во время Войны Гнева. Нам стыдно, госпожа, но мы многое забыли и жили лишь по тем заветам, что передавались из поколения в поколение. Те, кто верил, двигался вперед, как хотела Мири, встал на дорогу, что она проложила через тысячелетия, обретал дарованные ею силы. И пытался сделать так, чтобы пророчество свершилось.
— Об этом я знаю. Читала в университете, что Мири оставила своим последователем множество туманных предсказаний и ни в Едином королевстве, а после и герцогствах, никто из служителей Шестерых не смог понять, о чем речь. В итоге сочли, что Храм множит заблуждения об одной из Шестерых. Вас признали заблудшими и оставили.
— Только после того, как попытались захватить его, — Вир пожал плечами, словно оправдываясь за свои знания. — Нэ говорила. От них отстали, лишь когда много раз получили по носу. Увидели, что дэво не лезут на материк, не мешают жрецам, и предпочли не замечать.
— Все так, — признал Ради. — Уходя, богиня оставила пророчества для своих последователей. Большинство из них были утеряны, но основная книга Медных страниц, Медная книга, сохранилась. Чем дольше существовал Храм — тем больше пророчеств сбывалось, и мы понимали, что цель становится ближе.
— Так в чем же цель? — Бланке, действительно, стало интересно.
— Наша цель, госпожа? Она прозаична — дождаться, когда богиня вернется, найти ее, защищать и помочь ей выполнить задуманное. — Он заметил, что госпожа Эрбет хочет что-то сказать, тут же замолчал, но она, подумав, едва заметно шевельнула мизинцем, держа наполовину опустошенную чашку кальгэ, прося продолжить.
— Ряд строф Медной книги направил наши помыслы на Кариф и окружение герцога. Мы несколько раз ошибались, ожидая твоего появления в течение почти двух сотен лет, ибо оставалась лишь последняя строчка пророчества. О тзамас, что разорвет мир и соберет его снова по своим правилам. О белом огне, способном пожрать всех. Она должна была появиться рядом с карифским правителем, и вместе с ней будет идти та, кого мы так долго ждем. И вот мы здесь, перед тобой, ибо последняя строчка исполнена.
— Вы будете помогать мне и защищать меня, — небрежно произнесла Бланка. — Очень обнадеживающе. А также двигать меня к цели, которую хотела Мири. А точнее туда, куда желает Храм. Совсем не обнадеживающе.
Светло-серые глаза Ради блеснули:
— Храм, госпожа, желает лишь того, о чем попросила первых из ее детей Мири — помочь ей, когда она вернется. Защитить от зла и тени. Сделать последние шаги и оставить последние следы, чтобы стать свободными от старых клятв. Ты заблуждаешься, о милосердная, в том, что мы посмеем управлять тобою. Заставлять тебя, — в «заставлять» звучало едва ли не отвращение. — Это святотатство и мы не смеем, ибо лишимся твоих даров, станем отступниками, коих живьем пожрут черви. Мы лишь следы, я часто это говорю только потому, что хочу, чтобы ты понимала. Отпечатки твоих ног, помыслов, желаний, мечтаний, приказов. Верные псы.
Бланка не скрывала недоверия:
— Псы значит… Но я так и не услышала, что должна сделать. В чем цель Мири?
Ради скорбно вздохнул:
— Это знаешь только ты, госпожа.
Вир перестал жевать и воззрился на дэво, потом, вскинув брови, обернулся к Бланке за пояснениями.
Она озадаченно молчала.
— Правда утеряна во тьме прошлых веков. Мы виноваты перед тобой за то, что не смогли сохранить столь важное для твоего сердца, — по его смуглым щекам текли слезы. — Молю тебя простить всех твоих служанок. Простить Храм!
Он упал со стула на колени, ткнулся лбом в пол, лишь спина его содрогалась от беззвучных рыданий.
Тэо увидел, что замешательство на лице Бланки сменяется сомнением.
— Или накажи нас, но только не держи зла!
Глаза женщины сузились:
— И как же наказывает Мири служанок за проступки?
— Лишает своей благости, отнимая силы, что даровала нам.
Бланка посмотрела на Тэо, сказав с тихим смешком:
— Хм. Право, жаль, что такое мне не доступно… Поднимись, достопочтенный Ради.
Он не спешил:
— Цвет благословенного рассвета так и не сказала ничего о прощении.
Во вздохе Бланки было страдание человека, на которого взвалили все тяготы мира. Включая самые нелепые.
— Хорошо, прощаю.
Он благодарил так долго, витиевато и проникновенно, что Тэо начал понимать, каково это — теряться в лабиринте слов.
— Единственное, что знают в Храме, это что весь путь богини ею предначертан и она стремится исправить ошибку. Не спрашивай, какую. Мне нечего ответить на такой вопрос.
— И как, по-твоему, такая как я, может это сделать?
— Полагаю, судьба проведет тебя, а вместе с тобой и нас по пока еще незаметной тропе.
— Полагаю, я не желаю ходить по чужим дорогам, даже если их когда-то увидела Мири. Я продолжаю считать, что ты и твои друзья ошиблись. Я — не она. Как бы тебе этого ни хотелось.
— Мы люди, — Ради склонил голову, словно принимая правоту ее слов. — Наша участь вечно ошибаться и искать правильный путь едва ли не на ощупь. Но Мири больше, чем человек. Она одна из величайших, и нити мира позволяли ей видеть то, что грядет. Порой дэво неправильно трактовали сказанное ею, но в этом не было вины пророчицы. Сейчас мы уверены, что в тебе живет ее сила. …Так случилось в следующие дни после того, как бледные равнины Даула навечно поглотила вода, а победители вернулись в Аркус. Они решили уйти в иной мир, недоступный для большинства живущих. Каждый передал большую часть знаний и сил ученикам. Но не Мири, она не ушла вместе с сестрой и братьями. Нет. Лишь оставила Храм, растворилась среди живущих, затерялась в северных городах. Храм искал ее, но все оказалось бесполезно. Ибо не так был предсказан день, когда мы вновь обретем ее. Он был означен, как тот, что придет лишь после событий, о коих я рассказал ранее. Карифский герцог, спутница тзамас, способная видеть нити благодаря дару Мири, ночь — когда та сторона босыми ступнями наступит на горло великого города, вдавит его голову в прах.
— Довольно похоже, — пробормотал Вир.
— Мири возродилась, — важно кивнул Ради. — Спустя тысячелетия. Пускай она и мало что помнит.
— И не обладает даже каплей силы, которой обладала великая волшебница. А знаешь почему, добрый мой наивный дэво? — Бланка резко щелкнула пальцами. — Да потому что я не великая волшебница! Во мне нет той магии, что способна сдвигать горы и заставляет звезды катиться по небосклону.
Ради взял со стола плошку с темно-коричневым медом, поднял ее и, глядя на Бланку, наклонил так, что тонкая тягучая нитка потянулась вниз.
— Когда горный мед превратится в янтарь… — он оборвал фразу, и госпожа
