Наконец один мотор Вырь собрал и перешел к другой помпе. Минуту он стоял перед ней, широко расставив короткие ноги и воткнув в бока кулаки, потом повернулся к Алексею, сказал со значением:
— Самое последнее дело, когда дальше своего носа не смотришь.
— Плохо, — уловив смысл, согласился Алексей.
— Сейчас бы мы уже и в ус не дули...
Со вторым мотором, как показалось Алексею, возились дольше. Возможно, Вырь устал.
В полдень от жары стало ему совсем невмоготу. С его лица грязными ручейками стекал пот. Руки в конопушках вздрагивали, и при напряжении, вздувались синие вены. Иногда из пальцев выскальзывал ключ и, звеня, летел под картер. Алексей выуживал его оттуда проволочным крючком. Пожар уплотнял ощущение времени и все явственней угрожал непоправимой бедой.
— Достань где-нибудь тару для бензина, — приказал Вырь, раздражаясь, что Алексей без толку топчется рядом.
Ведер Алексей не нашел и тогда вспомнил про питьевой бачок в конторе. «Спишут, никуда не денутся», — подумал он и выплеснул воду из пятиведерного оцинкованного бака. Когда он вернулся к Вырю, тот уже устанавливал водозаборники.
— Поменьше ничего не нашел? — проворчал Вырь, кивнув на бак.
— Ведра позабирали на пожар.
— Ладно, сойдет. Где у вас склад?..
На дверях склада, где хранился бензин, висел огромный, со сковородку, замок. Вырь ломиком стал рвать скобу, но она, кованная еще для купеческих лабазов, не поддалась.
— Чего рот разинул? Помогай!
Алексей налег на ломик, и он вдруг согнулся, будто сделан был не из сталистого железа, а из меди.
— Придется вырубать дверь, — Вырь пнул по толстым дубовым доскам. — Топор-то хоть найдем?
— И топоров нет... Все забрали.
Вырь опустился на земляную приступку:
— Закурить есть?
— Не курю.
— Тьфу! — он крутнул лобастой головой и неожиданно рассмеялся: — Я ведь тоже не курю... А служил на границе... На самой, самой дальней точке.
— А разве бывает на границе точка ближняя?
— Это когда к начальству ближе.
Вдруг Вырь увидел бревно, когда-то упавшее с транспортера:
— Вот это таран! Одолеем?
Они обхватили бревно с обеих сторон и потащили к двери.
— С ходу, — разбегаясь, закричал Вырь. — Р-р-раз!
Комель бронебойно грохнул о дверь. Она глухо рыкнула, но устояла.
— Еще р-р-раз! — прохрипел Вырь, задыхаясь от тяжести.
Однако сделанные из толстых железных полос старательными руками кузнеца петли снова удержали дверь на месте.
— Да ты что, окаянная?! — взбеленился Вырь, не выпуская бревна. — Р-р-раз!
Дверь раскололась на две половины, словно распахнулась ставнями. В нос ударил сладковатый запах бензина. Вырь бросился к бочкам.
— Тащи бак! — крикнул он из темноты.
Алексей скользнул, мимо маслянистых бочек к Вырю. Бензиновая струя сначала зазвенела по дну, потом сыто заурчала, наполняя бак до краев. Вырь нашел банку с нигролом и прихватил с собой.
— А ты... — начал Алексей и смолк, поняв, что сейчас слова его совсем ни к чему.
— Что я? — спросил Вырь, подождав.
— Упрямый.
— Это точно, — просто, как само собой разумеющееся, подтвердил Вырь. — Мы, сибиряки, народ упрямый. Иногда до крайности.
Они заправили баки бензином, залили в картер масло, совсем не подозревая в этот момент, что судьба еще раз им подставит подножку.
Двигатель мотопомпы заводился не от аккумуляторов через стартер, а от магнето. Иначе говоря, надо было вначале крутить заводную ручку.
Вырь продул свечи, проверил все крепления и кивнул Алексею. Алексей закрутил тугую ручку, но мотор не подал признаков жизни. Вырь снова уткнулся в двигатель, подсосал побольше бензина в карбюратор. Однако, сколько ни крутил Алексей ручку, разгоняя тяжелый коленчатый вал, мотор бездействовал.
— А ну, посмотрим другой, — Вырь разогнул занемевшую спину и пошел ко второй помпе. Мотор сопротивлялся, чихал, выплевывал дым, но все же завелся. Вырь отрегулировал холостой ход.
— Пусть пока так поработает, притрется, — проговорил он и отправился обратно к первому.
Первый упорно не желал работать. Вырь проверил подачу горючего — нормально. Снял и разобрал карбюратор, продул жиклеры, все установил на место. Алексей начал крутить, у него уже горели ладони, но мотор безмолвствовал.
Вырь отвинтил свечи, проверил их на искру. Синеватыми щелкающими черточками отозвалась каждая при раскрутке коленчатого вала.
— Зверь! Ну хоть бы кашлянул! — Вырь, разозлившись, ударил кулаком по пузатому мотору.
Пожар уже разгорался метрах в полуста от построек. Стена дыма отделила задние, охваченные пламенем сосны от передних, как бы подвесив их в воздухе. Треск умирающих в огне деревьев заглушал все звуки.
У Алексея лопнули на ладонях водянистые мозоли, ядовитый бензин жег открытые раны. Накаляющийся от пожара воздух, и без того разогретый солнцем, обваривал горло, сушил рот, колом вставал в груди. Страшно хотелось пить, а воду из бачка он выплеснул... Колодец был только в поселке. За десять-двадцать минут пожар подберется сюда, как миленький. И придется ему с Вырем пережидать его в котловане вместе с лягушками...
Вырь в третий раз разобрал карбюратор. Толстоватыми короткими пальцами попробовал, как свободно плавает поплавок, как легко входит в отверстие игла, регулирующая приток бензина. Прожег свечи и заставил Алексея опять крутить ручку. Казалось, все на месте, все должно работать, но двигатель даже не фыркнул. И это выводило Выря из себя. Он заставлял снова и снова крутить ручку, то подсасывал, то отсасывал горючее из карбюратора...
Вдруг что-то хлопнуло невдалеке. Вырь и Алексей вскинули головы. Огненный клубок пламени прыгнул откуда-то из дыма и опустился на сосну, которая закрывала своей тенью механическую мастерскую. Сосна вспыхнула разом как спичка.
— Амба! — выдохнул Вырь. — Дай я крутну!
Он яростно закрутил ручку, будто собрался вытрясти из мотора душу.
— А ты... переключай на полный... ту помпу... гаси! — закричал он, захлебываясь от напряжения.
Алексей побежал к другой помпе, передвинул рычаг газа на полный, включил насос. Мотор, напрягшись, заработал глуше. В шланги хлынула вода, туго наполняя их. Алексей опередил ее, успел схватить брандспойт. Через мгновение, как выстрел, вырвалась длинная струя зеленоватой воды. Она сбила пламя с сосны. Дерево окуталось паром.
— Ага! — завопил, как мальчишка, Алексей. — Выкусил? — И начал вертеть брандспойтом из стороны в сторону, сметая огонь водой.
Он не видел, как подпрыгнул от радости Вырь — наконец-то мотор завелся! Когда же Алексей посмотрел в его сторону, Вырь спокойно и деловито окатывал водой дымящийся лес.
Так они держались до вечера. Уже к ночи с дальнего пожара вернулись люди. Они ужаснулись — так близко была беда... Директор, обнимая спасителей завода, даже прослезился:
— Спасибо... Отблагодарю... Что хотите?
— Пить, — еле повернул языком Алексей и посмотрел на Выря, мокрого с головы до ног, со слипшимися рыжими волосами.
Тот молчал, хотя его тоже мучила жажда.
Е. Федоровский
И ни действительно рядом: час полета на вертолете, и из района, где проживают тасадай манубе, можно попасть в деревни племени т"боли. Но если в вашем распоряжении нет вертолета, если вы можете положиться лишь на собственную пару ног, — вы доберетесь за месяц. Может быть.
A если вообще не знать, что у вас есть соседи, вы не доберетесь до них никогда. Люди племени тасадай манубе ни о каких соседях не знали ничего.
Об этом племени написано уже много (О племени тасадай манубе см. материалы в № 2 и 4 «Вокруг света» за 1972 год и в № 6 за 1973 год .), и нет потому необходимости вновь рассказывать о том, что это, очевидно, самое отсталое на Земле племя, за всю свою историю (семьсот лет? тысячу? две тысячи?) не имевшее никаких контактов с окружающим миром. Естественно, судьба тасадай манубе вызывает вполне обоснованное волнение, ибо племя никоим образом не подготовлено к встрече с XX веком. По мнению некоторых филиппинских специалистов, племя тасадай манубе надо «выводить на уровень хотя бы самых отсталых племен острова Минданао». Ведь как ни отсталы они — букиндоны, билааны, мангианы, манобо, т"боли, — все же путь от них до современности куда как ближе.
В Маниле, филиппинской столице, обычно называют остров Минданао «диким-диким Югом». И верно: до самого недавнего времени народы, населяющие горные районы острова, были напрочь изолированы от экономических и культурных центров Филиппин. А это не могло не отразиться на уровне их развития. Внешний мир представал пред ними в образе миссионера, чиновника, прибывшего переписать население и установить налоги, торговца, втридорога продававшего всякие нужные вещи, сделанные в далеких от гор Минданао местах. После войны с целью поднять культурный уровень Юга, а заодно и «разгрузить» перенаселенные места правительство стало поощрять переселенцев: ведь если на Лусоне, самом развитом из Филиппинских островов, плотность населения достигает трехсот пятидесяти человек на квадратный километр, то на Минданао на том же километре живет едва один человек. При всем уважении к статистике, следует оговорить, что излюбленные ею средние цифры хороши на бумаге, а в действительности люди населяют не весь остров, а лишь удобные для жизни прибрежные и равнинные места; в горном тропическом лесу можно бродить месяцами, не встретив живой души. Переселенцы старались занять именно эти удобные места. Начались конфликты, а вскоре горцы познакомились с солдатами, которые защищали христиан-переселенцев.
