В сложившейся обстановке Ставка Верховного Главнокомандования приняла абсолютно правильное решение, возложив ответственность за оборону Одессы на Военный совет Черноморского флота. 19 августа был создан Одесский оборонительный район под командованием контр–адмирала Г. В. Жукова.
Гавриил Васильевич Жуков пользовался большим авторитетом не только в Одесской военно–морской базе, но и в городской партийной организации, да и вообще в городе. Это был старый моряк, участник гражданской войны. В последние годы он в числе других советских добровольцев успел повоевать в Испании. Контр–адмирал Жуков заслужил уважение и в Приморской армии.
На следующий день после создания Одесского оборонительного района я был назначен членом Военного совета OOP. В него вошел также дивизионный комиссар И. И. Азаров, а затем и секретарь Одесского обкома партии А. Г. Колыбанов. Обязанности между собой мы распределили так: Азаров ведал морскими делами, Колыбанов — использованием в интересах обороны местных ресурсов, а на меня была возложена ответственность за дела на сухопутном фронте. Это не означало, конечно, что кто‑либо из нас занимался лишь одними «своими» вопросами, не вникая в остальные. Все, что имело отношение к обороне Одессы в целом, касалось нас всех. Решения принимались единодушно, хотя нередко бывали и большие споры, в которых каждый высказывал и отстаивал свою точку зрения.
С 20 августа бои шли уже непрерывно. Особенно ожесточенными они по–прежнему были в полосе обороны дивизии Воробьева: не сумев взять Одессу с ходу и приступив к ее осаде, враг не оставлял надежды пробиться к городу кратчайшим путем. Естественно, что мне доводилось бывать в 95–й дивизии чаще, чем в других частях, и я знакомился здесь со многими замечательными людьми, узнавал о все новых и новых проявлениях мужества и подлинного героизма.
В одном из боев неприятельская пехота прорвалась к огневым позициям артиллерийского дивизиона старшего лейтенанта Георгия Наумова. Артиллеристы обычно не ходят в атаки — их дело поддерживать войска огнем. Но тут был особый случай, коммунист Наумов понял это и повел бойцов в контратаку. Кончилась она тем, что враг бежал, оставив на поле боя до трехсот убитых и раненых солдат.
Такую же высокую боевую доблесть показал младший политрук Четвертных. Заменив раненого командира, он в течение одного дня несколько раз поднимал красноармейцев в контратаки, и враг, намного превосходивший численно эту роту, был отброшен с большими потерями.
Нравилось мне, как вели себя в дивизии Воробьева офицеры штаба. В наиболее напряженные боевые дни, а таких в конце августа было немало, они, как правило, находились непосредственно в подразделениях, практически помогая менее опытным командирам или принимая на себя командование там, где кто‑то выбыл из строя. Не раз водил резервные подразделения в контратаки начальник оперативного отделения штаба дивизии капитан В. П. Сахаров. Одна из таких контратак — дело было 27 августа — помогла полку С. И. Сереброва вернуть утраченные на этом участке позиции.
В той обстановке, какая была под Одессой, долг командира или политработника не мог ограничиваться выполнением прямых обязанностей по должности. Когда враг начал теснить подразделения 287–го полка Чапаевской дивизии, секретарь полкового партийного бюро тов. Поляков заменил убитого пулеметчика. Именно этот пулемет помог остановить фашистскую пехоту на очень опасном участке прорыва.
В прославленной Чапаевской дивизии от поколения к поколению воинов передавались боевые традиции, складывавшиеся еще в огне гражданской войны. И теперь подвиги, память о которых бережно хранилась в полках, словно оживали, становясь примером для нынешних чапаевцев.
Начальник политотдела дивизии старший батальонный комиссар Н. А. Бердовский как‑то рассказал мне о пулеметчике Вафине, который перед боем любил напомнить бойцам своего расчета:
— Так что значит воевать по–чапаевски? А вот что! Не хватит патронов — будем бить врага гранатами. Кончатся гранаты — пойдет в дело штык, а то и приклад. Но все равно врага будем бить!
Пулеметный расчет коммуниста Вафина отличился при отражении многих фашистских атак. Такие, как он, передовые бойцы и приумножали своими делами чапаевские традиции.
Чувство гордости за наших людей вызывала у меня каждая встреча с летчиками 69–го истребительного авиаполка. Это была единственная авиационная часть (если не считать небольшого подразделения гидросамолетов), базировавшаяся на территории одесского плацдарма. Но не только поэтому летчики 69–го полка пользовались особой славой и почетом. В полку, воспитавшем многих Героев Советского Союза, во всем чувствовалась исключительная сплоченность, каждый здесь самоотверженно шел на выручку товарищу, все жили единой заботой о том, чтобы самолеты были готовы к бою.
А самолеты были отнюдь не новейшие, в большинстве И-16. В боях они получали много повреждений. Однажды вечером оказалось, что во всем полку лишь пять истребителей способны подняться в воздух — остальные требуют восстановительного ремонта. Но рано утром уже поступил доклад: «Двадцать три самолета готовы к выполнению боевых заданий». Это означало, что за ночь инженеры, техники и механики сумели вернуть в строй 18 боевых машин.
В авиационном полку было около 65 коммунистов, и командир полка майор JI. Л. Шестаков (ставший вскоре Героем Советского Союза) всегда подчеркивал:
— Сила нашего боевого коллектива — в крепкой парторганизации, в том, что и у летчиков, и у техников перед глазами пример коммунистов.
Образцом воина–коммуниста, наряду с отважным командиром полка, был для летчиков их военком батальонный комиссар Н. А. Верховец. Нередко он возглавлял группы самолетов, вылетавших на боевые задания.
После того как OOP получил дивизион реактивных минометов («катюш»), летчики стали добиваться, чтобы им разрешили применить реактивные снаряды с самолетов — при штурмовках вражеских войск. Это предложение было неожиданным, но старший в оборонительном районе авиационный начальник комбриг В. П. Катров убедил меня, что оно вполне осуществимо. Авиаторы прикрепили к плоскостям И-16 пусковые балочки, и к каждому самолету можно было подвешивать по четыре снаряда. Использование «эрэсов» при штурмовках дало прекрасные результаты.
Мы старались, чем только можно, помочь нашим летчикам, сократить потери единственного авиаполка Приморской армии, очень для нее важного. Когда аэродром истребителей оказался под артиллерийским обстрелом, для самолетов были построены железобетонные укрытия. Впоследствии был оборудован и новый аэродром в черте города.
Не меньшей, чем полк истребителей, любовью всех защитников Одессы был окружен и армейский артиллерийский полк майора Н. В. Богданова. У нас долго не было почти никаких резервов, и богдановский полк в какой‑то мере их заменял: его выдвигали туда, где особенно наседал враг, где требовалась помощь. В стрелковых частях часто приходилось слышать: «Если богдановцы поддержат — выстоим!»
Известен был этот полк и противнику. Помню, один пленный капитан дал такие, например, показания:
— Наше командование назначило особую награду тому, кто точно укажет командный пункт Богданова или местонахождение его лично. Еще большую награду получит тот, кто доставит Богданова живым или мертвым.
Майор Богданов славился в армии и личной храбростью и талантом артиллериста. Этим все восхищались. Но, мне кажется, успехи его полка в огромной мере определялись также и отношением командира к подчиненным. Богданов был весьма требователен к ним и в то же время прост, доступен, очень внимателен к людям. Он отечески любил своих артиллеристов и не стеснялся этого чувства. Помню, когда на глазах у командира полка одна из батарей подбила четыре танка, причем особенно отличились сержант Мешков и наводчик Сидоренко, майор Богданов, выскочив из окопа, подбежал к ним и горячо расцеловал обоих.
Кто бывал на фронте, тот знает: за такого командира бойцы пойдут в огонь и в воду.
Очень трудным, очень жарким, хотя и совсем не потому, что нас припекало южное солнце, был одесский август сорок первого года. Но он стал и месяцем, когда защитники Одессы, выдержав первые боевые испытания, почувствовали свою сплоченность и силу. И, как всегда бывает у нас в трудные дни, многие беспартийные бойцы и командиры стремились стать в ряды коммунистов, отлично сознавая, что после этого спрос с них будет вдвойне и втройне.
«Клянусь не выпускать из рук оружия, пока враг не будет окончательно уничтожен», — писал в своем заявлении разведчик Яковлев. «Лучше погибну, но не отступлю перед врагом», — заверял партию красноармеец Филенко. За август партийные организации Приморской армии пополнились 866 молодыми коммунистами.
