подробности как-то мало интересовали солдата, его заботило только одно. Он посмотрел на барона внимательно и спросил:
— Принц Карл знает, что Кранкля убил я? Это значит, что кавалером мне не быть?
— Быть, друг мой, быть, — улыбался барон. — Вы знаете, что одно из имён нашего юного графа фон Бюлоф, он четвёртый наследник Конрада фон Бюлофа, Курфюрста Ренбау. Или он третий наследник, не помню точно. Неважно! Главное дядя нашего графа уже написал курфюрсту письмо с просьбой произвести вас в рыцари. И тот сразу ответил. Он дарует вам рыцарское достоинство. Вопрос решён! Друг мой поздравляю вас.
Волков сидел и молчал, он то ли не верил своим ушам, то ли не совсем понимал что происходит.
— Слышите, друг мой, герцог Ренбау, написал, что будет рад видеть столь доброго воина своим рыцарем. — Барон многозначительна понизил голос, — вы понимаете, друг мой, не просто рыцарем, а своим рыцарем, — он поднял палец к небу, — я не видел письма, но если там написано так, то значит, что вы станете ленным вассалом, а значит…
— Он будет моим сеньором. — Сказал Волков.
— А значит, вы получите землю или место при дворе! — Сказал барон.
— А с чего такая милость, я ведь ничего не сделал для курфюрста? — Не понимал солдат.
— Как же не сделали! Вы же убили любимца принца Карла и принц Конрад этому очень рад. А чтобы принц Карл узнал, как радуется принц Конрад, принц Конрад произведёт вас в рыцари. Отчего принц Карл будет беситься ещё больше.
— Вот как всё оказывается просто, — произнёс Волков, — они, что не любят друг друга?
— Последние триста лет недолюбливают. Бюлофы и Ребенрее родственники, постоянно рядятся из-за спорных земель и стародавних обид, наше графство — тоже предмет раздора. Так, что они никогда не упустят возможности нагадить друг другу.
А солдат слушал его, и начинал верить, что это не сон, и всё это происходит с ним, что барон не шутит. И тут же он начал волноваться. Стал думать:
«Хорош, я буду со своей хромотой, да с гримасами на церемонии. Нужно будет подлечиться или научится терпеть».
А потом он спросил:
— Мне придётся ехать в Ребенрее?
— Нет, вас посвятит наш граф. — Отвечал барон.
— Но ведь указом императора баронам и графам нельзя посвящать в рыцари кого-либо.
— Да, нам нельзя, но курфюрст подпишет эдикт о посвящении вас в рыцарское достоинство, и передаст дело своему родственнику — нашему графу. Тот будет посвящать вас от имени курфюрста. И герб вам выберет и девиз.
Сержант, сидевший с открытым от удивления ртом, наконец, произнёс:
— Поздравляю, господин!
Волков кивнул ему.
— Поздравляю, вас друг мой, — сказал барон.
— Спасибо, Карл, — отвечал Волков, — я всегда буду помнить, что не встреть я вас… в общем хорошо, что я поехал через ваши земли. Я благодарен вам барон.
— Поднимем кубки, господа, — сказал довольный барон. — За вас, Яро, за будущего хозяина Малой Рютте.
Волоков и сержант, оба, не донесли кубки до губ. Остановились, так и замерли в изумлении. И солдат произнёс:
— Карл, не спешите, мы здесь не одни, вы говорите в присутствии свидетеля. Вы уверены, что хотите это сказать? Может вы шутите?
— Какие к дьяволу шутки, Фольокфф, и я, и баронесса мечтаем выдать мою дочь замуж. Вот только, кроме вас с этой дикой кошкой никто не справится.
Как только вы получите рыцарское достоинство, я сам отволоку Хедвигу под алтарь, как бы она ни царапалась, как бы ни бранилась…
— Ну, тогда мне нужно срочно выздоравливать, — сказал Волоков, — потому что для жизни с прекрасной Хедвигой, сил и мужества потребуется побольше, чем для поединка с Кранклем.
— Все это понимают, и я и баронесса, и чтобы скрасить вашу жизнь с моей дочерью, я дам вам в приданное…
— Осторожнее, Карл, здесь свидетель, — с улыбкой попытался прервать барона солдат.
— И пусть, — продолжил барона, вставая, — я дам вам приданное за дочерью Малую Рютте, и все леса, луга и поля вокруг. Выпьем, господа.
И они с бароном выпили, а сержант не выпил, сидел с кубком в руке и открытым ртом. Таращился то на Волкова, то на барона.
— Сержант, рот-то можно закрыть, — сказал Волков, ставя кубок на стол.
И они с бароном засмеялись.
Когда к вечеру Волков вышел во двор, там его уже поджидал Ёган, и видимо давно ждал.
— Господин, так мне вещи-то собирать? — Спросил он.
— Какие вещи? — не понимал Волоков.
— Да как какие! Ваши! Мы поедем отсюда? Если поедем поутру, так вещи нужно уже сейчас собирать.
— А куда ты собрался?
— Да то не я собрался. То вы собирались.
— Угомонись, не едем мы никуда.
— Значит, завтра не едем?
— Мы вообще, может, никуда не поедем, — загадочно улыбаясь, отвечал солдат, поглядывая на окна донжона, что уже светились в сгущающихся сумерках.
— Ей, Богу, вас никогда не поймёшь, то едем, то не едем. — бубнил негромко слуга.
— Угомонись ты, — отвечал, улыбаясь солдат, — может, мы вообще тут жить останемся.
К ночи все были готовы. Кроме Ёгана и сержанта Волков взял ещё двух стражников, из тех, что поумнее. Один из этих стражников, знал, вернее, видел, Сыча. Он-то и зашёл в трактир, осмотрелся, а сам сделал Сычу знак. Сыч всё понял.
Фриц Ламме по кличке Сыч, с виду был неказист, по-мужицки коренаст, и изрядно вонял. Когда он запрыгнул в телегу, где уже сидел Волков тот сразу это почувствовал. Но несмотря на это, Фриц Ламме, по кличке Сыч, дело своё знал крепко. И ночью солдат опять в этом убедился.
— Вон он дом, в котором живёт кривой Стефан, — сказал сержант.
— Далее ехать не нужно, — сказал Сыч, спрыгивая с телеги и беря оттуда мешок. — Как свистну, так сразу ко мне телегу гоните. А вы господин сержант со мной ступайте на всякий случай, вдруг он там не один, только тихо.
Сыч с сержантом ушли в темноту, было тихо, только собаки лениво перебрехивались, даже дождь не шёл. Все молчали, но не долго, вскоре послышался свист. А уже через пару мгновений, Сыч с сержантом закинули в телегу, подвывающего человека, до половины сверху упрятанного в мешок.
— Погоняй, погоняй, — сказал Сыч, сам заскакивая в телегу.
— Он? — Спросил солдат, ткнув кулаком мешок, чтобы не выл.
— Он, экселенц, он, — заверил Сыч.
Телега, чуть скрипнув, покатила по
