А решилось все очень просто. Марков, на их счастье, оказался дома. Как и его жена. А вот родной старший брат жены служил в милиции. Оперативником. В уголовном розыске. В самом Таллине. И тот, по счастливой случайности, оказался в свой выходной день у них в гостях. И, судя по тому, что палдисская милиция по первому звонку выделила ему «уазик» и пару сержантов, в уголовном розыске он был не последним человеком. Минут тридцать им понадобилось поколесить по улицам дневной Кейлы, чтобы Носков вдруг каким-то звериным чутьем, а не глазами, определил дом, в котором он вчера кутил. Дальнейшее оказалось делом техники. Сержанты перекрыли отходы из дома, а Марковский родственник позвонил в дверь. Те, кто был в доме, видимо, поняли все сразу. Судя по всему, Арвид был тертым малым, так как выскочил на улицу чуть ли не из слухового окошка, откуда его никто не ждал. Но он имел глупость перепрыгнуть забор именно в том месте, где ожидали исхода операции Дуев и Носков. Вследствие чего, когда проморгавшие его милиционеры выбежали на улицу, Арвид валялся на земле в нокауте, в который его послал бывший кандидат в мастера спорта по боксу капитан-лейтенант Дуев, а старший лейтенант Носков с блаженной улыбкой прижимал к груди сумку. Судя по глазу Арвида, удар Дуева был более профессионален, так как вся его правая половина минут через пять стала похожа на печеное яблоко, а уж о глазе и говорить нечего. В милиции обнаружилось, что в изъятой сумке денег гораздо больше, чем было отнято у Носкова. Вопрос решили по-человечески, вычеркнув из всех протоколов историю с Носковым и вернув ему деньги и одежду. А вот с грабителем оказалось интереснее. Пока Носков и милиция пересчитывали купюры, дежурный по отделу проверил ориентировки, и оказалось, что этот самый Арвид буквально на днях объявлен во всесоюзный розыск за серию ограблений в Таллине, и лавры его поимщика достаются Марковскому родственнику. Так что все остались при своем интересе и весьма довольными, только вот Носков месяца два ходил в черных очках, а в этот день почему-то не поехал с нами в Таллин. До командира все же какие-то слухи о происшествии дошли, но на все вопросы о синяке Носков твердо отвечал, что по пьяной лавочке въехал в дверной косяк. На тот момент в стране вовсю боролись с водкой и вином, поэтому ответ Носкова был просто вызовом идеологии партии и политике правительства, а посему был признан правдивым, и тема синяка постепенно сошла на нет.
Вот такая она, горячая эстонская любовь.
О зубной боли, неделях прибалтийской эстрады и лейтенанте Галактионове…
Какое время было, блин!
Какие люди были, что ты!
О них не сложено былин,
Зато остались анекдоты.
Народное творчество
Иногда мне кажется, что зубная боль дана человечеству, как кара за наиболее развитые в природе мозги. Поднялись над всеми хомо сапиенсы, так получите в нагрузку еще и это. Чтобы, как говорится, первенство на планете медом не казалось. Мне вообще повезло, и до училища я даже не знал, что такое пломбы. И самая первая из них у меня появилась на первом курсе стараниями общеизвестного мастера зубных дел Конкордии, с которой, наверняка, связаны не очень приятные воспоминания у трети курсантов Голландии. Любила старушка Конкордия посверлить, ну никуда не денешься. И сверлила все, что ей не нравилось. А уж после моей первой автономки дырявых зубов стало сразу семь, но тут тоже никуда не денешься, у каждого человека физиология своя, вот и не смогла эмаль моих зубов выдержать трехмесячную атаку дистиллированной воды. Хотя иногда зубные страдания обеспечивают и довольно парадоксальные результаты и создают комбинации, в обычной жизни редко рождающиеся. Лично я почти уверен, что Наполеон проиграл битву при Ватерлоо только по причине дикой зубной боли.
Весной 1988 года наш экипаж в результате очередной головокружительной и чисто по-флотски непредсказуемой комбинации, оказался в учебном центре Палдиски, что на Эстонщине. Убытие экипажа в столицу несуверенного эстонского подплава сопровождалось обычным в этих случаях элементом флотской внезапности, которая, как известно, во все времена ставила наших потенциальных врагов в откровенный стратегический тупик. Всю зиму экипаж просидел в цехах «Звездочки» в Северодвинске, обеспечивая пожароопасные работы на своем родном подводном крейсере, проходящем средний ремонт, и подкармливался обещаниями командования о весенне-летнем отпуске.
Наконец в середине марта в бригаду из отпуска вернулись «поники», наш первый экипаж, под командованием своего отца-командира Поникаровского, который нам и озвучил долгожданную радостную весть: сдаем «железо», возвращаемся в Гаджиево и готовим отпускные документы. Народ воодушевился, и лишь только парочка старых каплеев, еще помнивших усмирение советскими войсками Праги, открыто выражали свое явное недоверие по поводу столь странной щедрости командования, ведь в отпуск мы могли бы уехать и из Северодвинска. Как позже выяснилось, недоверие было вполне обоснованным.
В базе экипаж впрягся в ту самую береговую рутину, которая, как правило, и предшествует отпуску. Мы сразу плотно застолбили за собой все береговые наряды гарнизона Оленьей губы, начиная от камбузных нарядов и заканчивая экстремальными комендантскими буднями в царстве Кожакарстве. В общем, все береговые «удовольствия» нелегкой службы подводников без корабля были охвачены нашим экипажем плотно и, как говорится, даже с натягом. Но служба есть служба, ничего не поделаешь, ворчали, конечно, но всех грело знание того, что финансист экипажа уже составляет ведомости на получение отпускных, а помощник командира втихаря дал писарю команду печатать отпускные билеты с открытыми датами.
Удар под дых, а я бы даже сказал, просто в промежность, мы получили, как положено, неожиданно и в самый неподходящий момент. Хотя, бывают ли они, эти моменты, подходящими? Вечером на построение командир примчался из штаба, пыхтя и пряча в топорщившиеся усы ехидную ухмылку.
— Экипаж! С завтрашнего дня мы в отпуске. Помощнику командира готовить документы!
До сих пор я не могу понять, знал ли командир то, что он скажет нам утром, или его тоже по полной программе развело командование? Народ радостно засуетился, и я на 100 % уверен, что в этот вечер даже самые неверующие паковали чемоданы.
Утром на построение экипажа командир не прибыл, чего ранее никогда не случалось. Командир наш был суворовской, послевоенной закалки, и такие вольности не позволял ни себе, ни другим. Недоумевающий старпом слово в слово повторил вечернюю речь командира и, потоптавшись минут пять перед строем, всех распустил. Подводники сразу плотно оккупировали курилку, перемежая табачный дым клубами собственных иллюзий. Продолжалось это недолго. Через полчаса в казарму ворвался грозно раздувающий ноздри командир.
— Экипажу построиться!
Настороженные подводники начали выползать на центральный проход казармы.
— Вы что, тараканы беременные? Становись!
В минуты гнева командир становился по-настоящему страшен и похож на грозного сержанта из американских фильмов про новобранцев. В воздухе тут же явственно повеяло ощущением какой-то еще непонятной, но ясно осязаемой безысходности. Ведь что-то его так разозлило.
— Товарищи подводники! Чемоданы вчера собрали?
Строй глухо откликнулся на вопрос кивками голов и отдельными возгласами согласия.
— Я не слышу — чемоданы готовы?!
Во второй раз строй откликнулся организованно и довольно единодушно:
— Так точно, тащ командир!!!
Командир обвел строй глазами и неожиданно улыбнулся той стальной улыбкой, которой улыбается годок-старшина матросу-новобранцу перед отправкой того на первое в жизни продувание гальюнов.
— Это правильно! Чемоданы нам всегда пригодятся. Но не сегодня, а через пару дней. По приказу командования наш экипаж оправляется выполнять боевую задачу в учебный центр Палдиски. Послезавтра. Там мы пробудем месяц, а уж после этого идем в отпуск… теоретически с 1 июня.
Над строем воцарилась мертвая тишина. Тут уж иллюзии покинули всех. Настоящее лето да еще и круглая дата начала отпуска имели место быть только в руководящих документах или, на худой конец, в мемуарах гвардейских замполитов.
— Вопросы?
Экипаж подавленно молчал.
— Если нет вопросов, всем разойтись, работать по плану. Командирам боевых частей и служб прибыть ко мне для уточнения списка необходимых прикомандированных.
Вот так и закончился, не начавшись, наш весенне-летний отпуск.
Методика воинских перевозок, а тем более методика наземной передислокации экипажей подводных лодок с одного места базирования в другое, столь обильна разного рода нюансами, что требует отдельного повествования и даже исследования, так что тему эту я раскрывать не буду, и посему эпопею перемещения экипажа из Гаджиево в Палдиски опущу.
