Проходило одно их тех мероприятий, на которых фирмы устраивают презентацию своих новых записей. С демонстрацией наиболее удачных отрывков, вопросами к исполнителям и краткими беседами (small talk) с публикой. В данном случае речь шла о моём только что записанном Вивальди-CD. Официальная часть уже закончилась, публика разбилась на маленькие группки. На презентацию пришли люди преимущественно пожилого возраста, поэтому мне сразу бросилась в глаза троица молодых людей, державшихся в сторонке, но всё же улыбавшихся мне. Два парня и девушка. Возможно, они попали туда случайно, во всяком случае, впечатления завзятых любителей барокко они не производили. Конечно, молодые люди даже не предполагали, что я к ним подойду и спрошу, понравилась ли им музыка.
Смущённые улыбки, — они не знали, что сказать. Потом один из них всё же осмелился. Ну да, сказал он, вы изрядно попотели со своей скрипкой, и у этого Вивальди, надо признать, и впрямь классный драйв, очень прикольный тип. Но это не наша музыка, сказал другой. Как и вся классика. Это в принципе дохлое дело, музыка вчерашнего дня, несовременный саунд. Тут к разговору подключилась и девушка. Вы ведь ещё не старый, почему же вы так увлекаетесь старинной музыкой, поинтересовалась она. Не лучше ли было бы играть что-нибудь актуальное. Может, вы сочиняете собственные песни? И не выпить ли нам по чашечке кофе?
Разумеется, она не догадывалась, что даёт мне повод поговорить на любимую тему. Новую музыку я нахожу необыкновенно увлекательной и интересной, начал я. Да, я очень люблю Вивальди, Моцарта, Бетховена и всех остальных, но точно так же меня привлекает и современная музыка, хотя любители классики принимают её значительно труднее, чем Брамса или Чайковского.
НОВАЯ МУЗЫКА — ЭТО ДРУГАЯ МУЗЫКА
Я сомневался, что эти трое знают мой репертуар или что им что-нибудь говорят такие имена, как Адес, Тёрнейдж, Такемицу, Куртаг, Линдберг или Мюллер-Виланд. Но я всё же перечислил их, композиторов XX и XXI века, пишущих современную музыку. На своих концертах я играл многие их сочинения. Когда я рассказал, что в Америке мне довелось играть со Стюартом Коуплендом, прежним ударником группы «The Police», да и с другими звёздами поп-музыки, они оживились. Они хотели знать, как воспринимается эта новая музыка. Волнует ли она и вообще понятна ли? Без подготовки скорее всего нет, сказал я, имея в виду собственный опыт. Новая музыка — это совершенно другая музыка, не похожая на старинную. Бетховен, Шуберт, Брамс писали тональную музыку, она хорошо воспринимается на слух, не требуя предварительной подготовки. Чтобы понимать её, не нужно быть экспертом. С современной музыкой не так. Она значительно труднее и часто требует большего напряжения. Нашему восприятию, например, мешают диссонансы, когда они возникают и остаются, не растворяясь в спокойном звучании.
Я считаю, что прежде чем исполнять современные сочинения, их нужно объяснить. Поэтому исполнители современной музыки стараются рассказывать о замысле композитора, быть посредниками между произведением и публикой. Разучивая сочинение, они основательно знакомятся с ним и могут кое-что рассказать о нём публике. Совершенно не обязательно читать длинные доклады, достаточно нескольких фраз. Но они должны быть понятными для всех, чтобы их могли усвоить и неподготовленные слушатели. Со мной происходит то же самое, когда я знакомлюсь с современным изобразительным искусством. Когда я сразу подхожу к картине, порой она кажется мне непонятной, а то и сумбурной. Но если надеваю в музее наушники и выслушиваю объяснения искусствоведа, я смотрю на неё уже совсем другими глазами.
МОДЕРН ТРЕБУЕТ ОБЪЯСНЕНИЙ
Современную музыку объясняют всё ещё очень редко. Вместо этого охотно используется старый трюк: современную композицию без всякого объяснения включают в программу, чтобы лишить слушателя возможности избежать её, придя на концерт позже или раньше. Такие программы называют «программами-сандвичами»: между двумя популярными сочинениями что-нибудь модерновое; знакомое служит своего рода противоядием, помогая перетерпеть новинку. И вот люди сидят в зале, пропускают композицию мимо ушей, надеясь, что она не продлится слишком долго. Тем самым упускается огромный шанс, а такая практика, кроме недоумения и скуки, других чувств не вызывает. К тому же при этом в огромной мере недооценивается публика, которую я нахожу, как правило, значительно более открытой и любознательной, чем полагают некоторые устроители концертов. Иногда спрашивают, сохранится ли современная музыка, вспомнит ли кто-нибудь через сто лет Адеса, Лахенмана или Такэмицу, или же их имена будут произноситься наряду с именами Моцарта и Бетховена? Этого не знает никто. Иногда новые композиции исполняются один-единственный раз и потом навсегда сходят со сцены. Но когда видишь, что музыка воздействует на публику, затрагивает слушателей, и это единственное исполнение можно назвать успехом. Многим сочинениям нужно время, чтобы занять своё место в сознании широкой публики. Вспомним Дмитрия Шостаковича: прошло много времени, прежде чем он был всеми признан; сегодня его музыка — неотъемлемая часть репертуара. И кто бы мог подумать, что третья симфония Генрика Горецкого когда-нибудь станет бестселлером! Десятилетиями он писал сочинения для оркестра без коммерческого успеха, но однажды фрагмент из его симфонии появился в коротком рекламном сюжете, и Горецкий в одночасье стал популярен.
То же можно сказать и о каждом отдельном слушателе: иногда проходит много времени, прежде чем он найдёт подход к новому и незнакомому. Меня самого современные композиции лет до шестнадцати оставляли совершенно равнодушным, хотя музыка уже тогда была главным содержанием моей жизни. Потом я услышал сочинение русского композитора Альфреда Шнитке и почувствовал что-то вроде восхищения. Но этого было недостаточно, я хотел больше узнать об этом произведении, поэтому навестил Шнитке в его гамбургской квартире и обо всём расспросил. С тех пор я значительно лучше понимаю его музыку, нашёл совершенно иной подход к ней и, соответственно, высоко её ценю.
Я не питаю иллюзий насчёт того, что это музыка для всех. Но случаются и сюрпризы. Недавно я играл одно из сочинений Шнитке в Кёльне. После концерта к моему CD-столику подошла молодая женщина, судя по её виду, готовая заплакать. «Эта композиция Шнитке — самое невероятное, что мне когда-либо довелось услышать», — сказала она. Я тоже люблю это сочинение, но столь эмоциональная реакция показалась мне необычной. «Боюсь только, — продолжала женщина, — что теперь мне придётся развестись с мужем».
«Но почему?» — растерянно спросил я.
«Он ненавидит Шнитке, и мы из-за этого так с ним рассорились, что дальше терпеть нельзя!»
Шнитке однажды сказал мне о своём самом большом желании: чтобы публика, слушая его музыку, не уснула. Но чтобы дело дошло до развода, об этом он наверняка и не думал. Во всяком случае, сегодняшние композиторы заинтересованы в том, чтобы их сочинения вызывали споры. Возможно, многое из написанного ими останется без отклика и будет предано забвению. Но не это главное. Важно, чтобы музыка не топталась на месте, а двигалась вперёд. Чтобы испытывались новые средства и пути, а новые результаты каждый раз становились предметом дискуссий. Творческая активность не должна прекращаться, музыка нуждается в живых спорах и контроверзах, нуждается в защищающих её исполнителях, но в первую очередь она нуждается в публике, готовой слушать. Иначе и впрямь может случиться то, что имели в виду те трое молодых людей, когда упомянули о «дохлом деле».
Так всё и бывает на свете: у одного кошелёк, у другого деньги.
Вольфганг Амадей Моцарт
«Верно ли, что большинство музыкантов жадны до денег?»
Вопрос не в бровь, а в глаз. Нокаутирующий, как выразились бы боксёры. После дневного концерта я сидел за большим столом с несколькими посетителями, в непринуждённой беседе говорил о только что сыгранных вещах и выдавал кое-какие подробности из жизни скрипача. Молодая бизнес-леди слушала молча, но когда я делал глоток из своей пивной кружки, воспользовалась моментом, чтобы задать свой вопрос, не злорадно, но по-деловому сухо. Должно быть, я несколько смутился, во всяком случае, чтобы успокоить меня, она тут же добавила: «Присутствующие не в счёт».
Музыка и деньги — тема почти неисчерпаемая. О постоянных финансовых затруднениях Моцарта, горькой нищете Шуберта и шикарной жизни Россини существует великое множество историй и анекдотов. Одно из самых известных высказываний принадлежит Яну Сибелиусу, великому финскому композитору. На вопрос, почему он так часто приглашает к себе банкиров и деловых людей и так редко коллег по профессии, он, как утверждают, ответил: «Потому что люди с деньгами предпочитают говорить о музыке, а музыканты — о деньгах».
