Ужасный век. Том I - Андрей Миллер

Горри осторожно, стараясь не потревожить рану, присел у костра. Боль в последние дни ослабла, но воина это совсем не радовало. Рана очень дурная. Облегчение — просто признак приближения смерти.

На сегодня сил идти уже не было: ни у Горри, ни у Навчин. Девушка пыталась скрывать усталость, однако Горри прекрасно видел, насколько ей тяжело.

Костёр едва горел и почти не мог согреть. Повсюду, куда ни глянь — только тундра. До сокрытого холодной дымкой горизонта, и глазу зацепиться вообще не за что. Пожухлая от холода трава, мох на камнях да редкие карликовые деревца-кустики. Костёр сложить почти не из чего, а ведь было холодно.

Но недостаточно холодно.

Смерть от мороза — лёгкая. Люди просто засыпают и больше не просыпаются. Но сейчас мороза, способного убить быстро, не было. Только мерзкий холодок, высасывающий последние силы — однако неспособный отправить милосердие.

— Болит?

— Не очень.

Навчин обняла его. Не за тем, ради чего это привычно делать: хотела согреть, наверное. Вряд ли согреться самой — руки и ноги Горри всё больше холодели. Не осталось в нём ни тепла, ни жизни.

— Всё будет хорошо, милый.

Горри промолчал. Ясно, почему их давно бросили преследовать: решили — тундра сама убьёт беглецов. И вряд ли враги ошибались. На многие, многие дни пути — только трава, кустики, мох да холод. Ни одной птицы в сером небе, даже ручьи перестали попадаться. Почти никакой жизни и ещё меньше надежды.

Если по-честному, со своей жизнью Горри давно попрощался. Он мог бы просто лечь и умереть: почему нет? Долгие годы ходил по краю, мог погибнуть давным-давно. Задержался на свете. Но продолжать борьбу заставляло желание спасти Навчин: иначе всё это не стоило и начинать.

Девчонка слаба, прежде всего духом. В одиночку она не выберется.

— Горы ещё далеко?

Дурацкий вопрос: их даже на горизонте не видно. Путь очень неблизкий, а сколько дней осталось Горри? Один, два… может быть, три. Он может прожить и дольше, однако уже не сумеет идти.

— Недалеко. Скоро доберёмся.

Горри задремал. Во сне воин видел ровно то, что уже много дней подряд: недавнее прошлое.

Двое старых товарищей и девушка, которую он полюбил с первого взгляда. Всё очень просто: не оставляй в живых ворожеи, так заведено издавна. Но перед Горри вдруг встал выбор, который он сделал неожиданно легко. Короткая схватка, много крови. Два трупа и копьё, вошедшее под ребро. А дальше выбора уже не было.

Чувства вины тоже. Нет-нет: Горри ни о чём не жалел. Он только боялся, что всё было без толку.

Ах, кабы Навчин и правда оказалась колдуньей! Увы. Никакого колдовства — помимо того, коим любая нормальная баба владеет. Горри знавал много женщин, и убивать из-за них доводилось не раз. Но Навчин была особенной.

Однако никакой не колдуньей, как ни жаль.

Горри проснулся: то ли потому, что в боку опять закололо, то ли от голоса Навчин. Девушка стояла на коленях перед почти затухшим костром: молилась. Не о себе.

— Поспи. Я того не стою.

Навчин не обратила на эти слова внимания. Может, даже не расслышала: потрескавшиеся губы Горри едва шевелились. Он не был уверен, что сумеет ещё раз подняться на ноги. Ног почти не чувствовал.

— Перестань.

Она обернулась. На прекрасных голубых глазах стояли слёзы.

— Это всё, что я могу сделать.

Кажется, и до Навчин окончательно дошло: ничего хорошего парочку беглецов не ждёт. Однако и никакого пути назад нет — остаётся или ползти дальше, или хотя бы принять неизбежное. Оно того стоило?

Пожалуй, да.

Навчин обвила руками его шею. Умирать в объятьях любимой женщины — редкая удача, если уж честно. Горри повидал великое множество куда худших смертей. Он почти смирился, что именно так, здесь и сейчас всё должно окончиться — но тут случилось неожиданное.

— Ты рано сдался. Слабак.

Навчин подскочила, услышав мужской голос за спиной — и Горри тоже подскочил бы, кабы мог. Путник посреди мёртвой тундры — уже невероятно, но пусть. Однако на земле, ровной словно стол, они бы заметили чужака час-другой назад. Тот словно из ниоткуда взялся.

Незнакомец подошёл к костру.

Он был очень высок, широк в плечах — аж здоровее Горри, однако лет на тридцать старше. Носил косматую бородищу и либо был абсолютно лысым, либо побрил голову не позже, чем этим утром. Дорожная накидка — дорогая: такую ткань бывшие товарищи Горри считали хорошей добычей.

— Я не слабак.

— Убить сотню людей — ещё не значит быть сильным.

Бородач пошевелил жалкий хворост в костре палкой, которая служила ему походным посохом. Как ни странно, Горри сразу ощутил тепло.

— Откуда вы тут?.. — Навчин не решилась спросить «кто вы такой».

По лицу Горри дал бы незнакомцу шесть десятков зим, но по глазам… тут уж все девяносто, если не больше.

— Как это: «откуда»? Ты молилась, вот я и пришёл.

— Ты не похож на тех, кому она поклоняется.

— Всякую человечью молитву кто-то слышит. Всякую. Но обычно не тот, кому молятся.

Путник уселся, скрестив ноги.

— Вопросов поумнее нет? Например, не «откуда», а «зачем» я пришёл?

Навчин совсем перепугалась: мелко дрожала, изо всех скудных сил прижавшись к Горри. Выходит, говорить оставалось ему, хоть язык едва ворочался.

— Зачем?..

— Рад, что ты спросил. Я почувствовал: тут идёт речь о жизни, имеющей определённое значение. Не великое, но и не малое. Решил, что мне стоит вмешаться. Но если кто-то из вас против, ещё не поздно дать событиям естественный ход.

— Моя жизнь не имеет никакого значения. Но…

— Разве я что-то сказал именно о твоей жизни?

Горри даже не успел попросить о спасении Навчин. И не был уверен, что странный бородач имеет в виду её. Незнакомец вытащил из-под полы флягу: глотнул пару раз, не предложив ни воину, ни девушке. Затем утёр бороду и ткнул в Горри крючковатым пальцем.

— Ты проведёшь её до перевала, а потом через горы и дальше: пока не встретишь людей, коим потребен опытный воин и безразлично его прошлое. Встанешь под знамёна тех людей и будешь верен им.

Теперь палец указал на Навчин.

— Ты сделаешься его женой и не оставишь