Как совсем недавно, при формировании 2-й Тихоокеанской эскадры, встречались офицеры разных флотов и кораблей, как и теперь кают-компания "Цесаревича" объединила участников самых разных событий минувшей войны. Подбор их был сделан, надо признать, почти безукоризненно. Флаг-офицером штаба отряда был мичман князь А.А. Щербатов (1881–1915), проявивший выдающиеся примеры храбрости в бою Владивостокских крейсеров 1 августа 1904 г. "Вот уж наш князь… этот действительно". — так с восхищением отзывались о нем после боя матросы крейсера "Россия". Но по каким-то неведомым причинам обещавшая успех карьера князя быстро прервалась, он ушел в запас и умер в своем имении.
Флагманским штурманом отряда стал лейтенант С.И. Фролов, бывший во 2-й эскадре старшим штурманом крейсера 2 ранга "Кубань", а затем служивший на броненосце "Чесма". Он в 1900 г. окончил гидрографическое отделение Морской академии. Особый смысл имело и назначение командиром "Цесаревича" капитана 2 ранга Н.С. Маньковского, ранее командовавшего в эскадре З.П. Рожественского крейсером 2 ранга "Кубань".
Неожиданным на первый взгляд возвышением на такую престижную должность командира вспомогательного крейсера всему офицерскому корпусу давался проявленный Н.С. Маньковским пример истинного — без страха и упрека — выполнения своего долга."Кубань" и такой же крейсер "Терек" 9 мая 1905 г. приказом З.П. Рожественского были отделены для крейсерских действий у входа (в расстоянии до 100 миль) в Токийский залив.
Готовые к смертельному бою с крейсерами, которые японцы могли выслать против этих кораблей, они полностью выполнили боевой приказ и оказались последними кораблями флота, которые даже после цусимского разгрома продолжали свои боевые действия. "Улов", правда, был невелик — ведь японская военная машина, раздавив Порт-Артур, уже не нуждалась в столь усиленной западной подпитке, как в начале войны. Но это не умаляет подвига кораблей, исполнивших свой долг. Подвиг оценили по заслугам. Н.С. Маньковский за отличие по службе был произведен в капитаны 1 ранга и получил в командование "Цесаревич".
Старшим офицером "Цесаревича" стал капитан 2 ранга барон В.Е. Гревениц (1873–1916), отличившийся в должности старшего артиллериста крейсера "Россия". Первым на флоте он еще до войны указывал на необходимость готовиться к стрельбам на увеличенные (до 60 каб.) расстояния. Но он не мог тогда пробить стену рутины. Его помощником (введение этой должности было еще одним уроком минувшей войны) назначили лейтенанта гвардейского экипажа С.Н. Тимирева, участвовавшего в войне в должности штурмана броненосца "Победа".
Крейсер "Варяг" был представлен двумя его прежними старшими специалистами (ими они стали и на "Цесаревиче") артиллеристом С.В. Зарубаевым и штурманом Е.А. Беренсом (1876–1928). С "Кубани" (несомненная протекция командира) пришли младший штурманский офицер лейтенант А.Н. Минин и вахтенный офицер лейтенант М.П. Арцибушев.
С погибших кораблей 2-й эскадры — "Адмирала Нахимова", "Урала" и "Владимира Мономаха" были младший минный офицер лейтенант П.И. Михайлов, вахтенные офицеры лейтенант барон Б.Г. Шиллинг и лейтенант Г.Н. Пелль (1885–1930). Семья Пелль дала флоту трех братьев участников той войны. Из них Николай служил на "Ретвизане", а Петр, будучи старшим минным офицером заградителя "Амур", погиб под Порт-Артуром при постановке мин с плота.
На должность ревизора назначили лейтенанта с "Дианы" Г.Р. Шнакенбурга. С погибших в Порт-Артуре кораблей пришли ставшие там лейтенантами С.А. Небольсин. E.G. Гернет (1882–1943), А.А. Зилов, К.В. Ломан, В.И. Дмитриев, а также оба врача Г.Н. Иванов (с "Ангары") и Н.В. Лисицын (с "Новика"). Непростые готовила им судьба биографии — от белой эмиграции до сталинских репрессий. Единственным офицером из прежнего состава "Цесаревича", его легендой и всеми уважаемым ветераном остался старший судовой механик П.А. Федоров, который все еще не был представлен за свой подвиг к георгиевскому ордену.
По примеру "Цесаревича" обновили и весь офицерский состав остальных кораблей. В командование "Славой" вступил капитан 1 ранга А.И. Русин. Это он все предвоенные месяцы не переставал докладывать о нарастающей японской подготовке к развязыванию войны, что, однако, не могло поколебать безмятежную самоуспокоенность верхов Морского министерства.
Командиром "Богатыря" в обход многих достойных»-этой должности участников войны и по несомненной гвардейской протекции стал капитан 1 ранга В.К. Гире (1886–1918). В войне он не участвовал, но в 1898–1903 гг. командовал императорскими яхтами "Марево" и "Штандарт". Велико было влияние рода Гирсов на флоте, один из его представителей, лейтенант А.В. Гире (1876–1905), геройски погиб в Цусиме на броненосце "Орел".
Карьере В.К. Гирса не помешала даже авария "Богатыря", произошедшая в 1908 г. В 1913 г. он стал начальником артиллерийского отдела ГУК, а в 1916 г. начальником ГУК. Погиб он в первой волне красного террора. Его сын И.В. Гире (1902–1976) все же сумел пройти антидворянские рогатки и стать известным ученым-кораблестроителем.
Независимо от всех возможных протекций (включая и участие в них министра А.А. Бирилева), офицеры были полны желания приложить все силы для обновления флота. Каждый, конечно, понимал это обновление по-своему и по-разному выражал свое мнение. Одни высказывали его в своих показаниях и донесениях в следственной комиссии по расследованию обстоятельств двух главнейших сражений войны — 28 июля 1904 и 14 мая 1905 г., другие излагали его в своих ответах на разосланный ГМШ обширный вопросник, обменивались мнениями в кают-компаниях, на собраниях ИРТО и Лиги обновления флота.
Делались обобщения на страницах журналов, газет, выпускали первые книги воспоминаний о войне. Далеко не все выглядело столь однозначным, как это может показаться сегодня. Краткий период воцарившейся тогда свободы слова позволял людям высказываться, но власть сама себя разоблачать не собиралась. Ведь шесть японских "лучше" и восемь русских "не", прозвучавшие в комиссии адмирала И.М. Дикого (по разбору обстоятельств боя 28 июля) и тринадцать роковых промахов, вменявшихся лично З.П. Рожественскому в постановлении следственной комиссии вице-адмирала Я.А. Гильтебранда (по делу о Цусиме) оставались спрятанными под сукном до 1917 года. А потому В.И. Семенов в свой знаменитой "Расплате", вышедшей, кроме русского, еще на четырех европейских языках, счел возможным занять позицию защитника З.П. Рожественского.
Недалеко ушел от него и лейтенант Б.К. Шуберт, который в своих размышлениях о причинах поражения в Цусиме почему-то не находил в произошедшем никакой вины адмирала, а свою интересную книгу (Б. Ш-т, "Новое о войне", С.-Петербург, 1907) с глубоким уважением посвящал "своему бывшему Командующему и учителю".
В чем автор был безоговорочно прав, — так это в своем недоумении перед медлительностью министерства в осуществлении давно, казалось бы, назревших реформ. "Год прошел совершенно даром…" — писал он в августе 1906 г. (с. 169). И потому, наверное, чтобы хоть как-то проявить свое движение к переменам, в министерстве торопили уход в море гардемаринского отряда. Не теряя времени, приступили к ревизии состояния техники и вооружения на "Цесаревиче" по возвращении его с Дальнего Востока.
25 февраля, а затем и 7 и 10 марта 1906 г. артиллерию корабля осматривали специалисты МТК и представитель Обуховского завода полковник А.П. Меллер. Специалист высочайшей квалификации, он в продолжение осады Порт-Артура без устали занимался исправлением и усовершенствованием артиллерии кораблей и сухопутного фронта.
Велико же, надо думать, было его удивление, когда оказалось, что в итоге войны пушки броненосца не претерпели сколько-либо заметного износа. Их словно усиленно оберегали от боя. Незначительные выбоины (глубиной до 8 мм), обнаруженные на стволах 305-мм орудий носовой башни, были признаны для их прочности безвредными. Осмотр оптическими приборами и обмер специальными контрольными калибрами ("звездками") никаких повреждений внутри каналов стволов не обнаружил. Пушки кормовой башни были и вовсе в полной исправности. Каждое орудие сделало не более 50 выстрелов, и необходимости в их замене не было.
Но тогда уже никто, конечно, и не подумал вынести на этот счет "частное определение" в адрес бывшего "боевого" командира Иванова, признавшего, как мы помним, повреждения "Цесаревича" "чудовищными", а сам корабль — совершенно неспособным вести бой. Иначе говоря, корабль, от которого во многом зависел исход боя 28 июля, а с ним и судьба империи, вернулся с войны, так и не применив своего главного оружия — тяжелой артиллерии. "Экономия" была достигнута образцовая. И в пору задать абсурдный вопрос — а стоило ли вообще строить этот корабль и посылать его на войну?
Комиссия установила, что половина 152-мм пушек имела наружные выбоины глубиной 4,6–6,3 мм, которые со временем могут стать причиной образования в металле стволов нежелательных перенапряжений. Но от замены их (№ 306, 318, 322, 324, 325). как это предлагал артиллерийский приемщик МТК штатный наблюдающий по артиллерии капитан Е.П. Авраамов, отказались. Мотив и тут оказался прост — министерство не имело средств на заказ новых орудий. Ограничившись лишь рекомендацией сменить переднюю оболочку у орудия № 306, у всех других орудий (это был один из самых горьких уроков войны) предложили заменить подъемные механизмы. Это была беда всех 152-мм пушек системы Кане.
