Ознакомительная версия.
Усилиями большого коллектива сотрудников под руководством Гуськова пробный макет аппаратуры был изготовлен и настроен в заданные сроки, а затем направлен на испытания. Последующие пуски изделий производились с использованием разработанной в институте аппаратуры. Одновременно готовились чертежи опытных образцов. Предстояла большая работа на заводе. Т. к. Гуськов большую часть времени находился на полигоне, он поручил мне отслеживать ход работ по изготовлению образцов. Большую лепту в эту работу внесли такие мастера своего дела как П. М. Бурлак и бывший тогда главным инженером завода П. П. Нечаев, с которыми мне пришлось тесно взаимодействовать.
Выполненные институтом в то время работы по космосу позволили решить важнейшие общегосударственные задачи.
В своём рассказе о Гуськове я не затронул его работы по станции РТ, которые он осуществлял ранее, и за которые он впоследствии получил сталинскую премию.
Все выполненные в институте работы сделаны Гуськовым в первой половине его жизни. Здесь проявились его выдающиеся качества крупного организатора, талантливого инженера, человека неукротимой энергии. Я думаю, что любой специалист нашей страны мог бы гордиться тем набором осуществлённых замыслов, подобных тем, которые оказались по плечу Геннадию Яковлевичу Гуськову.
Своим повествованием я старался отразить всю сложность фигуры Гуськова. Очень бы не хотелось, чтобы Гуськов выглядел этаким приглаженным, положительным героем своего времени.
Интересно в этой связи мнение Гуськова о Королёве, с которым он встречался по работе и о котором он мне однажды поведал: «Слушай, – сказал он, – какой жесткий человек Королёв. Своим сотрудникам устраивает такие разносы…» «И что, помогает?» – спросил я. «Представь себе, часто помогает. Слова Королёва там – закон». Это мнение Гуськова практически совпадает с мнением исследователей личности Королёва. Я. Голованов пишет, что только после стартов первых космонавтов (т. е. после 1961 г.) Королёв начал меняться: «Короче и тише стали разносы, он больше стал прощать» и т. д. И далее, говоря о желании Королёва поменять жизнь и привычки, Голованов пишет: «Неужели он не понимал, что, увы, ничего у него не выйдет, что если он начнёт жить по-другому, это будет уже не он, а другой человек, что если он остановится на бегу, он перестанет существовать, ибо масса его покоя, как у нейтрино, равняется нулю» (Огонёк, 1990 г. № 2). Я не собираюсь сравнивать Гуськова с Королёвым, но последние слова из цитаты Голованова, мне кажется, приложимы и к Гуськову.
Он не устраивал разносы, но принципы прессинга применял, обиды часто не прощал. Может быть, поэтому от него ушли сначала Буняк, потом Разницын, Шестопалов и другие.
Георгий Викторович Кияковский
Г. В. Кияковский родился в 1920 г. Он рано лишился отца, который, по рассказам, погиб в боях с бандитами в начале 30-х годов. Закончив во время войны военный факультет МЭИС, был направлен в действующую армию. После демобилизации он вместе со своим однокурсником Л. И. Буняком поступил в ЦНИИ-108.
Попав в лабораторию А. А. Расплетина, Кияковский, как хорошо образованный и способный инженер, быстро нашёл своё место в разработках того времени. Когда встал вопрос о необходимости создания дальномерной системы для новой станции, Расплетин без колебаний поручил это дело Гере, как тогда все, знавшие его, называли Кияковского. И хотя понятие об измерении дальности радиотехническими методами тогда, безусловно, существовало, пути решения конкретных задач казались далёкими, загоризонтными. Были опубликованы отдельные статьи наших специалистов, имелись образцы иностранной техники и даже литература, изданная за рубежом, но всего этого было недостаточно для решения поставленных задач. Кияковскому предстояло создать фактически прецизионную технику, способную работать в полевых условиях при экстремальных климатических и механических воздействиях. Точность создаваемой аппаратуры по тем временам была очень высокой. Кияковский применил оригинальную многошкальную систему с делением частоты и импульсно-фазовой автоподстройкой, в результате чего были достигнуты все требуемые параметры сопровождения целей.
Когда я познакомился с Кияковским, ему не было ещё и тридцати лет. Это был человек выше среднего роста, хорошо сложенный, с гладкой причёской, зачёсанной набок. Поначалу мне казалось, что он большой любитель шутить. Помню, как в первые дни он меня спросил: «А вы уже прописались?» Я вопросительно улыбнулся. Тогда он обратился к Буняку: «Лёва, в чём сейчас состоит прописка?» Буняк, сделав серьёзную мину, изрёк: «Виктор, вам надо сходить в нашу мастерскую, они вас сразу же пропишут». И оба, Гера и Лёва, дружно захохотали. Потом, конечно, я неоднократно видел этот «метод прописки» в действии. И он тоже у меня вызывал смех. Как-то зазвонил телефон, и Гера взял трубку. Через некоторое время вышел молодой парень, техник, и Гера ему говорит: «Миша, звонила ваша девушка, спрашивала вас». Миша побежал вниз, думая, что девушка звонила из вестибюля. Приходит: нет, там её нет. Гера смеётся: «Что же вы не дослушали. Она вам назначила свидание на вечер». Коронный номер Кияковского состоял в следующем: Гера входил в комнату и, видя, что кто-то из сотрудников углублённо копается в схеме, никого не замечая, подходил и хлопал в ладоши, создавая эффект пробоя в схеме. Человек обычно вскакивал, а Гера смеялся.
К тому времени, когда я пришёл в институт, Кияковский и Буняк были уже аспирантами института. Основное внимание Кияковский как аспирант уделял разработке теории импульсно-фазовой автоподстройки частоты. Такая теория в более или менее законченном виде просто не существовала. Была статья В. Н. Горшунова, напечатанная незадолго до этого, в 1947 г. Горшунов тогда также работал в институте. Статья Кияковского опубликована в 1951 г. Имея теперь полные библиографические списки научных работ в области теории систем фазовой автоподстройки за 40-е и 50-е годы 20 в, мы видим, что среди отечественных работ первой была статья В. Н. Горшунова «Исследование области устойчивой работы синхрогенератора» («Радиотехника», 1947, т. 2 № 1), а второй – статья Г. В. Кияковского «О работе схем синхронизации телевизионных приёмников» («Радиотехника», 1951, т. 6 № 6)[25]. Используя аппарат уравнений в конечных разностях, Кияковский для линейного аналога системы ФАП выделил области устойчивой работы схемы, подтвердив это экспериментом. В дальнейшем эта статья Кияковского привлекла внимание исследователей, о чём я скажу чуть ниже.
Защита диссертации Кияковского происходила в помещении технической библиотеки, в нынешнем читальном зале. За столом сидел весь учёный совет во главе с А. И. Бергом. Плакаты были развешаны на решётках антресоли. Кияковский докладывал чётко, и защита прошла успешно.
По работе мне часто приходилось общаться с Герой. Это был мягкий, интеллигентный человек, решавший вопросы на основе логики, убеждения. Ему были чужды напор, тем более агрессивность. Он избегал обсуждения острых вопросов, связанных с личными отношениями сотрудников. Иногда мы шли домой после работы вместе. Дело в том, что он жил в доме на Рождественском бульваре, а я провёл всё детство и юность в одном из переулков между Сретенкой и Трубной улицей. Этот район был моей малой родиной, я его часто посещал, хотя уже жил в другом месте. Помню, в день смерти И. В. Сталина мы медленно шли с Герой по Сретенскому бульвару в направлении его дома. Были подавлены полученным сообщением и рассуждали, что будет дальше. Эпоха менялась, а перспективы не проглядывались. Остановившись у Сретенских ворот, мы увидели, что много людей движется в сторону Рождественского бульвара. Там был известный спуск, вблизи которого был дом Геры. Он мне сказал: «Я, пожалуй, пойду окольным путём, проходными дворами». Мы расстались, на следующий день узнали о возникшей давке и гибели людей.
В работе «Галактика» участвовали сотрудники 13 лаборатории под руководством Г. В. Кияковского, а также специалисты-антенщики. Это была первая работа в институте непосредственно в интересах изделий С. П. Королёва. Она была успешно выполнена в требуемые сроки. Создание опытных образцов вылилось в новую ОКР, вести которую поручили Г. Я. Гуськову.
Душевная сфера Георгия Викторовича была слишком тонка. Малейшее раздражение, и тем более несправедливость вызывали болезненную реакцию, которую, однако, внешне он редко проявлял. Его сдержанность и улыбку принимали за удовлетворённость, чего, по-видимому, на самом деле не было. Мы никогда не слышали от него рассказов о пережитом на войне, о фронтовых буднях, хотя знали о его контузиях и ранениях. Лишь однажды я был прямым свидетелем резкой смены его настроения, вызванной отголосками той войны. Были мы в командировке в Ленинграде и оказались в одной гостинице, но в разных номерах. Вечером, после работы ко мне постучали. Вошёл Гера: лицо его было искажено болью. «Что случилось?» – спросил я. «Голова разрывается на части. Нет ли у вас тройчатки или чего-либо подобного?» Тройчатки не было. Я ему предложил валидол, но он отказался. Сел на стул и сказал: «Проклятая контузия не отпускает меня через столько лет…» – «Может быть приляжете?» – «Нет», – и пошёл к дежурной искать лекарство.
Ознакомительная версия.