В деревне иногда власовцы появлялись под видом партизан, приходили ночами за продуктами. Местные жители даже не знали: давать им продукты или нет, власовцы это или партизаны.
Нам сказали, что наступают немцы и будут бить по деревне, что надо уйти в лес. Мы ушли в партизанские землянки. Я даже корову увела, а мама не согласилась уходить. Она говорила: «Я у немцев служила, у французов, у евреев, у русских. Все хорошие. Вот вырой мне ямку, и я там буду прятаться». Я вырыла ей укрытие, мы туда стащили вещи, те, что получше. А папа пошел с нами, он был глухой. Из леса мы смотрели, как горит родная деревня. Ушли все, кроме одной старушки. Она сгорела, потому что не могла ходить, лежала на печке. Когда немцы ушли, папа вернулся. Мама оказалась жива. Она потом рассказывала, что вышла, когда немножко обстрел прекратился. Смотрит: нашу хату немцы поджигают. Она подошла к ним и стала просить не поджигать. И тут один фашист ткнул ей головешкой в лоб, а потом они зажгли дом и пошли дальше.
В нашей деревне немцы разрешили открыть церковь, и она работала. Все жители молились. Верили, что Бог поможет. Немцы и эту церковь подожгли. Она сгорела, как свеча. Батюшка моего Олега крестил. Отец Дмитрий, по-моему, его звали, а фамилию я забыла. Мы с ним разговорились, и оказалось, что мы земляки. Он был бухгалтером совхоза «Красный бор». Я у него спросила: «А как вы стали священником?» И он мне рассказал, что в молодости пел в церковном хоре, прислуживал батюшке и всю службу знал хорошо. Когда немцы пришли и население стали угонять, уже регистрацию провели, он предупредил партизан, и те отбили состав с пленными, спасли людей от угона в Германию.
Вечерами старушки зажигали свечку или лучину и пряли. А я им читала свои горестные стихи. Однажды вечером постучали в дом партизаны. Мама говорит: «Родненькие, нечем вас угостить». А старший отвечает: «Нам, мамаша, ничего не надо. Вот нам ваша дочка нужна». Сели за стол, он представился: «Бертов, хозяйственник 5-й партизанской бригады». Потом представил молодых парня и девушку: «Работники газеты „Партизанская месть“, Високанов и Чехонцова». Я говорю:
— Ну, и что?
— Нам сказали, что вы пишете стихи. Почитайте нам.
— Так они вам не подойдут, в этих стихах у меня одно горе.
— Ничего, почитайте.
Вот я читаю, а у них слеза так и катится по щеке. Бертов говорит: «Завтра приходите в такой-то дом, знаете? Там — редактор нашей газеты Абрамов. Вы с ним побеседуйте, годятся ваши стихи или нет».
Я пошла на другой день, читала. Мне говорят: «Мы берем ваши стихи в газету. Вы согласны с нами сотрудничать?» Я ответила, что рада, если могу чем-то помочь. Я писала о боях, о партизанах, о М. И. Калинине, на смерть В. И. Ленина целую поэму написала. Все это печаталось в газетах «Ленинградский партизан», «За советскую Родину» и «Партизанская месть».
Из Ленинграда в немецкий тыл забрасывались не только диверсанты, оружие и боеприпасы. В борьбе за души людей важным средством была информация. В Ленинградской области печаталось больше 40 партизанских газет. Вряд ли крестьяне до войны зачитывались советскими газетами. Но при немцах партизанские листки шли нарасхват. Хотя их читателям грозила смертная казнь.
В 1943 году Красная армия прорвала блокаду. Под Сталинградом окружили и разгромили мощную немецкую группировку. Сражение на Курской дуге закончилось отступлением вермахта. Очевидный перелом в войне отозвался ростом сопротивления на оккупированных территориях. Немецких пособников становилось все меньше. Зато агентура НКВД росла с каждым днем.
Агенты советской разведки работали в ключевых местах: в немецких комендатурах, офицерских клубах, на железнодорожных станциях. Партизанам помогали даже священники. Пользуясь свободой передвижения, они собирали ценную развединформацию.
В деревне Погорелово местный батюшка не только сотрудничал с партизанами, но и проповеди читал оригинальные: «Придет настоящий хозяин и спросит: „Чем ты помог мне в суровую пору? И грозен будет голос хозяина“». Мужики понимали — это он про советскую власть. Или батюшка говорил: «Помогайте птицам лесным в зиму морозную. Ведь эти птицы охраняют ваши поля от нечисти». Крестьяне догадывались — речь о партизанах. Послушать проповеди собиралась вся деревня. И никто своего попа не выдал.
Гитлеровские каратели воевали не только с партизанами и диверсантами. За каждого убитого немецкого солдата, за диверсии и поджоги должны были головой отвечать ни в чем не повинные местные жители.
Из донесения службы безопасности: «Крупный случай саботажа произошел в Тосно, где загорелась лесопилка. В качестве меры возмездия расстреляны 13 заложников».
Деревня Большое Заречье до сих пор отмечена на карте, но здесь нет ни домов, ни людей. В октябре 1943-го немцы собирались угнать всех жителей в Германию, но большинство крестьян проявили непокорность и ушли в леса. В деревне оставались старики, женщины, дети — 66 человек. На них каратели выместили злобу. Сожгли всех заживо вместе с деревней.
ВОСПОМИНАНИЯ:
Тюлякова Антонина
Как я оказалась у партизан? Все очень просто. Однажды девушке, с которой я подружилась в лагере, разрешили съездить домой в деревню, там очень заболела ее мать. Дали всего 3 дня. Я ей сказала: «Аня, ты не возвращайся, там партизаны где-то недалеко. И если сможешь, помоги мне отсюда бежать». Она ушла. Через 10 дней — стук в окно барака. Подбежала девушка чуть постарше меня и говорит: «Завтра ты должна убежать через эту форточку». И скрылась. Утром я притворилась больной, стала громко кричать, что вот здесь у меня болит — дескать, аппендицит. Меня оставили в бараке. Через некоторое время девушка снова постучала в окно, и я через форточку выползла. На берегу реки Великой стояла лодка. Меня перевезли на другую сторону, а потом отправили в деревню Кебь, где была и моя подруга. Вряд ли мы бы пошли в партизанский отряд — слишком уж молоды были, мне и 16 не было, но сказали, что началась облава, немцы снова проверяют всех, и мы вынуждены были собрать свои вещички и уйти в лес искать партизан. Сутки проходили мы по лесу, никого не нашли. Переплыли через речку Кебь, промокли. Местные девушки, которые шли с нами, предложили идти на хутор к какой-то Насте. А она оказалась партизанской связной. Вот она нас и привела к партизанам. Я вскоре стала разведчицей.
Первое мое задание было — сходить в деревню Кебь и узнать, как охраняется мост через реку. Мы это сделали хорошо и быстро. Вскоре я попала в 7-й партизанский отряд, где получила уже боевое задание — подорвать железную дорогу. Это было очень просто. Выдавалась 400-граммовая толовая шашка, в ней — отверстие в середине. Туда вставлялся бикфордов шнур длиной сантиметров 30–35, который надо было подложить под рельс с внутренней стороны и поджечь. Все. Взрыв — и рельс испорчен.
Наш отряд находился в четырех километрах от Варшавской железной дороги. Мы должны были все время ее взрывать, по возможности, каждый день. Но каждый день не получалось. Во-первых, у нас не хватало тола. Ведь его сбрасывали на парашютах или привозили самолетом У-2. Во-вторых, немцы дорогу укрепили и начали охранять — стало сложнее.
Еще у нас было задание — устраивать засады на Киевском шоссе, караулить машины. Но долгий бой мы не могли вести, загоралась машина — мы отходили. Вооружение у нас было неважное: армейские старые винтовки, карабины, автоматы ППШ. Было два ручных пулемета Дегтярева и одно противотанковое ружье. Трофейное оружие было, но наши боеприпасы к нему не подходили.
Местные жители нам помогали. Немцы рассчитывали, что крестьяне обижены коллективизацией и будут против советской власти. Но Гитлер не учел русскую душу. Какие бы ни были обиды, они забываются у русского человека, если главная цель — защита Родины от захватчиков.
Немцы нас боялись и в лес не ходили. В декабре 1943-го, накануне Нового года они устроили карательную операцию. Против нас вышло человек 500, причем было много финнов, все прекрасно вооружены. На Киевском шоссе стояли их танки и орудия. Нашелся предатель, который вывел немцев на наш отряд. Пришлось отойти. Мы отправили в соседний отряд, в деревню Заречье, за помощью. У них была целая рота автоматчиков. Когда они подошли, завязался бой. Немцы стали отступать, а мы их все теснили. Больше они к нам не совались.
Когда прорвали блокаду, к нам навстречу шла 42-я армия[43]. Из штаба Ленинградского фронта дали указание взорвать Торошинский мост. Это большой железнодорожный мост через реку Пскову недалеко от Пскова. В подрыве участвовали почти все отряды нашей бригады. Мост мы взорвали своевременно, но потеряли 26 человек. Немцы уже отступали, а тут у них на 82 часа движение застопорилось. Потом мы устроили взрыв в кинотеатре в Порхове. Там 714 немцев погибло. У нас каждый день какой-нибудь отряд уходил в засаду взрывать дорогу или мост. За один месяц 78 эшелонов было нами взорвано. Так что я считаю, что наша партизанская борьба сыграла очень большую роль в освобождении Ленинграда от блокады. На территории Ленинградской области сражалось 35 тысяч партизан.
