По ту сторону дороги - Екатерина Алексеевна Андреева

«Наши стены — это наша защита. Наши башни — это наши вечные стражи. Наши охотники — хранители мира и порядка, непоколебимого и нерушимого с новых лет. Только Город может защитить нас от всего, что осталось вне Закона. И его правила священны для каждого...» — Декларация безопасности Объединений.

Туман сегодня гораздо плотнее, чем обычно. Такая густая молочно-белая дымка, словно воздушная пена. Ну почему именно в это утро? Надеюсь, к тому времени, как я доберусь, он хоть немного рассеется. Я хочу увидеть их. Хочу посмотреть, как охотники отправятся за ворота. Все верят, что их давно уже не посылали в Пустошь. Но это неправда. Я-то уж знаю наверняка. И сегодня хочу в этом убедиться. Только бы туман сошёл побыстрее.

Вообще, в Объединениях не принято выходить из дома в такую рань. Не то что бы это запрещено Законом или правилами, но просто далеко от устоявшихся норм подобающего поведения. Город должен отдыхать в тиши, а его жители должны подняться под общий удар часов и поприветствовать новое утро. Как можно было остаться равнодушным к подобному правилу? Поэтому моё утро всегда начинается с первыми лучами солнца, приветствующего меня на вершине башни Совета — самого высокого здания в Городе. Оттуда открывается потрясающий вид на все его дома и редкие парки — вид кукольной игрушечной страны, которую каждый день заводят особым ключиком и которая никак не сравнится с простором Пустоши. Она обступает Город со всех сторон, как чёрно-зелёная волна, которая готовится вот-вот поглотить нас живьём, но отступает перед видом белоснежных, искрящихся электричеством стен. И там что-то беспрестанно колышет деревья, листву, что-то живёт там, в этом огромном океане дикости и одиночества... Но думать сейчас об этом не хочется, становится не по себе...

А ещё как на ладони видна красно-бурая лента Дороги, тянущейся так далеко, что её конец теряется на горизонте. Дорога — это сердце Пустоши, её душа. Говорят, что с неё всё и началось.. Не знаю, правда это или нет, но она остаётся главной связью между одиннадцатью Объединениями. Каждое утро я с трудом заставляю себя оторвать взгляд от этого завораживающего зрелища, чтобы успеть вернуться домой до всеобщего пробуждения.

Руки уже чуть потрясывает от усталости, а ветер здесь становится сильнее и обдувает прохладным дыханием раскрасневшуюся от напряжения кожу. Мне осталось совсем немного. Только бы успеть увидеть их! Эта узенькая лестница, привинченная к одной из сторон башни (к счастью, не открытой всему Городу) — единственный путь к верхней площадке, напоминающей плоский блин. Не могу сказать, сколько здесь метров, но, хоть высоты я и не боюсь, лезть по холодным и порой скользким перекладинам не самое увлекательное и приятное занятие, даже для такого опытного человека как я!

Наконец, я пластом падаю на площадку, пытаясь восстановить дыхание. Сегодня прохладно, а здесь, наверху, вообще холодрыга. Я перешла на другую сторону и села, поджав ноги и обняв себя за плечи. От холода слегка передёрнуло, но я едва ли обратила на это внимание, полностью сосредоточившись на городских воротах. Через минуту-другую там появятся охотники. Я точно это знаю.

От чрезмерного напряжения глаза начинает пощипывать, а очертания периодически немного расплываются, так что приходится часто моргать. Но вот они появились. Я в волнении подаюсь вперёд, абсолютно не задумываясь о том, что сижу на самом краю площадки. Несколько чёрных машин, напоминающих огромных жуков, остановились перед стенами. Они замерли в ожидании. Сами охотники не вышли, а потому разглядеть этих воинов, облачённых в чёрные одежды, к сожалению, невозможно. Но вот раздался лёгкий щелчок, даже мне удалось его услышать, стены медленно с металлическим скрежетом разъехались в стороны, и машины одна за другой вырвались на Дорогу. Они двигались практически бесшумно и, как только покинули пределы Города, сразу стали набирать скорость. Ворота сомкнулись за ними вновь. Теперь охотникам никто не поможет. Теперь только Дорога повелевает их судьбой. Их машины неслись быстро, словно желая как можно скорее покинуть эти безжизненные края. То есть, нет. Они далеко не безжизненны, и в этом-то вся проблема. Откуда-то со стороны лесов вдруг раздался странный звук — голос Пустоши, одинокий и слишком громкий для утренней тишины, и я поспешила убраться с башни. Около самого̀ Города не могло остаться ничего опасного, но всё-таки страх погнал меня обратно в мою маленькую комнатку, к моему одеялу. Пусть эти виды и очаровывают меня, притягивают своей особой силой, но всё же совсем не хотелось бы оказаться по ту сторону стены.

«Система обеспечивает нашу защиту до тех пор, пока каждый из нас подчиняется её законам. Любое отклонение порождает опасный ветер хаоса, способный разрушить всё, что было создано с таким трудом. А потому уважение системы — высочайшая необходимость...» — из речи первого советника второго Объединения.

— Ну что за привычка есть на ходу? Разве так подобает вести себя юной леди?

Я закатила глаза, продолжая быстро пихать в себя одну за другой ложку хлопьев с жалкими остатками молока, а точнее какой-то белой воды, которая и без того сто̀ит немало.

— Алиса, ну я прошу тебя!

— Ша, пожалуйста, — пробубнила я полным ртом, — ты же не хочешь, чтобы я опоздала?

— А это уже не моя забота, девочка. У тебя что ни день — так забег через весь Город. Как будто неприятностей не хватает!

Она ещё что-то недовольно поворчала себе под нос, заставив меня по-доброму усмехнуться. Ша — это собирательное звание всех воспитательниц, учителей и нянек Объединений, и обращаться к ним позволяется только таким образом, так что настоящие их имена вскоре совсем забываются. Но ша считаются уважаемыми людьми, и попасть на обучение в их академию довольно непросто. Но вот мою сестру это никак не останавливает. Сэм просто мечтает стать ша, так что она целыми днями просиживает за подготовкой к экзаменам.

Наша няня уже довольно пожилая, я даже и не знаю, сколько ей в действительности лет (держу пари, она и сама не в курсе), но Сэм часто любит повторять втихаря, что ей уже давно перевалило за сотню. Ша воспитывает нас с детства и живёт в нашем доме всё то время, что я себя