class="p1">Сравнение мануальной техники с языком позволило И. Мусину рассматривать отдельные жесты как «слова» и предъявлять к ним те же требования, что и к словам естественных языков. Жест, не связанный «с определенной целью управления исполнением.., теряет свой смысл и грозит превратиться в отвлеченную гимнастику» (35
г 21) точно так же, как случайный набор звуков, не связанный с определенным смыслом. «Одно и то же движение в сочетании с другим может приобрести иногда... противоположное значение» (35, 97), равно как и слово в сочетании с другими словами. Аналогию можно было бы продолжить.
Классификация движений, предложенная И. Мусиным, основана на их последовательном расположении от простых к сложным. При этом четко прослеживаются как отличия между движениями, так и их генетическое сходство, заключающееся в том, что «каждый последующий более трудный, более специальный прием строится на базе предшествующего, включает в себя основные его закономерности» (35, 14).
Стремление к определенности, показательное для И. Мусина, проявляется, в частности, при рассмотрении им понятий «энергичности» и «напряженности» применительно к дирижерским жестам. «Для отражения в жесте дирижера силы, энергии необходимо не мышечное напряжение, а действие, дающее представление об этой энергии... Впечатление, производимое на слушателей, зависит от самого движения, а не от усилия, затрачиваемого на его выполнение» (35, 78), оно создается «характерностью движения, а не напряжением мышц» (35, 83). Следовательно, можно затратить массу усилий, которые никак не отразятся на звучании, и наоборот, только изобразив напряжение, достичь желаемого звучания. Важен лишь внешний признак мышечного усилия, а не само усилие.
Вопросы о том, «...почему и каким образом движения рук дирижера оказывают воздействие на исполнителей» (35, 5), И. Мусин считает центральными в теории дирижирования и находит, что они требуют дальнейшего, более детального изучения.
К. Ольхов. Детализация описания любых объектов предполагает введение новых терминов. В работах К. Ольхова, включающих анализ структуры дирижерских движений на элементарном уровне, их особенно много. Некоторые термины (например, «формула») использованы впервые, другие (например, «элемент») приобрели новые значения.
К. Ольхов первым предложил формализованную классификацию элементов движения (ускоряющееся движение, равномерное движение, замедляющееся движение и остановка), которая представляет собой значительный шаг вперед по сравнению с традиционной неформализованной их классификацией (замах, падение, точка и отдача). Хотя комбинации элементов — фазы и формулы — систематизированы, на наш взгляд, недостаточно строго, общий вывод о том, что «фазы жеста находятся в конкретных временных отношениях, ...составляя определенную формулу движения руки, четкую структуру жеста» (39, 50), а «грань между фразами жеста выполняет роль ориентира времени» (39, 49), представляется совершенно правильным. Фокусирование внимания на временных отношениях элементов движения является одним из наиболее значительных достоинств исследований К. Ольхова.
К. Ольхов первым среди теоретиков и преподавателей дирижирования предложил начинать и аналитическое исследование дирижерской техники, и обучение с единичного дирижерского жеста, своеобразного «атома» дирижерской техники. Понимание ауфтакта как знака, предупреждающего об изменениях звучания, позволило К. Ольхову еще раз подтвердить тезис о том, что «степень владения ауфтактом во многом решает вопрос владения техникой дирижирования в целом» (39, 58).
Новаторский характер исследований К. Ольхова стал причиной того, что некоторые формулировки оказались недостаточно четкими. Так, например, автор говорит, что «при ускоряющемся движении рука дирижера идет как бы впереди хора» (39, 47), не упоминая о том, где по отношению к звучанию хора находится рука дирижера при равномерном и замедляющемся движении. В другом месте он пишет, что штрих легато осуществляется движением, которое представляет собой «нечто среднее между равномерным и ускоряющимся движением» (39, 72), в то время как между ними, естественно, ничего среднего быть не может. Желательно избегать приблизительных «как бы» и «нечто» во избежание дальнейшей терминологической путаницы. «...Дело не в том, как называть такие жесты» (39, 69),— говорит К. Ольхов. Дело и в этом. Создание единого словаря — насущная потребность теории дирижирования.
Кроме рассмотренных выше теоретических исследований техники дирижирования, советскими авторами создан ряд практических пособий по технике дирижирования для студентов высших и средних специальных музыкальных учебных заведений, а также для руководителей художественной самодеятельности. Проблема дирижерских знаков решается в них чисто эмпирически. Монографии Г. Дмитревского, А. Егорова, К. Пигрова, В. Соколова, П. Чеснокова и др., посвященные методике работы с хором, не соприкасаются с вопросом знаковости дирижирования.
Таким образом, проблема дирижерских знаков не была до сих пор предметом специального исследования. В работах по технике дирижирования рассматриваются почти исключительно знаки-движения, другие же стороны знаковой системы дирижирования недостаточно освещены, равно как и общие вопросы, касающиеся семиотичности дирижирования. Хотя выражение «дирижерство — темное дело» уже перестало быть абсолютной истиной, во многом оно остается справедливым и в настоящее время. Дискуссии о дирижировании часто сводятся к обмену субъективными мнениями, а не объективными знаниями, поскольку для конкретного и непротиворечивого объяснения дирижирования его исследователям во многом недостает знания тех обобщений, которыми располагают другие научные теории, прежде всего — семиотика и психология. Следующий раздел посвящен этим обобщениям.
ОБЩИЕ СВЕДЕНИЯ О ЗНАКОВЫХ СИСТЕМАХ И ПРОЦЕССАХ
Как отмечалось выше, знаки и знаковые системы изучаются прежде всего семиотикой, а знаковые процессы, то есть процессы практического использования знаков, изучаются в первую очередь психологией. Естественно, что прежде чем выяснять пути применения данных этих наук в изучении дирижирования, необходимо изложить те их положения, которые имеют отношение к теме данной работы.
§ 3. Знаки и знаковые системы
«Язык есть система знаков, выражающих идеи, а следовательно, его можно сравнивать с письмом, с азбукой для глухонемых, с символическими обрядами, с формами учтивости, с военными сигналами и т. п.» (49, 40),— говорил Ф. де Соссюр. Гипотеза о принципиальном сходстве различных систем человеческого общения послужила отправной точкой для распространения методологии лингвистики на другие области, в результате чего возникла новая отрасль научного знания — семиотика, или общая теория знаков и языков.
Сейчас уже стало очевидным, что «...лингвистика может служить прототипом вообще всей семиологии, хотя язык только одна из многих семиологических (знаковых.— О.П.) систем» (49, 79). Однако если лингвистика изучает только словесные языки (знаковые системы), то семиотика — все знаковые системы (языки) без исключения; таким образом, предмет семиотики значительно шире предмета лингвистики. Семиотика исследует не конкретные знаки конкретных знаковых систем, а понятие знака вообще, знаковой системы вообще, типы и виды знаков и т. п. Ниже приведены основные и бесспорные положения семиотики; второстепенные и дискуссионные ее вопросы опущены.
Знак как основная категория семиотики. Основоположник семиотики Чарлз Пирс дал следующее определение знака: «Под знаком я понимаю любую вещь, которая сообщает любое определенное понятие о каком-либо
