— А что мне? — хмыкнул Мазур.
— Ну и молодец. Успеешь еще с официальными расследователями побакланить со всей возможной чопорностью. Ты вдобавок ко всему еще в отпуске числишься, так что развались посвободнее, пузо почеши, если чешется… — и тем же тоном продолжал: — Как на твой непредвзятый взгляд — кто это? Гангстеры или государственная служба?
— Совершенно не представляю, — подумав, сказал Мазур чистую правду. — Ты не посчитай за похвальбу, но я лучше в забугорных конторах разбираюсь, чем в отечественных. Специализация такая. Да и жизнь у вас на суше в последние годы такая запутанная, что сам черт ногу сломит.
— Резонно, — серьезно кивнул Кацуба. — Я вообще-то и сам не особенный спец по внутренней жизни, честно тебе скажу, так что другие землю роют, а я координирую да перед Глаголом один за всех отдуваюсь — и хоть бы кто спасибо сказал… Степаныч, тебе хамский вопрос задать можно?
— Смотря какой.
— Ты свою тещу, часом, вопреки массе анекдотов, по постелям не валяешь? Что таким зверем смотришь?
— Чего-то тебя, Артемыч, не туда понесло… — сказал Мазур сердито.
— Ну, а по-мужски? Она ж тебя на два годочка моложе, а вид таков, что наши лейтенанты стойку делают… — Он разглядывал Мазура холодными круглыми глазами. — Задумался ты, Степаныч… Прикидываешь, в чем тут подвох и с чего это я углубился в такие дебри, а? Так нету подвоха, полковник. Считай, во мне любопытство играет.
— Нашел время…
— Так мы же условились, что беседа насквозь неофициальная… Ладно, проехали. Чего-то я сегодня определенно глуповат… Так и прет из меня дурь. Считай, что я извинился. По всей форме. Так как, проехали?
— Проехали, — ответил Мазур несколько настороженно.
Вот и гадай, где тут подвох, — а он обязан быть, не тот майор простак…
— Как по-твоему, похожи эти орелики на иностранных шпионов? — совершенно безмятежно спросил Кацуба.
— Ну, это вряд ли.
— Что, так уж и не похожи?
— Нет, я неточно выразился, пожалуй, — сказал Мазур серьезно. — Я имел в виду, не верю нисколечко, чтобы иностранные шпионы столь весело и непринужденно резвились в городе. Даже в наши идиотские времена… Останавливать на трассе средь бела дня, нагло, под видом милиции, таскать по явкам… Нет, ерунда.
— Вот и мне так кажется, — кивнул Кацуба. — И всем прочим, кто занят этим веселым делом. Продукт исключительно отечественный. И отнюдь не мелкая шпана. Из твоего рапорта вытекает, что это профи? Непонятно, чьи профи?
— Уверен, — сказал Мазур. — Они вообще-то мне показались ребятами хваткими. И скрутили мы их только оттого, что они, полное впечатление, плохо представляли, с кем связались. Не было у них времени поиграть в полную силу… — Он немного подумал. — Или суть вовсе в другом. Я бы не стал очень уж категорично формулировать, но все равно кое-что прокачал по горячим следам… Первые наметки пойдут?
— Еще бы.
— Они прекрасно провели операцию по захвату, — сказал Мазур. — Все четко, грамотно, по высшему разряду. Но дальше все у них пошло наперекосяк, а это наталкивает на версию: они попросту столкнулись с чем-то, чему их не учили…
— Конкретнее, — серьезно сказал Кацуба, задумчиво прикрыв глаза и помахивая авторучкой.
— Их не учили защищаться, такое у меня осталось впечатление, — продолжал Мазур увереннее. — Со мной самим дело обстоит почти так же, я на девяносто девять сотых учен нападать, я могу защищаться, но вряд ли способен наладить грамотную оборону на серьезном объекте… Не моя задача.
— А противодиверсионные мероприятия?
— Противодиверсионные мероприятия и оборона — разные вещи, если вы… если ты понимаешь, что я имею в виду.
— Понимаю, — сказал Кацуба. — Дальше?
— Я бы сказал, для них явилось полной неожиданностью, когда допрашиваемые вдруг превратились в нападающих. Они элементарно растерялись. Но это профи, зуб даю…
— Профи, которые не привыкли к тому, что допрашиваемый вдруг превращается в атакующего… — помахивая авторучкой в такт, произнес Кацуба, словно пробуя эту гипотезу на вкус. — Профи, которые умеют нападать и теряются, когда на них самих вдруг совершен налет… А это интересно. Это версия. Потому что, если подумаем, отыщем конторы, отвечающие этим условиям, нет? Конторы, — подчеркнул он голосом. — Поскольку криминальным структурам, по идее, следует одинаково хорошо владеть приемами как нападения, так и защиты. По идее… А в жизни возможны варианты — оборзели, распустились, рассчитывают, что никто на них в жизни не нападет… Словом, версия твоя интересная, но однозначно не скажешь, а?
— Конечно. При минимуме информации…
— И отсутствии успехов в моей работе по делу, а? — усмехнулся Кацуба. — Это ты подразумеваешь в подтексте?
— Подразумевать — еще не значит упрекать, — сказал Мазур. — Я же понимаю, вы только начали…
— Ну, спасибо, что не упрекаешь, — крайне серьезно сказал Кацуба. — Положеньице у нас деликатное, хоть газетки помоев на нас льют вдесятеро меньше, чем в незабвенные времена угара перестройки, но все равно внутри страны приходится работать деликатненько, так, словно нас вовсе и нету… Вот, кстати. Тебя на завтра в РУОП вызывают. Повесточку привезли в штаб. Сам понимаешь, пришлось им передать чуток препарированные материалы по… — он помолчал, — по убийству в поезде. Вопросы у них, конечно, имеются, проще ответить, чем давить нашим авторитетам на ихних авторитетов…
— Понимаю, — тусклым голосом сказал Мазур.
— Съездишь, поговоришь, вряд ли они тебе что пришьют, ты же в любом случае — сторона пострадавшая…
— У тебя все? — спросил Мазур. Никакого желания продолжать разговор в этом направлении не было.
— Да вроде бы. — Кацуба задумчиво уставился в потолок. — Значит, к каким выводам мы пришли? Про иностранных шпионов не стоит думать даже в шутку. То, что у них оказался твой паспорт прикрытия, ясности не вносит — с равным успехом они могут оказаться и мафией, и государственной структурой… либо причудливой помесью того и другого: мафия плюс государственная структура в лице ее худших представителей, весьма нечестным образом подрабатывающих на стороне. Прецедентов хватает… — Он вновь принялся созерцать потолок. — Вот только при любом раскладе возникает сакраментальный вопрос: мотивы… Какие мотивы у них возникли, подвигнувшие столь бесцеремонно, столь нагло перехватывать вас всех прямо по дороге в аэропорт?
— А тесть с тещей что говорят? — спросил Мазур.
— Тесть уже ничего не говорит, с ним что-то вроде легкого микроинфаркта приключилось от всех переживаний, в нашу больничку увезли, в город… Теща покрепче, волевая женщина, Лобанов ее в пятом коттедже устроил, подождем, пока тесть оклемается, отправим в Питер военным бортом для надежности… — Кацуба играл авторучкой. — Так вот, выясняли у них одно: кто ты есть такой. Где трудишься, чем трудишься. Судя по записи, тесть твой в непритворном страхе за здоровье супруги успел выложить все, что знал: военный инженер, в данный момент находишься в рядах славного флота, поехал в отпуск с женой. Когда спросили про пресловутый паспорт на фамилию Минаева, он им сказал, что ты, насколько ему известно, инженер шибко секретный, с новой техникой дело имеешь постоянно, вот оттого-то, должно быть, фамилий у тебя больше, чем нормальному инженеру, даже военному, положено. Ну, за то, что пел соловьем, винить его трудно — попади-ка посторонний человек в такие игры… Ладно, вернемся к мотивам.
— А что — мотивы? — сказал Мазур. — Хотят меня нейтрализовать, как крайне неуместного свидетеля. Возможно, сели на хвост тогда, на перроне. Вели до базы… Не удивлюсь, если и на похоронах кто-то наблюдал.
— И узнав, что ты — военный, все равно решили подержать за адамово яблочко… В общем-то, и это меня не удивляет — нынче никто никого не уважает, нет прежнего трепета. Вот только… — Он замолчал и какое-то время таращился на Мазура с простецким видом. — Ты им, случайно, на хвост не наступал уже здесь, по возвращении?
— Каким образом? — пожал плечами Мазур.
— Любишь ты плечами пожимать, я уж заметил. Ладно, я сам не без вредных привычек — авторучку вон грызу, что твой хомяк… Степаныч, Прохора Петровича, то бишь Сергея Суховцева, не ты мочканул?
Мазур, сжав зубы, смотрел в пол. Плюха была неожиданной.
— Ну, что молчишь?
— А какие доказательства? — спросил Мазур, все еще не поднимая глаз.
Кацуба хохотнул:
— Доказательства в том, что нет никаких доказательств… Так чистенько и культурно положить кучу народу, не привлекая ни малейшего внимания и благополучно растворившись в ночной тиши, мог исключительно толковый специалист…
— Мало их нынче от мафиозников кормится?
— Многовато, — согласился Кацуба. — Только у тебя, в отличие от многих, еще и мотив есть… Был, вернее. А? И кре-епкий мотив-то. Я в свое время был малость южнее Панамского канала… ну, турпоездка такая выпала. Насмотрелся на тамошние нравы — народ горячий, такая вендетта из-за любого пустяка закрутиться может, а если не из-за пустяка, так вообще святых вон выноси, туши свет и лезь в бомбоубежище… Ты не ерзай, Степаныч, — сказал он резко. — Я, во-первых, не военный прокурор, а во-вторых, прекрасно понимаю, что улик против тебя нет никаких. Не те вы мальчики. А если уж предельно откровенно, то я на твоем месте сделал бы то же самое, точно тебе говорю. Еще и дом бы с землей сровнял… после всего пережитого. Не мое это дело — тебе мораль читать. Пусть читает тот, кто уличит, — а уличить тебя не смогут до двадцать второго столетия… Но если уж вокруг тебя — и вокруг серьезного объекта, кстати, — начались такие странности, знать я просто обязан. Посмотри на меня и кивни буйной головушкой — самую малость. Ну? Тебя это ни к чему не обязывает, а мне нужна полная определенность… Да ты не стесняйся, я на суше видел не меньше, чем ты на воде. В обморок не упаду и стучать не побегу. Альзо?
