— И чтобы мордой по асфальту, а? — мстительно сказал Мазур. — Чтоб не вынюхивал, педик…
— А он еще и педик?!
— От нормального дама с любовником по гостиницам не пряталась бы… — сказал Мазур. — Значит, заметано?
— Да моментом! Еще и охранника подпишем… Вы не беспокойтесь, сидите тут, как за каменной стеной, а в одиннадцать Колян за вами подскочит… — улыбнулась, наспех зацокала каблучками по коридору.
Захлопнув дверь и повернув ключ на два оборота, Мазур сказал:
— Все. Уходим, — сорвал телефонную трубку, накрутил «02», успев помолиться богу, чтобы номер не оказался занятым. — Але, дежурный? Это охрана, из «Центральной». У нас тут буянит один шибко из себя деловой, ревнивый муж, что ли, орет, будто застукал жену с кем-то, сейчас гранату в номер кинет… А у него и точно граната, показал, гад, и опять спрятал… Да откуда я знаю, макет там или настоящая, проверять на себе, что ли? Высокий такой, в кожане, с ним еще парочка, на вишневой «девятке», номер я отсюда вижу… ага, М 563 ХЯТ… вы там в темпе подъезжайте, а то они тут натворят дел, гранатометчики хреновы…
Бросил трубку на рычаг, благословляя свой инстинкт, отчего-то велевший все это время таскать в кармане гранату — про запас, на всякий случай…
Джен уже стояла одетая, с его пистолетом в руке. Мазур кивком показал ей на выключатель. Свет погас везде, кроме ванной, — и его было достаточно. Держа банку над ванной, Мазур одним ударом отсек от нее верхнюю треть и ухитрился при этом не забрызгаться хлынувшим пивом. Размотал колечко толстой лески, велел:
— Бутылки сюда! Живо!
Остановился на миг в нелепой позе, собравшись одновременно двигаться в двух разных направлениях. И все же подскочил сначала к окну, почти бесшумно распахнул первую раму, открыл шпингалеты второй, предварительно как следует пошуровав лезвием ножа между подоконником и створками, чтобы легче открылось потом. Окна, конечно же, были не заклеены на зиму — когда это в наших гостиницах простирали заботу о постояльцах столь далеко?
Свалка в вестибюле будет та еще. Ребятки постараются добросовестно отработать немалые денежки. Но «ревнивый муж» и его спутники, несомненно, быстренько поймут, в чем дело, и начнут махать жуткими удостоверениями. Предположим, это им поначалу не особенно и поможет — однако рано или поздно добьются своего. Скоренько расколют и Таньку, и Эльку. «Вас обоих обрисовал в точности». Еще бы… Ладно, будем надеяться, что милиция подкатит вовремя и добавит переполоху…
Но быстро же прикатили! Вычислили или в гостинице еще со старых времен остались стукачи? Черт, какая разница…
Сноровисто и быстро сделал «натяжку» — граната с выдернутой чекой покоится в банке, примотанной к ножке тумбочки у двери в ванную, вокруг расставлены закупоренные бутылки шампанского, вся эта машинерия связана с дверной ручкой. Когда выломают дверь — хватит и грому, и звону, и летящих осколков стекла…
Для безвинного гостиничного персонала нет ни малейшей опасности — даже самый неопытный оперативник в такой ситуации кинется вышибать дверь самолично, персонал моментально (и справедливо) будет заподозрен в сговоре с беглецами и отстранен от любых действий…
Приблизил лицо к холодному стеклу. Окна выходят на задворки гостиницы — кухня-пристроечка к главному зданию, гаражи, огромные мусорные баки… А отчего это худая бродячая собака вдруг встрепенулась, поджалась, уставилась в сторону?
Но выбора не было. Мазур распахнул створку, вскочил с ногами на кресло. До земли было метра два — первый этаж невысокий… Вроде тихо…
— Давай! — мотнул он подбородком.
Джен, не колеблясь, вскочила на кресло, встала коленкой на подоконник. В лицо ударила вечерняя прохлада. Спрыгнула во двор, присела, но тут же выпрямилась, обернулась к нему.
Мазур, аккуратненько перенеся ногу через подоконник, прыгнул следом. Во дворе было темновато, большинство выходивших в него окон не горели. Он забрал у Джен пистолет, опустил руку, прижав глушитель к колену, повернулся к зданию левым боком — кто-то уже приплюснул любопытную физиономию к окну первого этажа, но свет в комнате погасить не догадался, и оттого, ручаться можно, ничего не видел. Ох ты, да он же еле тепленький… Порядок.
Несколько секунд он чутко прислушивался, махнул Джен, и они направились заранее присмотренной дорожкой, мимо мусорных баков, к гаражам, откуда без проблем могли попасть во дворы прилегающих домов. Собака шарахнулась — но не от них…
Из-за гаража выдвинулась темная фигура — на уровне пояса тускло сверкнул вороненый металл — окликнула, еще без уверенности, подчиняясь рефлексу гончей:
— Эй, там! А ну-ка, сюда…
Мазур нажал на курок. Фигура подломилась в коленках, застыла, потом невероятно медленно рухнула на усыпанный кухонными отбросами асфальт. Какую-то долю секунды Мазур пребывал в жуткой растерянности — что, если все же случайный прохожий? Но когда на асфальт со стуком упал «Макаров», отбросил всякие сомнения. Подтолкнул Джен, и они бросились мимо гаражей.
Двор, в дощатой беседке брякает гитара, светятся огоньки сигарет, кто-то заухал вслед:
— Ат-тю-тю-тю! Лови, держи!
И несколько молодых пьяных голосов жизнерадостно заржали. Они пробежали мимо, завернули за угол.
— Стоп, — сказал Мазур. — Не беги…
Дальше была одна из центральных улиц.
Ярко светят уличные фонари, прохожих еще немало… Они двинулись к недалекой автостоянке, стараясь не выделяться излишней поспешностью. Сзади заливисто взвыла сирена. Мазур напрягся.
Две бело-синие милицейские машины — впереди уазик, за ним «жигули» — промчались в сторону гостиницы, завывая и озаряя все вокруг мельтешением мертвенно-синих вспышек проблесковых маячков. «Вперед, ребята, вперед!» — мысленно поторопил их Мазур.
На стоянке была тишь, гладь да божья благодать. Мазур поднялся по деревянной лесенке к будке сторожа, подал квиток и документы на машину — которые ему тут же вернули вместе с ключами. Джен стояла у «семерки», зачем-то приложив руку к правому карману куртки, словно пыталась помешать выскочить оттуда какому-то зверьку.
— Что такое? — спросил он, отпирая дверцу.
— Рация пищит… — шепотом сказала она.
— Ага, — сказал Мазур. — Вспомнили, наконец, о подельничке… — Взял у нее рацию, воровато оглянулся на будку сторожа, присел на корточки, делая вид, что осматривает покрышку. И сунул рацию под стоявшую рядом «Ниву». — Ну, пусть себе пищит. Интересно бы послушать, о чем они там болтают, но нам это вряд ли чем-то поможет. Садись.
Распахнул перед ней дверцу, стал обходить машину со стороны капота…
Сзади, в той стороне, где гостиница, упруго бахнул взрыв — не столь уж и шумный, на улице хватало машин, далеко было до полуночной тишины… И все же рвануло на совесть, сторож даже выскочил из своего курятника на крохотную площадочку, уставился в ту сторону, но ничего не увидел, дома заслоняли. Окликнул Мазура, не успевшего сесть за руль:
— Эй, ты не видел, что там?
— А черт его знает, — как мог равнодушнее отозвался Мазур. — На выхлоп похоже…
— Да какой там выхлоп! Тут взрывом пахнет!
— Тебе виднее, — еще равнодушнее сказал Мазур. — Я в армии не служил, мне без понятия…
Сел за руль и не спеша вывел машину со стоянки. Свернул налево, доехал до светофора, еще раз свернул налево, направляясь к восточной окраине города, где, как они видели днем, по той самой М-134 то и дело проходили большегрузные грузовики, и на запад, и на восток, многие въезжали в город или выезжали из него…
Джен чуть нервно рассмеялась.
— Что такое? — обеспокоенно спросил Мазур.
— Бог ты мой, сколько было шоколада, фруктов и шампанского…
— Все это уже на стенках, — сказал он. — Ничего не имею против, если бы к этому натюрморту добавились украшеньицем чьи-то мозги…
— А кассеты… — спохватилась она.
— Куда же я еду? — ухмыльнулся Мазур. — Нам по дороге, не забыла? Здесь я их ни за что не брошу…
— Может, мимо гостиницы проедем?
— Опомнилась… Знаешь, это уже излишняя роскошь и даже где-то садизм.
Глава двадцать шестая
Романтики большой дороги
Сумку он заполучил назад до смешного легко — протянул мятый квиток, на котором значилось «Сташук» и еще что-то, вовсе уж неудобочитаемое, хмурая тетка, бормоча: «Кирпичей напихал, что ли…», принесла и хлопнула на железный прилавок самую обыкновенную на вид коричневую сумку, в которой лежали автомат, оставшиеся гранаты и бомба, коей предстояло уничтожить немало карьер, в том числе и за океаном. Хлопнула так, что Мазур непроизвольно скривился, хотя и знал, что германская трещотка выносит более худшее обращение, а гранаты, само собой, без запала. Тетка, подметив его гримасу, забурчала с некоторой надеждой на перебранку, способную ей скрасить нудное вечернее дежурство:
