Виктор Молчанов привел меня в свой уютный дом на бывшей станции Кочуково. Жена Виктора Светлана, ее отец Солдатов Степан Михайлович, пятилетняя Наталья — все как в обычном доме. Баня, пироги, квас, уха. Никто из них не замечает дымокура в сенях, вечернего холода, сменившего дневную жару. Это на меня действует тайга и полторы сотни пеших километров, увалы Джугджура, ручьи и реки, лес и комары. Но для хозяев все это тоже дом. И, слушая рассказ Степана Михайловича о десятилетней вахте на Аянском тракте, о прежней работе в Охотском море на траулерах да сейнерах, я понимал, что земля эта для Степана Солдатова стала второй родиной...
Лишь в Нелькане, самом большом селе района, понимаешь, что такое настоящая река. С Гарольдом Николаевичем Храповым, председателем сельсовета, мы побывали в совхозе и у геологов, осматривали новую взлетную полосу в аэропорту. Всякий раз «газик» сельсовета, издающий непонятно почему характерный вертолетный свист, неизменно упирался в реку: здесь все на берегу реки.
В школьном музее преподаватель географии Татьяна Николаевна Карлина показывает интересные коллекции.
— Старинная легенда донесла упоминание об истории названия Нелькана,— говорит учительница.
Первопроходцы из отряда Москвитина в 1639 году увидели здесь одинокую юрту старой эвенкийки Нельки. Может, она и привела к бородатому россиянину проводников в верховья Май. С тех пор в отписках и «сказках» стало фигурировать урочище Нелькан...
Сегодняшние заботы жителей таежного села в укреплении экономики совхоза «Нельканский» — хозяйства обширного и многоотраслевого — в заготовке леса и заброске грузов по Мае в пору навигации и по зимникам. Набирает темпы работ Аяно-Майская комплексная геологоразведочная экспедиция. Старший геолог экспедиции Альберт Алексеевич Мяло увлечен историей геологического освоения бассейна Май.
— Письма ссыльного революционера Петра Давыдовича Баллода, обнаруженные в иркутском архиве, положили начало геологических исследований. Помимо сведений Баллода, есть много данных о перспективности недр района. Не исключено, что именно это даст новый импульс развитию транспорта в Аяно-Майском районе.
— И побегут из Нелькана в Аян поезда, так? — пытаюсь и я заглянуть в далекое будущее, не забывая о старинном тракте.
— Представьте, ничего фантастического в этом нет. Идеи строительства БАМа, между прочим, появились за десятки лет до укладки первых рельсов. Поверьте мне, эту землю заселили во времена Аянского тракта совсем не случайно. Ее богатства пробьют себе дорогу к океану. Думается, новый Аянский тракт — дело не слишком далекого будущего.
Пока же из уютного домика старшего геолога просматривалась самая надежная транспортная артерия — река Мая.
В тот день к вечеру в мой гостиничный «номер» в школьном интернате наконец пришел мой новый спутник — шкипер маломерного катера Иван Ильич Наумов.
— Завтра выходим, пора загружаться,— сказал Иван и посмотрел по углам в поисках снаряжения.
Увидев мой тощий рюкзак, он повеселел.
— Хорошо будем ехать, быстро.
— Не ехать, а идти,
— Это на море ходят,— всезнающе парировал он.— А нам три фута под килем лишь в половодье пожелать можно. Так что поедем, поползем, поскребем днищем на перекатах...
Еще в Аяне условились: как только закончится мой пеший путь через хребет, в Нелькан придет на лодке Иван Наумов — председатель сельсовета небольшого таежного села Аим, что в самой середине речного маршрута. Потом мы дождемся Владимира Ковылко — работника райисполкома. Он вместе с Наумовым должен осмотреть сенокосные угодья, чтобы в полной мере оценить запасы кормов для совхозных ферм.
Спустились с Иваном к реке. В мотолодке уже готовился к плаванию «младший боцман» — одиннадцатилетний сын Ивана — Вадик.
— Ты начинай большую приборку, а мы гостя поедем встречать,— отдал команду Иван.
Тут раздался вертолетный посвист исполкомовского «газика», и мы отправились встречать Ковылко...
Потом спустились к реке вместе с гостеприимным хозяином Гарольдом Храповым. На живописной косе до поздней белой ночи горел костер. Я купался, как мне показалось, в теплой воде, Вадик метал блесну. За долгим чаем говорили обо всем сразу. Я вспоминал гончаровскую «Палладу»: «Летом плавание по Мае — чудесная прогулка... Недостает только сел, городов, деревень, но они будут — нет сомнения».
— Так будут или не будут города в Аяно-Майском районе? — пытаю я «районные власти».
— Городов пока нет. Но старинный Нелькан пора уже именовать городом. Что скажешь, Гарольд?
— Думаю, что прежде городом должен стать районный центр Аян,— весело парирует Гарольд Николаевич.— Хотя в нем вдвое меньше жителей.
За шутками следовал разговор о заботах района, в который надо много ввозить, но мал выход его исконным богатствам: лесу, рыбе, строительным материалам, полезным ископаемым. Мая полыхала отблесками вечерней зари. Единственная грузовая артерия всего обширного района до первых зимников...
Утром мотолодка «Крым», основательно загруженная всем необходимым, стояла у «набережной» Нелькана. Вскоре мы смотрели на панораму села с середины реки. Россыпь домов на высоком лесистом склоне... Я представил «столицу Майского края» — так когда-то называли Нелькан — в конце минувшего столетия. Шесть русских семейств, по десятку тунгусских и якутских. Почти все заняты перевозкой чая, доставленного из Аяна зимой. Строили паузки, деревянные плоскодонные баржи, и ждали лета. Сплав днем и ночью по быстрой реке: до устья Май три-четыре дня, еще десять дней в пути по Алдану и Лене — и груз в Якутске. В обратный путь шли на купленных лодках, которые нагружали товарами: сахар, крупа, мука, ткани. Подрядив лоцмана и рабочих на тягу (бурлаков), тем же путем, но против течения, возвращались в Нелькан через 30—40 суток. Впрочем, приказчики предпочитали ехать на лошадях почтовым трактом. Это было втрое быстрее. Так же доставлялась и срочная почта...
Не включая мотор, мы безмолвно миновали окраины Нелькана. За первым перекатом Иван дал полный вперед. Тугой ветер, скачки на волнах. Через полсотни километров, близ устья Маймакана, мотор взвыл и заглох. Поскрежетав на камнях, мы выскочили на косу. Владимир налаживает спиннинг, смотрит на занятого с мотором Ивана.— Куда бросать, где тут рыба?
— Бросай, где сыро,— отшучивается Иван. Мы во всеоружии идем кто куда. В ближайшем омуте я выбираю понравившуюся мне щуку и тихо, прямо в зубастую ее пасть опускаю блесну...
К вечеру мы уже на подходе к знаменитой Ципандинской пещере. Входим в обрамленный деревянным срубом вход (когда-то здесь был холодильник местного колхоза). Ледовые сталактиты частично прикрывают вход в следующий зал, с которого и начинается галерея подземных лабиринтов. На другом берегу реки — бывшая Ципандинская станция Аянского тракта. Теперь здесь тоже монтерский пункт на линии связи между Якутском и Нельканом.
Поляна у Селендинской станции оказалась отличным местом для покосов. Пока мои спутники обсуждали свои проблемы, я прошел к строениям прошлого века, спрятанным в густых зарослях иван-чая. Неподалеку обнаружил старый могильник. Здесь были похоронены те самые «первожители» тракта. Я сбросил капюшон штормовки и долго читал витиеватую эпитафию усопшим...
Бывшая Селендинская станция стала первым в районе питомником якутских лошадей. Некогда поголовье этих замечательных неприхотливых животных составляло гордость этих мест. Поразительная особенность якутской лошади делает ее незаменимой — она и летом и зимой, подобно оленю, сама добывает корм. Здесь небольшое стадо из 28 лошадей на попечении Егора Николаевича Соловьева. Он живет с семьей. На лужайке мирно паслись лошадки, и мне показалось, что вот-вот появится из зарослей почтовый караван и раздастся окрик: «Эй, на станции, готовь лошадей на смену!...»
Аим, родное село Ивана Ильича, открылось к вечеру второго дня путешествия. Мы с Владимиром укладываемся на отдых прямо в кабинете Наумова. Благо было воскресенье. Из полуоткрытых дверей доносился шум дождя. Непередаваемо терпкий запах ошкуренных сосновых бревен витал в воздухе. Утром я с грустью смотрел на младшего Наумова. Теперь он не «боцманил», а мирно позировал рядом с мамой и младшими сестричками Аленой и Ирочкой. Снимки на память.
Нас в лодке осталось только двое. Течение стремительно проносит мимо Аима, и череда золотистых домов в темной зелени вскоре исчезает за поворотом. Вопреки обыкновению прошу Ивана дать мне «порулить» и сразу чувствую себя глухонемым, плавно парящим над зеркальной гладью реки. С особым волнением смотрел я на устье Юдомы — самого большого притока Май. Над старинной бревенчатой стенкой — защитой от паводков — редкие домики метеостанции. Когда-то Юдома видела дощаники обеих Камчатских экспедиций, когда-то и я поднимался вверх по реке с наивной надеждой найти какой-нибудь след тех давних событий...
