Эта систематическая порочащая кампания только подстегивала любопытство молодых восточных немцев, которые проникались к Элвису тем большим интересом, чем больше власти высмеивали его, запрещали его фильмы и музыку. Пластинки, которые распространяли из-под полы, стали символом сопротивления и свободы, а по всей ГДР стали носить коки, бачки и облегающие брюки. Силы правопорядка Лейпцига объявили о разгоне группы подростков, именовавших себя «Hound Dogs» («Дворняги»), а официальная пресса прославляла осуждение на тюремное заключение демонстрантов, выкрикивавших лозунги во славу Пресли. Почти двадцать лет спустя в ГДР появились собратья французских стиляг, бросавших вызов нацистам в оккупированной Франции.
Вирус Пресли поразил не только Восточную Германию, он проник даже в Советский Союз. В Москве были в ходу пластинки «на костях», то есть на рентгеновских снимках, с его песнями; их распространителей обвиняли в моральном разложении и считали чуть ли не преступниками. Газета «Правда» призывала молодежь к бдительности, напирая на примеры правонарушителей, у которых находили портреты Элвиса. В противовес такому промыванию мозгов руководство американского военного контингента в Германии, напротив, формировало имидж Пресли — носителя ценностей демократии и свободы. К его импресарио обратились с просьбой использовать певца в целях пропаганды, но полковник, не имея возможности лично руководить операцией, никак не отреагировал на призывы военных.
Роль символа торжествующей Америки поставила Элвиса в привилегированное положение, как ему стало ясно сразу по прибытии в Германию. Из Бремерхафена он отправился поездом во Фридберг, в сорока километрах к северу от Франкфурта, и в первые выходные октября начальство 3-й танковой дивизии открыло двери казармы для прессы.
Элвис, кстати, не жил там, ему позволили поселиться вне расположения части. А главное, он воспользовался предоставленным ему отпуском, чтобы съездить во Франкфурт и встретить в аэропорту отца, бабушку, Ламара Файка и Рыжего Уэста. Клан Пресли обосновался в отеле «Грюневальд» в Бад-Наухайме, курортном городке рядом с Фридбергом, и жизнь понемногу стала налаживаться, тем более что Элвиса произвели в ефрейторы.
Во время больших маневров на границе с Чехословакией, устроенных вскоре после его приезда, он научился читать штабные карты и служил проводником для танков своего взвода. Ночи напролет вместе с сержантом он за рулем джипа прокладывал дорогу в снегу. Солдаты из его взвода, уверенные в том, что он «блатной», были приятно удивлены простотой и естественным поведением солдата, которому очень хотелось всем понравиться: южное обаяние Элвиса, уже опробованное на голливудских съемочных площадках и за кулисами телепередач, принесло ему теперь уважение братьев по оружию.
За исключением периодов учений, которые устраивали и по ночам, его военная служба проходила в обычное рабочее время, так что вечера и выходные дни были полностью в его распоряжении. По большей части Элвис тратил свой досуг на походы в кино с юными поклонницами, но ему случалось бывать и на спектаклях, например на ледовом шоу, гастролировавшем во Франкфурте. Дважды он засвидетельствовал свое почтение Биллу Хейли, совершавшему европейское турне.
Во время таких выходов в свет Ламар Файк и Рыжий Уэст играли роль его телохранителей, но в остальное время они безнадежно скучали, и драчливого Уэста неоднократно забирала военная полиция после стычек в барах Бад-Наухайма. А тучный Файк пользовался тесными отношениями со звездой, чтобы соблазнять не слишком привередливых фанаток.
Не один Ламар хотел вырваться из когтей одиночества. После смерти жены Вернон Пресли то впадал в депрессию, которую заливал спиртным, то поддавался искушению найти себе пару. Элвиса удивляло, что отец наряжается в броские костюмы и носит усики а-ля Кларк Гейбл; он не сразу понял причину этой метаморфозы, потому что не хотел понимать, но Вернон вскоре обзавелся подругой. Давада Стэнли — супруга бывшего телохранителя генерала Паттона, сержанта с военной базы Фридберга, мать троих мальчиков-малолеток, тридцатилетняя блондинка, которую все называли просто Ди, — скучала от казарменной жизни и с появлением Элвиса начала подходные маневры. Певец всегда отдавал явное предпочтение очень молоденьким девушкам, но труды Ди Стэнли не пропали даром, поскольку ей удалось привлечь внимание Вернона: от нее не укрылась его тоска.
Неоднозначность отношений между отцом и сыном вышла на свет божий в тот день, когда Вернон попросил у Элвиса разрешения жениться, как только Ди получит развод. Певец был слишком хорошо воспитан, чтобы критиковать решение старших, а потому сквозь зубы дал свое благословение, хотя и считал эту связь предательством по отношению к матери. Элвис знал, что смерть Глэдис подкосила отца, однако сомневался в чистоте намерений Ди, которая целыми днями писала Вернону любовные записочки и почти ежедневно встречалась с ним в ресторанах в окрестностях Бад-Наухайма, за спиной у мужа.
Эти перемены произошли как раз в тот момент, когда Пресли подыскивали себе новое пристанище: дирекция отеля «Грюневальд» дала понять, что не удерживает их у себя. Элвис и компания поздно ложились, к ним постоянно приходили гости, и добропорядочные клиенты респектабельной гостиницы жаловались на пирушки, которые устраивают у них над головой в неположенное время. С большими трудами Вернон подыскал дом 14 по Гёте-штрассе. Отец Элвиса не в первый раз сталкивался с осложнениями, связанными с жизнью звезд, легко становившимися жертвами алчности, зависти и непорядочности: плата в 800 долларов в месяц была непомерно велика для унылого дома в восемь комнат, тем более что его владелица, фрау Пипер, настояла на том, чтобы жить там же и присматривать за жильцами.
Из-за этого сосуществования опорой дома стала бабушка Пресли, Минни Мэй. Внук в свое время прозвал ее «Юрок», после того как запустил ей в детстве прямо в лицо бейсбольный мяч, а она увернулась, нагнув голову. В доме на Гёте-штрассе Юрок вела хозяйство и сохраняла семейную гармонию — этим она занималась с тех самых пор, как переехала к семейству Пресли в Мемфис, расставшись с мужем. Старая крестьянка из Миссисипи, никогда не выходившая из дому без нюхательного табака, не только растила внука: в его отроческие годы она служила противовесом суровости Глэдис, проявляя чуткость и дипломатичность.
В Бад-Наухайме Юрок должна была всех накормить — непростая задача, с учетом прожорливости Элвиса и двух его телохранителей, требовавших сэндвичи в любое время дня и ночи. Как настоящий южанин, Элвис совсем не интересовался немецкой кухней, и Юрок следила за тем, чтобы холодильник был набит гамбургерами, беконом и бананами, не говоря уж о картофельном пюре, которое Элвис поглощал с соусом и кукурузным хлебом домашнего приготовления.
Одна из фотографий того времени прекрасно отражает отношения, царившие в троице Пресли: Элвис в военной форме и Вернон развалились за столом перед тарелкой с жареной курицей и пакетом молока, а Юрок, стоя, посматривает на них, готовясь подавать десерт. Худая старуха, точно сошедшая с фотографии Уолкера Эванса[8], держит в левой руке тарелку с бисквитами — булочками, будящими ностальгию по старому Югу. Нужно было воссоздать атмосферу Мемфиса в немецком изгнании, когда молоко, перец, пакет крекеров, лежащий на буфете на заднем плане, поступали из магазина военной базы.
Стоило перешагнуть через порог, и американская атмосфера улетучивалась. Заборчик вдоль тротуара Гёте-штрассе был очень слабой защитой от ежедневных набегов фанатов, без колебаний звонивших в дверь и даже бросавших камешки в окна, когда Элвиса не было дома или если он не спешил выходить к своим поклонницам. Пришлось поставить перед домом табличку, сообщавшую фанатам, что раздача автографов происходит ежедневно, но только с 19.30 до 20.00. Обилие писем тоже превратилось в проблему, хотя тысячи посланий, приходивших каждую неделю ефрейтору Пресли, в большинстве своем поступали на базу в Фридберге, которая затем пересылала их полковнику Паркеру в Нэшвилл.
Это постоянное давление усугубляло чувство изоляции, которое уже несколько лет было знакомо Элвису и от которого он надеялся избавиться в Германии. И без того тяжелая атмосфера стала еще тягостнее, когда руководство Ар-си-эй в Нью-Йорке получило письмо с угрозами, в котором говорилось о намерении восточногерманских спецслужб устранить Элвиса. В отличие от Тома Паркера, который не придал этому значения, фирма грамзаписи связалась с ФБР, и ее всемогущий директор Дж. Эдгар Гувер распорядился, чтобы военное начальство 7-й армии приняло необходимые меры.
Каждый раз, чтобы пойти в кино, Элвису приходилось перелезать через забор сада в тихий переулок, где его ждал Ламар Файк на БМВ. В результате он взял привычку сидеть дома, где брал уроки карате и принимал товарищей по армии, в том числе Джо Эспозито, который по возвращении в США станет одним из самых верных его помощников.
