ночной жизни. Золотов правду идет искать.
Он низок, и встречный ветер пуще пригибает его к земле. Снег порошит в глаза. Скоро тропу вообще заметет. Тогда становись на четвереньки и иди. Тяжко.
Сесть бы не вставать. Закурить нельзя, дует. К правде, к ней всегда через пень-колоду добираешься. Главный министр надёжа. Будет — примет, выслушает, прикажет. А потом Михаил спросит, как по святым местам пойти. Ему скажут.
Это из Мотовиловки он шагает. Пеший путь. Своим ходом идти решил, обещал. Мотовиловка далеко отсюда, не видно. И если на гору высокую влезть, тоже не видно. Может быть с самолета видно, но на самолетах Михаил не летал. Видеть — видел, кукурузник. На поля удобрения бросал, чтоб жука не было. Жук тот суров, из далекой страны Колодаро. В Колодаро все такие вредные, и жуки и люди. Может они жуков таких специально вывели. С них станет.
Стоит Мотовиловка на трех холмах, промеж ними болото. Там когда-то речка была. С каждым годом болото поднималось выше и выше. Поглотило нижние дома, затопило пару улиц. Руководство района обещало насос притарабанить, чтоб то болото осушить. Взамен денег попросили, для добрых людей. Им тоже жить надо, а зарплаты — как кот наплакал. Так сказали. Мотовиловцы дали. А руководство нет.
И Золотов, как самый главный активист в деревне, вызвался идти пешим ходом в столицу. За правду. А что, надо же кому-то идти. Золотову и сподручнее — он вдовец, человек религиозный и обстоятельный, мыться-бриться ему в дороге не нужно, питаться может кореньями, добываемыми из-под снега, а чай пить из термоса. Так и пошел.
Велик город Бздов. По представлению Михаила, там каждый второй по улице ходит — профессор. Бородка, пиджачок, всё как надо. Соберутся на улице кучками по три, а то и четыре человека. Обсуждают научную проблему. Или в магазине. Вдруг разворачивается острый диспут о составе атмосферы на планете Марс. Есть ли там бром?
Еще на улицах столицы есть балерины. Остановятся у каких-нибудь перил и ну ноги задирать выше головы. Репетируют. А потом сразу в оперу, и там танцуют, танцуют, танцуют!
Добродушные таксисты всегда готовы подвезти бесплатно. Дверь открывают — прокачу, садись! Спроси у любого прохожего, который час. Не только ответит, но и подарит часы. Односельчане говорили Золотову:
— Ты это, если будут давать, не отказывайся. Нам привезешь.
— Хорошо, — соглашался тот.
И вот велик город Бздов перед ним. Сколько идти еще? Поспеет ли к полуночи? Или выкопать яму в сугробе и заночевать тут? Достал Михаил из рюкзака термос, поболтал им в воздухе. С четверть еще осталось. Чай горячий, сладкий.
Далеко волки завыли. Подумалось Михаилу — а ну как сюда бегут? И ускорил шаг. А навстречу ему шел человек умного вида, в фуфайке но с непокрытой головой. Золотов почему-то спросил:
— Я правильно иду?
А человек испугался и метнулся в сторону, за кусты. Тогда Михаил двинулся далее. Лес стал совсем густым. По колено в снегу, с хрустом ломая черные сучья, Золотов вышел на поляну. Поляна была круглая и вся в пнях. Только из-за снега пни выглядели как холмики. А может это было кладбище. Тоже похоже.
Михаил хотел пересечь эту поляну, и тут случилось великое диво в небе. На сером цементе облаков взыграла световая карусель. Пал Михаил ниц, стал кушать снег. Когда насытился, поднял голову, а карусель все была.
— Знамение мне, — сказал Михаил.
Вошь да вошь, никак не убьешь. Стоит и давит. Прошка, в кармане ложка. Руки как лопаты. Небрит и вонюч. Мимо проходит — все морщатся. Штаны на нем несуразные, ботинки казенные, лицо крупное, голова что котел, ходит вразвалку, а ботинки еще скрипят. Матушка говорила, отпуская из дому — по берегам рек не ходи, упасть можешь. А он плавать не умеет.
Ходил по мощеной камнем набережной. Ледовое поле перешел. Рыбаки сидят, удой рыбу удят. Прошка подходит к ним и просит рыбки. Рыбаки гнали его прочь. Но с опаской. Он ведь парень здоровый, еще гахнет кулаком, и тут же на льду попрощает душу с телом. И вышел Прошка на набережную, оттуда поднялся к станции метро, что одной стороной в холм уходит, а другой по мосту.
Внутри станции как в церкви — Прошка был, знает. Только свечки не горят и поп кадилом не машет. Турникеты, тетя в стеклянной будке. Прошка к ней. Пропустите, я глухонемой. На самом деле нет. Но стоит, мямлит, источает вонь. Проходи.
Голубой поезд двери закрывает. Вагон первый. Вот так две створки сходятся. Тут рука между ними — раз! Ладонью встряла. Стоит за окнами Прошка, дебелую руку упорно держит. Распахнулись створки. Вошел Прошка, навис над пассажиркой, пожилой, в очках и в шапке видом похожей на тарелку с пловом, когда плов лежит горкой, а в нем ложка. И гундосит Прошка — дайте денег глухонемому. Ручищами за поручень взялся, тот аж прогибается. У Прошки куртка непомерная распахнута, мотня расстегнута, щетина клочьями рыжеватая, морда — во — о двадцати прыщах, а поперек лба царапина краснеет. Это его дерево тополь поцарапал. Идет Прошка, а на встречу ему тополь. Сук вот так выставил. Прошка ему:
— Отойди!
А тополь:
— Сам отойди!
И по лбу. Шапку сбил, вязаную, прямо в грязь. Это еще вчера было, когда не подморозило. Но снег падал. Широкий. Прошка язык высовывал и его ловил. Холодные кислинки точками. Зимнее лакомство.
Пришел в город. Сразу понял, что это город — машин много. Было уже светло. Утро или день — непонятно. Солнца не видно, а часов у Михаила нет. Все идут куда-то или едут. Посмотрел Михаил на дороги. Асфальт везде. Хорошо!
Захотелось на метро покататься. Велик город Бздов. На станцию, что у самого леса, зашел. Купил круглую штуку жетон. В руках повертел. Легкий, зеленый. Купил еще пару штук, чтобы дома подарить. Столичный сувенир.
Поднялся на эскалаторе к платформе. Она наверху была, ветка наземная. Сойти с эскалатора сразу не решился. Шел вспять, пока не толкнули. В спину, сильно. Только улыбнулся.
Вдоль перрона уже стоял поезд. Не успел, пришлось следующего ждать. Глядел на прочих. Многие прочие имели на голове скворечник, а в нем две дырки для глаз. Золотов понял — новая мода.
Подъехал другой поезд. Михаил туда. Сидячего места не хватило. Стал, за поручень взялся. Набрали ход, в холм, в самую утробу земли. Михаил рекламы читает. Интересно. На телевизоры под потолком смотрит. Красиво показывают. Зевнул,