его непродолжительного обучения в Сорбонне, предложил ему возвратиться в Россию и за щедрое вознаграждение заняться созданием русской военной авиации. Однако предварительно Иосиф должен направить письмо с отказом от любой революционной деятельности и осуждением своих предыдущих действий. Тем не менее пылкий грузин отказался покаяться и, несмотря на плачевное материальное положение, решил остаться во Франции. Здесь до войны он познакомился и близко подружился с первой французской летчицей Мартой Рише, о которой мы уже рассказали на страницах этой книги. Она сыграла значительную роль в его жизни.
С началом Первой мировой войны И. Давришвили написал 4 августа 1914 года прошение зачислить его добровольцем во французскую армию на весь период боевых действий. 7 августа в мэрии Версаля ему было вручено предписание явиться в авиационный корпус училища в Сен-Сире, куда он прибыл в тот же день в качестве солдата 2-го класса. Здесь он служил пилотом-инструктором, и 4 мая 1915 года был произведен в чин капрала. Готовя кадры военных летчиков Франции, он также принимал участие в боевых действиях. Проявил себя храбрым солдатом. Так, в 1915 году произвел бомбардировку передовых линий германской армии на востоке Франции с высоты 1400 метров, что непосредственно было связано с риском для его жизни. Несмотря на огонь зенитной артиллерии, он одновременно произвел аэрофотосъемку германского укрепленного форта и траншей. За это 1 июля 1915 года был повышен в звании до сержанта авиации.
В служебной характеристике на И. Давришвили, подписанной его командиром, лейтенантом Шарлем Мартелем, он аттестуется следующим образом:
«… Пилот Давришеви имеет весьма высокие профессиональные качества, проявил много энергии, смелости и отваги. Добровольцем вступил в армию в начале войны, однако не имеет точного понятия о принципах организации армии, требованиях различных военачальников и военной дисциплины.
Говорит весьма дурно на нашем языке, а пишет еще хуже. Очень импульсивен, весьма бурно реагирует на малейшее замечание. Пилот Давришеви способен, не слишком об этом думая, совершать поступки, достойные сожаления, которые впоследствии сам осуждает, если ему разъяснить их суть как с моральной, так и военной точек зрения»[103].
Характеристика, как говорится, в комментариях не нуждается. 21 января 1916 года Зозо был переведен в 3-ю эскадрилью и принимал активное участие в боевых действиях. 4 августа того же года получил серьезное ранение в районе Плесси-Бельвю во время тренировочного полета и оказался в госпитале, в котором находился до конца того же года. После выздоровления в результате реорганизации его авиаэскадрильи был зачислен 1 января 1917 года во 2-ю авиагруппу в качестве летчика-инструктора. Однако здоровье И. Давришвили в результате полученного им увечья значительно пошатнулось, и 9 февраля того же года он был вычеркнуг из списков действующего состава французской армии. Зозо обосновался в Париже, в аристократическом 16-м районе, где располагалось российское посольство. Правда, проживал он не в самом фешенебельном квартале, а на скромной улице Де ля Помп (Насосной улице). Пенсия по ранению была небольшой, ее едва хватало на жизнь, поэтому нужно было думать о заработке. Некоторое время он работал в известном французском аэропорту в Ле Бурже, занимаясь подготовкой самолетов к полетам.
Однако вскоре фортуна улыбнулась ему. Зозо за полгода до этого встретил свою старую знакомую Марту Рише, довоенную летчицу, которая «отчаянно в него вцепилась». Ее муж погиб на фронте, она хотела отомстить за него и рвалась в авиацию. Марта написала рапорт на имя заместителя командующего французской военной авиацией, в котором предложила свои услуги в качестве военного летчика. Она была согласно служить в авиации в любом качестве: военным пилотом, приемщиком самолетов, курьером, однако получила отказ. Тогда Марта обратилась ко всем известным ей пилотам, включая Зозо, с просьбой оказать ей протекцию, но и из этого ничего не вышло.
