Владислав Ельников - Рубежи Новороссии

Удивительно, как мы сумели пережить эти учения на полигоне! Под конец нас выручил один-единственный красный топорик, снятый кем-то из бойцов с пожарного щита, а все остальные топоры к концу нашего полуторамесячного пребывания на полигоне были сломаны. Старшина роты на вопросы об инструменте говорил что-то невнятное о не снабжающей нас службе тыла. Как всегда, рядом не оказалось ни сварки, ни обрезков труб, а магазин в ближайшем посёлке был очень беден товаром и топоров в нём не оказалось. К тому же в феврале нам надолго задержали выдачу жалования, отчего с деньгами у подавляющего большинства было очень туго. Табак быстро подъедал последние копейки, вычищая таким образом карманы бойцов от денег.

По странному стечению обстоятельств на полигоне нам в этот раз пришлось четырежды менять палатку. Опять сумятица, опять путаница и неразбериха, опять в одной куче бронежилеты и личные вещи, каски и одеяла, матрасы и пилы с топорами.

Обитание на нарах и так-то неизбежно ведёт к потерям вещей, а тут еще эти бесконечные перемещения с одних нар на другие. На полигоне мы никогда не раздеваемся до нижнего белья, всегда спим в брюках и куртках, снимая лишь бушлаты. Во время сна из карманов брюк «пиксель» вываливается почти всё что там есть, поэтому встав, надо внимательно осмотреть своё ложе и собрать вывалившееся. Осмотр приходится делать в полной темноте при свете фонарика, и стоит ли здесь удивляться потерям? То и дело кто-то жалуется на пропажу то шапки, то фонарика, то котелка, то ещё чего-нибудь. Часто пропавшие вещи вскоре отыскиваются, но такое случается не всегда.

Пока стояли сильные морозы, из моих сапог пропали теплые стельки. Позже, с наступлением оттепели, я нашел их под нарами неподалеку от своего места, хотя до этого много раз осмотрел это же пространство и стелек там не было. Зато в день пропажи стелек я заметил, как сосед сверху утром быстро ставил на место мои сапоги…

Другим солдатам пришлось хуже: у одного из них пропал котелок, и теперь ему всякий раз приходится кого-нибудь просить дать воспользоваться чужим котелком. Мне же в этом отношении очень хорошо: перед отъездом из Москвы я купил себе алюминиевый «десантный» котелок с фляжкой, резко отличающийся своим цветом и размером от обычных армейских зеленых котелков. В случае пропажи мой котелок обнаружится очень легко, и может быть поэтому он исправно служит мне по сей день, выручая в самых разнообразных местах и случаях.

Как уже было сказано, спим мы обычно не раздеваясь, снимая только обувь и иногда — бушлат, но если дует сильный холодный ветер, то спим в бушлатах. Как-то раз нам досталась палатка с маленькой буржуйкой, имеющей вокруг дополнительные стальные листы, а сверху — небольшую ёмкость для воды. Такие буржуйки предназначены для бань, дополнительная обёртка из стальных листов делается на ней для предотвращения ожогов при случайном касании. Бока печки дают очень мало тепла, а теплый воздух от неё поднимается вверх и уходит вдоль трубы через неплотности в крыше палатки. Грела эта банная печка настолько плохо, а мороз в ту ночь был настолько сильный, что спать пришлось не только в бушлате, но и в сапогах. Зато как хорошо было утром на подъеме: одеваться не надо, обуваться не надо, умываться-бриться не надо. Вскочил — и ты готов! Совсем як собаца…

Электричества у нас почти нет. Есть походный бензогенератор, но он работает неустойчиво, бензина к нему очень мало, поэтому генератор запускают на час-полтора утром и вечером. В столовых, где мы едим, свет не проведен вообще, поэтому завтрак и ужин проходят у нас при свете фонариков или в палатках. Помня прошлый опыт я в этот раз прихватил с собой несколько хозяйственных свечей, тройники и разветвители электрической сети. Как все это пригодилось! Благодаря этим простым вещам мне всегда хватало розеток, поэтому мои устройства и фонарики всегда были подзаряжены, а завтракать и ужинать доводилось не в кромешной тьме, а при свече. Романтика, да и только…

Эти тяжелые условия полигона, в отличие от боевых позиций, ничем не оправданы, поэтому они сильно раздражают всех. Грязь можно было бы засыпать пустой породой с терриконов, коих здесь огромное количество. Котлы с водой для умывания можно было греть или заменить их полевыми кухнями имеющими котлы с подогревом.

Говорить в краю шахт об угле вместо дров совсем уж стыдно, тем не менее уголь на полигоне и на боевых позициях является у нас большой редкостью, а если и появляется, то почему-то оказывается непригодным для наших печей.

Из-за недостатка солярки мы редко ездим в душ, имеющийся на одной соседней шахте. Стоит ли после всего этого удивляться появлению чесотки и вшей? Скорее удивляться приходится тому, что эти напасти не появились здесь раньше.

В одной из палаток ночью рухнули деревянные нары, кое-как сколоченные из досок от снарядных ящиков и прочих подручных средств. Один из бойцов получил при этом ушиб грудной клетки, хотя могло быть и гораздо хуже. После этого случая где-то нашли стальной уголок и сварку, затем заменили все деревянные двухъярусные нары на стальные.

…Подсушило, подморозило, и стало гораздо легче, потому что пропала эта жуткая липкая черная грязь, называемая здесь мулякой. В воскресенье нас свозили в душ на одну из шахт. Там в это время из забоя поднялась очередная смена, и я впервые вживую увидел шахтеров. Они были чернее негров, чернота была по самый пояс!

Шахты переживают тяжелые времена. Оказавшись без настоящих хозяев после всех этих приватизаций, они едва работают в четверть силы или стоят вообще, едва поддерживая свое самосохранение. Труд шахтера стоит сущие гроши, себестоимость добытой тонны угля составляет порядка пятисот рублей. Таково наследие двухдесятилетней украинской нэзалэжности. И да, уважаемый читатель, я ведь забыл сказать, что в советские годы здесь тоже зарабатывали по пятьсот рублей…

Мы учимся, ездим на боевых машинах пехоты, выскакиваем из них на ходу, рассыпаемся цепью, бежим, стреляем. Я опять стрелял из гранатомета, но каждый раз у меня получается недолет, граната падает не долетев до мишени. Наверное, промахи случаются из-за неправильной установки прицела, который следует ставить в летнее положение только когда температура окружающего воздуха поднимется выше пятнадцати градусов. Я же только сейчас узнал об этом…

В этот раз полевые занятия проходят легче, чем осенью. Наверное, потому что боевые машины пехоты, за которыми мы идем, движутся на очень малой скорости, так что я вполне успеваю за ней даже будучи одетым в тяжелый зимний бушлат и бронежилет со всякой прочей экипировкой.

Короткий световой день не позволяет надолго затягивать занятия и работы, к 18-00 становится уже совершенно темно, что так же значительно облегчает нам жизнь, оставляя больше времени для сна и отдыха.

Нам в лагерь опять завезли угля, но то ли он плох сам по себе, то ли им не умеют топить. Печки быстро забиваются шлаком и перестают гореть, отчего мы в конце концов опять перешли на дрова. Пилим их целыми днями, в дело идут деревья похожее на ясенелистный клен, только они здесь гораздо больше, чем в Москве. Деревья все переспелые, с ходами древоточцев, почти все они уже начинают клониться и засыхать. Собираем так же много сухого хвороста, он идёт у нас на растопку.

Очень много отходов пропадает понапрасну. Я был в наряде по столовой, мыл котлы и сам выгребал из них много приготовленной пищи, так и оставшейся нерозданной. Повара всегда смотрят, чтобы пищи хватило на всех, поэтому при раздаче стараются каждому класть поменьше. В итоге в котлах всегда остается еда, иногда очень помногу.

Помещения для столовой и кухни сколочены из снарядных ящиков, но при этом у них совершенно плоские крыши. Почему-то никто не догадался сделать их с наклоном, и теперь при дожде они текут как решето. От этого промокают продукты, портится много хлеба. Все пищевые отходы сваливаются в яму или просто в соседнюю лесопосадку, в то время как в ближайшем поселке жители держат кур и поросят. Мы каждый день ездим туда за водой, берём её из артезианской скважины, и можно было бы привозить и просто отдавать жителям пищевые отходы, но никто об этом не задумывается.

Нам поставляется кабачковая икра и другие овощные консервы в трехлитровых банках. От этого у нас скапливается много пустой тары, глядя на которую мне вспоминается, с каким трудом дома мы собирали банки для консервирования. Здесь же трехлитровки и другие банки просто выбрасываются, стоят на помойке без дела. Их тоже можно было бы отдавать местным жителям, но никто этого не делает. Повседневная суета, высокие нагрузки, отсутствие свободного времени и усталость не оставляют сил заниматься подобными вещами. Кроме того, для этого всё же необходимо иметь какие-то баки, ящики или другую тару, а чтобы их найти, надо опять думать, заботиться и т.д