И в дни, когда японский флот безостановочно и самозабвенно, не жалея сил, средств и времени, энергично осваивал все технические и тактические новшества европейских флотов, когда отрабатывал искусство на удивление слаженного и четкого маневрирования и перестроений (приводившее с началом войны в изумление русских моряков), когда добивался предельно возможной высокой скорости стрельбы из орудий и искусного управления огнем всей эскадры, русские корабли в Порт-Артуре, словно по каком-то вредительскому сговору, замерли без движения в гаванях и бассейнах.
На их долю оставались лишь рейдовые учения, которые полноценной боевой подготовки в море заменить не могли. Вот к такому, с позволения сказать, все более ветшавшему наследию славы предков должен был приобщаться "Цесаревич", придя в Порт-Артур, с таким "багажом" боевой подготовки предстояло ему вступить в войну. В ночь на новый 1904 год "Цесаревич" оставался на рейде с броненосцами "Полтава" и крейсерами "Баян", "Новик", "Боярин". Учеба, хотя и на якоре, шла напряженная. В башнях и погребах работали у подачи, освещали подозрительные цели в море, играли "дробь-тревогу" — общее отражение минной атаки. Но миноносцев при кораблях не было. Уроков дозорной службы и поиска противника в море не проводили.
31 декабря было объявлено о производстве значительного числа матросов-специалистов в очередные статьи и звания. Совершались и традиционные офицерские повышения в чинах. Старший офицер лейтенант Д.П. Шумов, став капитаном 2 ранга, из обер-офицеров перешел в категорию штаб-офицеров. Это было заслуженной наградой за труды по организации на кораблях правильного порядка службы. 2 января, исчерпав, по-видимому, отведенное ему время пребывания в кампании (надо было дать поплавать и другим кораблям), "Цесаревич" спустил брейд-вымпел старшего на рейде и перешел во внутреннюю гавань. Здесь вплоть до 29 января, не прекращая учений, занимались погрузкой угля.
Тем временем ход событий начал неожиданно убыстряться. Японцы все откровеннее бряцали оружием, их агрессивность в пропаганде в стране и на продолжавшихся переговорах (хотя Россия сделала заметные уступки)заставляли думать, что она уже готова начать войну. Во многом эту обстановку спровоцировало безответственное поведение известной "безобразовской шайки" во главе с новым любимцем царя "статс-секретарем" A.M. Безобразовым. Чтобы исправить положение, пришлось пойти на уступки в переговорах, но сделано это было слишком поздно. Япония уже искала повод к войне (подробности обстановки в тот момент разобраны в книге Б. А. Романова "Очерки дипломатической истории русско-японской войны. 1895–1907. М.-Л., 1947).
Не выдержав обострения обстановки и уже не боясь нарушить планы петербургской "экономии", наместник 17 января 1904 г. (дублирующий приказ начальника эскадры № 40 от 19 января) предписал начать кампанию практически всей эскадре. К уже находившимся в кампании с начала 1904 г. "Полтаве", "Петропавловску" и большинству крейсеров начали присоединяться "Победа", "Енисей", "Диана" (18 января), "Пересвет", "Ретвизан" (19 января), "Цесаревич", "Амур" (20 января).
К исходу дня 19 января эскадра готовилась к бою. Вечером для проверки светомаскировки на полчаса скрыли все огни. Сообщение с берегом разрешалось только с 6 час. утра. Днем 20 января с "Петропавловска" для всей эскадры (общий буквенный позывной "03") был сделан сигнал: "Приготовиться к походу, взять провизии на 3 суток, завтра в 8 утра иметь 10 уз хода." К 8 час вечера прекратили сообщение с берегом. В дежурство по эскадре вступил транспорт "Ангара", боевое освещение на ночь обеспечивали "Паллада" и "Ретвизан". Ночью до утра съемки с якоря в море находилась канонерская лодка "Гиляк".
Ранним утром 21 января последовательно снялись с якорей и ушли в море крейсеры "Аскольд", "Диана", "Баян". В 7 час. 30 мин. с "Петропавловска" было приказано приготовиться к съемке с якорей, а в 8 час. последовал сигнал "Сняться с якоря всем вдруг". Уже через 5 минут эскадра дала ход. На рейде остались проводивший испытания машин броненосец "Севастополь" (его преследовали затяжные неполадки из-за конструктивных дефектов) и 7 миноносцев, а также охранявшие рейд канонерская лодка "Гиляк" и транспорт "Ангара".
Первая тихоокеанская эскадра в походе
Броненосцы шли в строе двух кильватерных колон (расстояние 3 каб.): в правой "Петропавловск", "Полтава", "Цесаревич", в левой "Пересвет", "Ретвизан", "Победа". Не было в их составе ни "Императора Александра III" (он вполне мог бы совершить поход вместе с "Цесаревичем" или следом за ним), ни бедствовавшего нелепым образом в Средиземном море "Осляби", ни отправленных в декабре 1901 г. как бы "для ремонта" (хотя давно бы следовало иметь для этого средства на Дальнем Востоке), но так и не вернувшихся броненосцев "Наварин" и "Сисой Великий".
Крейсера шли впереди, образуя цепь с расстоянием 10 миль между кораблями и ближайшим к эскадре "Баяном". "Боярин" и "Новик" держались при эскадре, в расстоянии 6 миль от нее шли 10 миноносцев, составлявших два отряда. "Амур" и "Енисей" для поддержания радиосвязи с Порт-Артуром следовали за эскадрой в расстоянии 10 и 30 миль. Документы опровергают встречавшиеся (даже из уст участников) утверждения о бесполезности и бесцельности похода, в котором будто бы даже не проводилось никаких эволюции. В действительности О.В. Старк "дрессировал" свою эскадру столь же неустанно и безостановочно, как это делал в начале капании 1903 г. и свидетельство тому — флагманский и вахтенный журналы.
Сменяя сигнал за сигналом, взвивались на фалах "Петропавловска" приказания о поворотах, переменах строя, перестроениях в новый порядок, изменениях курса. К вечеру все шесть броненосцев, имея на правом фланге "Петропавловск", образовали строй фронта. Миноносцы занимались эволюциями по командам их отрядных начальников. Когда головной "Аскольд" открыл Шантунгский маяк, эскадре было приказано лечь на обратный курс. В ночном плавании эволюции продолжали по вспышкам цифровых сигналов с "Петропавловска".
Адмирал неустанно следил за точностью и своевременностью маневров и продолжительностью исполнения сигналов. За отставание и несоблюдение строя замечания получили не только новичок "Цесаревич", но и имевший опыт совместного плавания "Ретвизан" и некоторые крейсера. Утратив часть прежних навыков и боясь столкновений, корабли непроизвольно "оттягивали". Компактного строя не получалось. Стрельб и учебных атак не проводили — надо было сначала восстановить умение маневрировать. Экономия и здесь сказала свое слово — весь поход прошел с более, чем умеренной 10 уз. скоростью, а в начале плавания и при подходе утром 22 января к бухте Талиенван шли и вовсе 9,5–7,5 уз ходом.
Придя на внешний рейд, встали на якоря по заранее назначенной диспозиции и приступили к пополнению запасов угля с подведенных к кораблю барж. Утром 24 января "Цесаревич" довел запасы угля до предельной 1270-тонной величины. В воскресение 25 января в 21 час последовал сигнал подготовиться к отражению минной атаки. Башенные орудия, как и прежде, не заряжали (так как разрядить их можно было только выстрелом), 152-мм — тоже. Скрыли все огни. Казалось, что эскадра была готова отразить внезапную атаку. Но так только казалось. Корабли стояли слишком тесным строем, ни сетей, ни портового защитного бона не установили. Не было и дозорный цепи из миноносцев или хотя бы корабельных минных катеров.
Между тем, обстановка диктовала необходимость именно такой полной и глубокой обороны. Еще разумнее было бы вообще увести флот в гавань, чтобы не давать японцам соблазна произвести внезапную атаку без объявления войны. Ведь пренебрежение нормам международного права японцы продемонстрировали еще при начале войны с Китаем в 1894 г. Независимо от надежд на мирный исход переговоров с Японией эскадра не должна была подставлять себя под удар.
Умело маскируя свои действительные намерения, японцы в конце 1903 г. лишь выбирали удобный момент для нападения. Ожидания кончились, когда "Ниссин" и "Касуга" прошли Малаккский пролив. С получением 22 января от японского консула в Чифу известия об уходе русской эскадры из Порт-Артура в Японии состоялось чрезвычайное совещание под председательством императора. Уход русской эскадры в неизвестном направлении давал основание обвинить Россию в агрессивных намерениях. Было решено использовать этот факт как повод к войне. В Петербург послали телеграмму об отозвании посланника. Армия и флот в тот же день получили указ о начале военных действий.
В Порт-Артуре об этом, конечно, не знали. Флот упорно, дабы ничем не повредить политике миротворчества, оберегали от всякой тревожной информации, в особенности от регулярно поступавших из Токио донесений военно-морского агента капитана 2 ранга А.И. Русина (1861–1956). Они давали картину безоговорочно решенного и осуществлявшегося в масштабах, исключавших всякие сомнения и уже необратимого процесса подготовки к развязыванию войны. Но и не зная всего, начальник эскадры сознавал неустойчивость положения. К несчастью чиновно-угодническая система управления в духе худших обычаев бюрократии не позволила адмиралу набраться необходимого гражданского мужества и принять для безопасности эскадры те меры, которые его прямо обязывали статьи устава.
