темами в бассейне. Жутко торможу, но, вероятно, дело в усталости и алкоголе.
— Марин, я, наверное, поеду, — тронув подругу за плечо, отвлекаю ее от беседы с одной из блондинок. — Мне что-то нехорошо.
— Куда? С ума сошла? — она изумленно округляет глаза. — Веселье только началось! Еще часик, Варь. А не хорошо тебе, потому что мало выпила.
— Мало? Да я вот-вот… — начинаю возмущенно возражать, когда вдруг со всех сторон раздается вой полицейских сирен.
Музыка резко глохнет, кто-то из парней громко орет: расходимся, менты. Начинается паника, беготня, нетрезвые русалки вылезают из бассейна одна за другой, и о, чудо, без всяких заклятий обретают ноги, но теряют голос.
Никто почему-то больше не смеется. Девчонки подхватывают с земли одежду, и молча по-английски, улепетывают кто куда. Не менее ошеломленная чем я, Маринка вылезает последней, забираясь на бортик прямо из воды, но, поскользнувшись, неуклюже падает обратно.
Поднявшись было по лесенке, я резко разворачиваюсь, услышав плеск, и спешу на помощь наглотавшейся воды подруге. Не успеваю опомниться, как нас обеих грубо вытаскивают на сушу чуть ли не за загривок, как нашкодивших котят.
— Лицом на землю, руки за спину, — чеканит огромный спецназовец в маске, направляя на нас с Маринкой самый настоящий автомат.
— Мы ничего не сделали, я требую адвоката, — пьяным голоском вопит Грызлова.
— Поговори мне еще. Легла, я сказал, — мужик, недолго думая, бьет громоздким ботинком в ее колено и согнувшись, она падает в требуемую позу. Черт, ну и ублюдки.
— А ты чего встала? Тоже хочешь? — обращается ко мне второй.
— Это произвол. Вы не имеете права, — выдавливаю я, но послушно укладываюсь на пожухшую траву. Не хочется получить пинок по коленным чашечкам. Земля подо мной ледяная, а белье насквозь мокрое и прозрачное. — А ни че задница, — слышу над собой похабный смешок. — Отсосешь по кругу, отпустим. Как тебе такое предложение, наркоша?
— Мы пили обычный алкоголь, никаких наркотиков, — похолодев от ужаса, бормочу я.
Скосив взгляд в сторону, замечаю, как Влада и Марика уводят в полицейский Уазик. В наручниках! Божечки, что же творится-то? А-А-А?
— А это что? — мужик дергает мою голову вверх, собрав волосы в кулак, и размахивает перед лицом пакетиком с белым порошком. Не трудно догадаться, что внутри. Вопрос — откуда?
— Впервые вижу. Клянусь, это не мое, — жалобно пищу я.
— Мне до пизды на твои клятвы, шваль. В обезьяннике бомжам будешь свои сказки рассказывать, — ткнув меня лицом в землю, охреневший в доску мент защёлкивает браслеты на моих запястьях. Второй моральный урод в погонах проделает то же самое с Грызловой.
— Ну, что, марамойки, не передумали билет на свободу отработать? — меня снова хватают за волосы и заставляют подняться на ноги.
Пересматриваюсь с Грызловой. У нее в глазах панический страх.
— Я не при делах. Честно, — виновато шепчет она и отводит взгляд.
Врет. Стопудово врет. Значит наркотики были. Скорее всего принесли запоздавшие незваные гости, но кто в полицию позвонил? Если ребята и закидывались втихаря, то только ради собственного сомнительного кайфа, а не на продажу… Или?
Додумать мысль до логического конца, мне не дают четверо здоровенных мужиков в спецназовском обмундировании. Обступают нас с Маринкой, похотливо раздевая глазами. Меня трясёт от шока и пронизывающего до костей ветра, леденящий ужас парализует конечности, руки скованны за спиной, даже прикрыться нечем.
— Дяденьки, мы ни в чем не виноваты, — жалобно всхлипывает Грызлова. — Отпустите нас, пожалуйста.
— Нет, значит? Зря, могли бы договориться. В машину их, — приказывает тот, что стоит ко мне ближе всего. — Посмотрим, как они в участке запоют.
Про обезьянник мент не соврал. Именно туда нас и засунули после непродолжительной тряски в полицейском фургоне, где мы едва не окочурились. На слезные мольбы взять наши телефоны и одежду ответили равнодушным игнором. Везли в разных машинах, отдельно от парней. Маринка всю дорогу причитала и проклинала приятелей Влада. Как я и подозревала, белый порошок появился с их приходом, но она была в курсе и не предупредила, хотя знала, как я категорично отношусь к наркотикам. В отличие от обвиняющей кого угодно, но не себя Грызловой, я молилась только об одном — чтобы нас не увезли в сауну и насильно не принудили к «отработке свободы», как выразился один из ублюдков. Но, слава богу, обошлось.
Оказавшись в камере предварительного заключения, я вздыхаю с несказанным облегчением. Грязно, холодно, воняет потом и мочой, но из двух зол выбирают меньшее. Радует и то, что с нас, наконец-то, сняли наручники. Обнявшись, мы с Маринкой устраиваемся на деревянной шконке у покрытой плесенью стены и греем друг друга теплом своих тел. Повезло, что кроме нас, в обезьяннике никого нет и не приходится отбиваться от обещанных бомжей.
Немного отойдя от шока, Маринка принимается барабанить в дверь, требуя телефонный звонок. Я безучастно наблюдаю за ее бесплодными попытками добиться хоть какой-то справедливости. Ею тут и не пахнет. К тому же ни Грызловой, ни мне звонить особо некому. Моя мама грохнулась бы в обморок, если бы я огорошила ее посреди ночи звонком с просьбой срочно организовать мне адвоката. В семье Маринки похожая ситуация. Отец пьет, мать в одиночку тянет двух младших сестер. Лишних денег и связей само собой нет.
— Нам даже права не зачитали! — возмущается подруга, забираясь с ногами на койку.
— Ты фильмов, что ли, насмотрелась, Марин? — охрипшим голосом отзываюсь я.
Последствия невесёлого приключения не заставили себя долго ждать. Нос заложен, горло дерет, лицо и лоб горят. Как пить дать, простой простудой не отделаюсь. Хотя, о чем я думаю? Если в ближайшие час — два нас не отпустят, плакала моя работа, а если влепят статью за наркоту, могу загреметь лет на десять. Прощай диплом, мечты о карьере и самостоятельной жизни. Привет, небо в клеточку и суровая тюремная жизнь.
Утрирую, конечно. Не думаю, что дойдет до реального срока. Работу новую можно найти, не хотелось бы, но не конец света. А вот если дело с задержанием не замять, то меня наверняка из универа попрут. Это будет полный абзац. Столько усилий и из-за одной глупости (даже не моей) все просрать.
— Мы же должны знать, в чем нас обвиняют? — хлюпая соплями, сипит Грызлова. — Показания какие-то взять и, вообще… — она прерывается, потому что в этом момент скрежещет металлическая решетка и в обезьянник запускают наших помятых «рыцарей». Дверь снова закрывается, оставляя нашу неудачливую четверку внутри.
— Вот уроды! — взбешенно бросает Марик, усаживаясь рядом с нами и обнимая дрожащую Маринку. Я впервые вижу его таким злым. — Ты как, зай?
— Как я? — яростно шипит она. — Нас чуть по кругу не пустили, а ты спрашиваешь, как
