Двойня для капитана - Олли Серж

Алина

Мигание гирлянды не создает праздничного настроения. Абсолютно никакого!

Я остервенело рву «карту желаний», которую составляла в прошлую новогоднюю ночь. Свадьба, квартира побольше, дети…

Ничего этого у меня не будет! Никогда! Аааа! От собственного отчаяния и беззвучного крика закладывает уши. Рыдаю среди обрывков фотографий и бумаги.

Ну почему? Почему это все происходит со мной?

— Алло! — Рявкаю в динамик звонящего телефона.

— Я так понимаю, ты не приедешь, — доносится из него обиженны голос мамы. — А мы тебя, между прочим, ждём. За стол не садимся.

— Давайте без меня, — отвечаю в сердцах и кладу трубку.

Ещё я с ними за одним столом не сидела.

На телефон тут же начинают сыпаться обвинительные сообщения, что я накаляю обстановку. Что сестра беременна и ей нельзя волноваться. Что в конце концов, пора взрослеть…

Да, это все так. Кроме одной маааленткой детали. Я не обязана встречать Новый год с сестрой, которая увела у меня жениха, а моя семья ее ещё в этом и поддержала.

«Надо же делиться, Алина!» Три ха! Тата больше не маленькая девочка, а я больше не хочу ни с кем делиться!

Достаю из папки заключение своего гинеколога и подношу к свече.

Под пальцами ярко горит выведенный синей ручкой диагноз: «бесплодие».

Огонь больно обжигает кожу. Бросаю остатки бумаги в тарелку и заливаю ее шампанским.

Напиться что ли сегодня?

Нет, нельзя. Потому что после завтра мне уже нужно подготовить в налоговую отчеты. А иначе — плакала моя премия.

За окном взрывают праздничные салюты.

Надеясь, хоть немного приблизиться к ощущению праздника, надеваю пуховик, сапоги и выхожу на улицу.

— С Наступающим! — Пробегает мимо меня громкая компания ряженой в мишуру молодежи.

— И вас… — бормочу им в след.

Вздыхаю. Вообще-то я ещё тоже не старая. Тридцать лет — это не приговор. Но когда у всех твоих коллег дети идут во второй класс, начинаешь уже сомневаться.

С неба валит пушистыми хлопьями снег, легкий морозец пощипывает щеки. Я надеваю капюшон и варежки, чтобы было потеплее.

За большой детской площадкой у нас расположен еловый лесок. Именно в него я и направляюсь. Район вообще-то раньше был не самый благополучный, но со строительством элитного жилого комплекса стало гораздо лучше.

По крайней мере, исчезли бродячие собаки и наркоманы.

Шум дворовых гуляний остаётся за спиной. Я иду по заснеженной тропинке все дальше и дальше в ельник. Решаю, что сделаю круг и выйду со стороны гаражей обратно к дому.

От глубокого дыхания становится легче.

Подумаешь, нету семьи и детей… Заведу себе собаку, значит. Такого жирного хрюкающего мопса. И буду с ним жить. Больше никаких диет, никаких нервов, никаких таблеток…

Замираю, потому что на мгновение мне кажется, что я слышу детский плач.

Показалось?

Нет! Он раздаётся снова. Такой, похожий на надрывнее мяуканье. Может быть, это правда не ребенок? А мышь летучая, например?

Делаю ещё пару шагов в сторону дома и все равно разворачиваюсь в сторону подозрительных звуков. Ну неспокойно мне!

Схожу с тропинки и упираюсь в гаражную мусорку: здесь валяются старые кресла, банки, шины и коробки, которые пацаны обычно таскают, чтобы кататься с горок.

Как раз из одной из таких коробок идет звук. Большая, от какого-то кухонного комбайна. Стоит точно недавно, потому что снегом пока не припорошена.

Открывать страшно. А если котята, то куда я их? Ах черт, да кто бы уже не был…

Открываю коробку и… отшатываюсь от нее. На самом дне, завернутые каким-то темным одеялом, лежат двое детей…

Алина

Мне страшно до паранойи.

Что это за дети? Откуда? Сколько им? На вид — очень маленькие. Несколько дней от роду. Крошечные носики, синюшные лица… Хотя разве в темноте и на морозе поймёшь?! А что если их украли и хотели сдать на органы, и завтра меня посадят в тюрьму?

Надо было хотя бы фото сделать, где я их нашла. Но поздно… два маленьких человека уже греются у меня под пуховиком. И идя нараспашку против метели, я даже не чувствую холода!

А что если это мне высшие силы послали детей? Ну чудо Новогоднее… Нет, бред, конечно, какой-то. А если бред, то значит их кто-то выбросил? Намерено оставил умирать?

От этой мысли по спине прокатываются мурашки. Таких маленьких, таких беззащитных… Да будь этот человек трижды проклят!

Бегу к подъеду и молюсь, чтобы не встретить никого из бдительных соседей. Слава Богу, что сегодня все гуляют! Мне удается попасть в квартиру без лишних вопросов и взглядов.

Я успеваю только разуться и сразу бросаюсь проверять детей! Они же могли долго лежать! А если у них будет пневмония? Температура? Обморожения? Что я с ними буду делать?

Разворачиваю противное, чем-то вымазанное одеяло и внимательно смотрю на малышей. Они не в одежде, а в обычных байковых пеленках. Замотаны абы-как. На головах тонкие чепчики. И лежат детки тихо-тихо… Неужели все? Не дышат?

Пересиливая свой страх, сначала трогаю за носик одного, а потом другого. Оба недовольно морщатся и начинают шевелить губами.

Фух! У меня отпускает сердце. Живые.

Неожиданно в голову приходит следующая страшная мысль: «а что если дети больны? Ну там… ручки-ножки?»

В панике, но осторожно снимаю с них пеленки. И едва не начинаю плакать. Господи… какие маленькие. Но такие… бархатные, хорошие!

Согреваю руки своим дыханием и ощупываю детей. Крохотные пальчики теплые. Животики вымазаны зелёнкой. Приглядываюсь — у одного из малышей ещё кровит пупок. Мне становится жарко.

Дети — новорожденные! Оба мальчики.

Взгляд падает на прямоугольную, размытую печать в углу пеленки. «ОБУЗ…» а дальше не ясно.

Начинаю метаться, не зная, как дальше быть. Звонить в полицию? Да, это сейчас самая правильная идея.

Набираю дежурного. Жду гудки. Жду, жду… звонок отсоединяется. Повторяю попытку ещё два раза и набираю скорую. Эти, к счастью, трубку берут сразу.

— Здравствуйте, — выдыхаю взбудоражено. — Можно вызвать бригаду? Два новорождённых ребенка.

— Что с ними? — Спрашивает оператор равнодушно.

— Я не знаю, — теряюсь. — Они очень маленькие и долго пробыли на улице.

— И что вас беспокоит? Температура? Судороги?

— У меня все хорошо…

— Да не у вас, девушка! — Закипает дежурная. — У детей! Температура? Потеря сознания? Кашель?

— Нет… ничего такого.

— Вы — мама?

— Нет, — отвечаю. — В этом все и дело. Дети не мои…

— Тогда