— О, лейтенант. Что такой счастливый?
Я, со вчерашнего дня пребывая в состоянии щенячьего восторга от того, что вроде бы уже решил квартирный вопрос, не переводя дыхания выпалил:
— Тащ… второго ранга, я тут. Ну из списка одну квартиру выбрал вот. Дом 72 квартира 18. Вот.
Астахов поменял позу и отложил газету в сторону.
— Да-а-а… молодец! И что, нормальная квартира?
Я, не сдерживая восторга, закивал головой.
— Да… да. Хорошая вроде, да и высокий первый этаж!
Астахов достал свои бумаги и, полистав, что-то пометил на страницах своей амбарно-квартирной энциклопедии.
— Ну… давай. Готовь бумаги, протокол от части там. Сам знаешь, и давай их на ЖБК дивизии подавай. Рассмотрим.
Я протянул уже готовый протокол.
— Вот! Уже сделал.
Астахов взял мои бумажки. Посмотрел… Почесал за ухом.
— Ты ведь из экипажа Косицина? Ну да. Давай! Сам их на ближайшем заседании подам. Так что готовься, лейтенант, к заселению! Иди, иди.
И я счастливый и довольный собой, жизнью и Военно-морским флотом, выскочив из штаба, прямиком помчался в хозяйственный магазин покупать замок. Поставить свой замок меня надоумил более опытный Палехин, уверив, что если протокол пройдет в дивизии, в чем я уже не сомневался, то квартира, считай, моя.
Вечером мы с Сашкой взломали квартиру. Она оказалась девственно пустой, и, судя по слою пыли, уже не первую неделю. Квартирка оказалась и правда чистенькой, теплой, без следов парения. Вся фановая система была в абсолютном порядке, и даже нигде не протекала, а из кранов вода текла с отличным напором, ничем не напоминая квартиру Бронзиса, где я проживал в настоящий момент.
— Офигенная хата! — подвел итог Палехин.
Он прошелся по комнате, попрыгал по полу.
— Все путем, и даже пол не гнилой. Мне такую никогда не получить.
Это была сущая правда. Шура был неженатым, а потому попытки получить комнатушку даже в старом фонде прекратил еще полгода назад. Хотя, по правде говоря, ему просто было лень этим заниматься, а потому он вечно ворчал, жаловался на судьбу, в то же время довольно комфортно перекочевывая из квартиры одного друга к другому. Замок мы ударно вставили в дверь и тоже воткнули в замочную скважину записку с предостережениями и даже с номером протокола.
А потом понеслись «боевые» будни. Я через день вставал «под ремень» в гарнизонной комендатуре поселка Оленья губа, попутно совершенствуясь в изучении матчасти корабля на табуретке в казарме. В квартиру мне удавалось вырваться нечасто большей частью по выходным, и там я особо не усердствовал. Во-первых, мой протокол все еще не был подписан и, по словам Астахова, пока не был рассмотрен по причине перевода экипажа из 13-й в Краснознаменную 31-ю дивизию. И, по его же уверениям, как только будет директива, все сразу и уладится. А во-вторых, у меня просто не было времени, да и сил. Поэтому моя деятельность в квартире ограничилась только тем, что я добросовестно ободрал старые обои, отдраил ванну и гальюн, ну и вымыл окна, завесив их разовыми простынями.
А через месяц нас взяли и срочненько, как всегда и бывает на флоте, перебросили в славный поморский город Северодвинск, сменить наш первый экипаж на время отпуска. Так я и уехал в Северный Париж, не дождавшись утверждения своего протокола. Жизнь и служба в заводском городе настолько отличалась от всей предыдущей жизни, что сначала о проблеме жилища я просто позабыл, а потом, когда немного пришел в себя, понял, что все равно ничем на процесс, происходящий в далеком Гаджиеве, повлиять не смогу. На этом я как-то и успокоился и уже с чистой совестью продолжал вкушать прелести поморской жизни. Так пролетело почти пять месяцев. За это время у меня успел родиться сын, и я слетал в Севастополь, меня наградили первой в жизни юбилейной медалью, обмытой в Примусе, я побывал в Андерме и узнал, что такое мороз 48 градусов, а ты в одной шинели. И вот когда до отъезда в родное Гаджиево оставалось всего пару недель, оттуда вернулся засланный ранее по каким-то служебным делам помощник командира, и между делом на докладе сказал, что лейтенанту Белову стоит пораньше убыть в базу, а то у него там какие-то проблемы с квартирой возникли. И, что самое фантастическое, старпом Пал Петрович, а попросту Пал Пет, а иногда даже и Пол Пот, к тому времени заменивший командира, отозванного в базу, самолично дал добро отправить меня в Гаджиево на неделю раньше, чтобы я потом не доставал его глупыми просьбами в пункте постоянного базирования.
Я летел в Мурманск на старенькой «Аннушке» вместе с нашим штурманом Тетюевым, которого тоже отпустили частным порядком доставить домой беременную супругу. Прилетели мы ближе к вечеру, и когда потом на такси добрались до дома, я, не откладывая дел в долгий ящик, переодевшись и зажав в руке ключи от квартиры, рванул совершить ее осмотр. К моему ужасу, если не сказать шоку, окна в «моей» квартире горели, на них висели аккуратные цветастые шторы, а не мои простыни, а за окном даже висела какая-то снедь в уличном «холодильнике». Замок был, естественно, сменен, и я подавленный, но все же полный решимости выяснить, кто и каким образом вселился, в казалось, уже мое жилье, нажал на звонок. Дверь открыл губастый и здоровенный мужчина в тельнике, по внешнему виду которого я как-то машинально сделал вывод, что это мичман. Так и оказалось. Он спокойно и с достоинством объяснил мне, что долго просил квартиру, и вот наконец в ноябре прошлого года капитан 2 ранга Астахов ему ее и выделил. В подтверждение своих слов он продемонстрировал мне лист со своей пропиской, а у него из-за спины в этот момент выглядывала его супруга с паспортом в руке. Тут-то я и понял, что добродушный и вроде бы очень порядочный замполит Астахов просто-напросто воспользовался мной, на самом деле абсолютно не желая отдавать хорошую квартиру какому-то лейтенанту, да еще и из экипажа, покидающего дивизию.
Сказать, что я был зол, значит, не сказать ничего. Вечером я угрюмо пил спирт с соседями, взявшими на себя благородную миссию утешителей, и, грызя ногти, обдумывал страшную месть Астахову и всей замполитовской братии, а также пытался представить себе план дальнейших действий по обретению собственного жилья. Решение пришло как-то само собой, когда я уже засыпал на диване. Надо идти к Людмиле Ивановне, благо домоуправление напротив моего подъезда.
Утром, выбритый и благоухающий «О'Женом», я стоял напротив двери начальницы и терпеливо ждал ее прихода. Когда могучая глава жилищной организации Гаджиево степенно прошествовала в свой кабинет, я оттер спиной группу ее подчиненных, следовавших за ней, и закрыл за собой перед их лицами дверь кабинета.
— Вы кто такой? У меня сейчас неприемное время, приходите когда.
Я не стал ждать окончания дежурной речи Людмилы Ивановны и сразу пошел в наступление.
— Людмила Ивановна, я лейтенант Белов. Помните, еще в октябре я осматривал квартиры, которые вы Астахову из 13-й дивизии отдали? И ту, что я выбрал и почти оформил, пока я был в Северодвинске, отдали какому-то мичману. И что мне теперь делать с женой и трехмесячным ребенком на руках?
Врал я безбожно, к этому времени твердо осознав одно из флотских правил: не подумаешь о себе сам, никто тебе добровольно не поможет. Так что ложь моя была осознанной и вынужденной. Видимо, моя злая напористость в совокупности с неприкрытой обидой смотрелись если не душещипательно, то уж очень трогательно, и сразу гнать меня в шею начальница не стала.
— А-а-а. Что-то помню. Какой адрес-то был? Ты садись… не полыхай тут статуей Свободы.
Начальница водрузилась в кресло и, цыкнув на заглянувших было в кабинет своих сотрудников, зарылась в бумаги. Через пару минут она подняла от них голову.
— Так, Белов. Все ясно. Думаю, Астахов и не собирался тебя в эту квартиру оформлять. Он с твоей помощью проверил, в какие квартиры можно без капитального ремонта вселяться. Вот и вся песня. Зачем ему давать квартиру лейтенанту, если он через месяц из дивизии уйдет?
Я молча кивнул. Начальница молча пошелестела бумажками и, усмехнувшись, подняла на меня глаза:
— Ладно, обиженный, есть у меня к тебе предложение. Я тебе сейчас дам список квартир. Двухкомнатных. Кое в каких люди еще живут, но всем требуется ремонт. Серьезный ремонт. Выбирай. Но есть одно условие. Ремонт за свой счет. Помогу только с водопроводом и канализацией, если не в порядке. На другое ни средств, ни материалов нет. Если согласен, как выберешь — сразу ко мне. Я тебе эту квартиру без всяких ваших ЖБК и политотделов за неделю оформлю. Идет? К сожалению, ничем больше помочь не смогу.
По большому счету я не рассчитывал даже на это, поэтому кивнул:
— Я согласен. У меня как раз неделя и есть.
Через двадцать минут я со списком в десяток квартир и вязанкой ключей шагал по поселку в сторону первого ближайшего адреса. К обеду я обошел больше половины квартир. Они были и правда из категории «мама не горюй!». В первой, на Вертолетке, обосновались сантехники-срочники, превратив ее из более или менее сносного жилья в некое подобие подвала, заполненного трубами и клапанами, с разбитым паркетом, разломанной ванной и раковиной вместо унитаза. Другая, в здании старой почты, была вроде как ничего, только вот почему-то в стене между комнатами была выбита огромная круглая дыра диаметром метра в полтора. Оказалось, тут много лет проживал кавторанг, недавно уволившийся в запас, а в стене у него был вмонтирован аквариум, который он добросовестно выломал, убывая на Большую землю. Потом была квартира с полным отсутствием пола, затем без дверей, ванны и унитаза. Одну в старом фонде я пропустил сразу, только увидев, что соседи, выломав дверь, сделали из нее мусорный контейнер. Так я и бродил до вечера, ничего более или менее приличного не найдя, и когда уже начал впадать в уныние, вышел на самый последний адрес, который был в списке. Дом 62 квартира 46. Это была квартира на высоком первом этаже в квадрате старого адмиральского дома. В ней жила семья немолодого капитана 3 ранга, которому уже выделили трешку в новом доме, построенном рядом с бассейном. Они с женой рассказали мне, что квартира хорошая, теплая, да и расположена удобно, в чем я и сам успел убедиться. Беда была только одна: полы. Год назад, зимой, когда вся семья была в отпуске, прорвало батарею, и кипяток почти двое суток лил в квартиру, затем просачиваясь в подвал. Естественно, сварились ножки мебели, ковры, все заплесневело, но что самое отвратительное, сварился пол, который, со временем просохнув, местами превратился в натуральную труху. Все последствия потом семья, естественно, устранила, но вот с полами совладать не получилось. На глобальную замену времени и средств не было, а потому глава семейства застелил полы фанерой, покрасил ее, и они продолжали жить, с вечным скрипом и периодическим проваливанием ног по колено в пол. При всей своей прижимистости домоуправление было вынуждено признать квартиру аварийной, и майору выделили новую в самом новом доме. Они уже там прописались, просто заканчивали легкий ремонт и должны были освободить эту квартиру уже через неделю.
