на мелочные дрязги…
— Сплотимся! — воскликнул кто-то.
— Потапова в президенты! — звонко крикнула Лена.
И что? И стали писать открытое письмо в газету. С поддержкой. Кому письмо? Самому Потапову. Народ хочет вас видеть своим правителем. Представителем. Чаяний выразителем. Демократ вы наш и надежда. Разведите огурцы да накормите страну. А после огурцов и за картоху можно будет взяться. Интеллигенция подключится.
Чомин:
— Делайте копии! Не в один печатный орган, но в разные! Газеты — колокола! Народ бьет в колокола! Народ хочет Потапова президентом.
— Знаково! — крикнул человек с пепельной бородкой, — Знаково! Что первый голос подали именно мы!
Никто из присутствующих его не знал. Он был приглашен отсутствующими. Поправив пальцем очки на носу, подытожил:
— Не зря я сюда пришел. Готов написать копию.
— Не забывайте! — гремел Чомин, — На каждой копии все подписываемся! Наши голоса будут первыми… Однако не последними… Но мало газет, мало звона! Пусть каждый пойдет по соседям… Объяснит, уверит… Потапова в президенты!
Все стали поднимать кверху кулаки и повторять:
— Потапова в президенты! Потапова в президенты!
Андрей весело сказал Лене:
— Видишь, какая каша тут заварилась!
— И это всё я. Я ведь первая сказала — Потапова в президенты.
Позади возник интеллигент с длинными черными волосами:
— Девушка, не забудем!
Гости не расходились до рассвета. Андрей распечатал на принтере агитационные объявления. Расклеивали их ночью по заборам близлежащих улиц. Доватора, Кустанайская, Гвардейская. Вернулись уставшие, измазанные клеем, чтобы попрощаться с Болсуновыми. Старший пожимал руку и тихо благодарил:
— Спасибо! Вместе мы делаем настоящее дело! Стоит и рискнуть. Никому не говорите, чем занимались этой ночью. Транспорт еще не ходит. Я вызову вам такси. Придумайте легенду для своих родных или расскажите им правду, если доверяете.
Андрей и Лена тоже бродили по темным, узким, местами в брусчатке улочкам и клеили объявления на столбах. Это так романтично. Из облаков Луна была свидетельницей. Хотели поднять решетку, куда стекали сточные воды, и спрятаться, и поутру — глас, глас совести из ниоткуда, из самой души, призывал бы идущих на работу — Потапова в президенты! Не поддалась решетка.
Позже, Чомин в подвале шептал, водя ладонью над пламенем свечи:
— Нужно, чтобы думали — из сердца народа. А так оно и есть. Мы сердце народа. Мы.
Сява видел такие перчатки у дворника. Белые резиновые с красными пальцами, будто под ковш бульдозера попали. И тоже такие захотелось. Взял у бати деньги и купил.
Листопад начался, пора небу линять. Линять небу, линять Сяве. Директора уже ищут. Ноги в руки, рюкзак да саперную лопатку. Удались в лес и рой землянку. Отец поможет. Умеет, приходилось. Тяжелая штука жизнь.
Будут со школы приходить — придется отвечать — а где сын? В санатории-профилактории, проходит курс лечения, дышит солью. Надо документальное подтверждение. Николай нацепил на нос очки, пишет справку, точечками фломастером рисует штамп. Правдоподобно всё нелепое.
Сява в перчатках с красными пальцами прощается с городом. Стоит на пороге, рюкзак за плечами, больше самого. Облокотил об себя гитару в чехле. А ничего, уходят же люди в леса, в жизнь дикую, начинают стирать белье в курином помете, косят крапиву на салат, ищут воду лозой — где наклонилась лоза, там источник, копай!
— Прощай сын! — губы у Николая дрожат.
— А ты!
— А я тут! — в бигудях и халате.
— Иди со мной, надо же посмотреть, где спрячусь — еду будешь носить.
— Куда мне в лес? Там волки!
— Отпугну — с нами рок!
— Рок? — Николай злится, — Почему не вок? Почему не музыка бедных кварталов Нового Орлеана?
— Параша твой вок! — еле сдерживается, чтоб молнией не расчехлить гитару, — Нет брат, оденься и пойдешь со мной! Еду будешь носить! Иначе вернусь и покажу такой запил, что стены никто не отмоет!
Место выбрали между грунтовой дорогой и поляной, в рыжем песке среди молодых сосенок. Неподалеку — собачья площадка с дощатым бумом и прочими преградами. И тихо, и не самая глушь. Выкопали яму — Сява больше глядел, а Николай больше рыл. Вышла широкая могила. Положили брёвна сверху поперек. Искали их долго, до темноты. Ветки толстые тоже сгодились. На брёвна настелили пару рулонов битума. Николай купил его на базаре, расплатившись нарезанной бумагой. Гипноз — штука страшная.
Покрыли это всё травой, набросали хвороста и даже мусора. Остался виден проход в одной части ямы. Сява закипятился:
— Что я, жопой буду его закрывать, как поплавок?
— Что-нибудь придумаем… Сейчас придумаем… — Николай теребил подбородок.
Очевидно, требовались дверные петли, а также к чему их крепить, и сама дверца — и эта конструкция показалась Николаю сложной. Он упал, дергался, бил сжатыми кулаками окрест себя и сквозь зубы стиснутые хрипел:
— Нужно архитектора Иванова! Проектные чертежи. Как. Всё. Устроено! Пойду искать Чучу. Наставит!
Когда прошло, решили так. Сява остается ночевать тут в яме. А Николай отправляется на поиски Чучи. Вот уже когда припекло, нельзя отступать.
Глава 9
Где Николай ищет Чучу
В советское время на улицах стояли киоски для справки. Сидит в окошке такая тетя. Как мудрая сова или прозорливица. Всё знает. Адрес профессора Чучи, пожалуйста. Оплатите три копейки за услуги. Получите адресок.
Профессор Чуча, Тимофей Кириллович. Конечно. Нетипичный ученый, живет в обычной хрущовке. Другие вот, возле Оперного театра, в квартирах с такими высокими потолками, что на самолете летать можно — ну, Гастелло бы точно смог. А Чуча — не такой, он простой труженик, ему для труда только и нужно, что маленькая комнатка — кабинет. Не будет комнатки — да где угодно, лишь бы перо скрипело. Свою, работу, монографию, держать не на пыльных антресолях, а всегда, при себе, под рукой, под полой затертого пиджака! Исписать сотни карандашей! Перевести десятки одноразовых шариковых ручек. Стертые до нуля резинки. И формулы, формулы, формулы.
Так трудится настоящий ученый. Вот у него кухня, ночная, бумаги и очень сладкий горячий чай. Кипит — мысль, хочется бежать в библиотеку, да поздно уже! Есть энтузиасты-ученые, но нет таких энтузиастов среди библиотекарей, чтобы в волнении круглые сутки ожидали на рабочем месте, когда в любое время явится с горящими глазами — пытливого ума студент, уставший кандидат наук, озаренный сединой мудрости профессор. Давать знания — почетно! Отчего нет библиотекарей круглосуточных? Много не надо — столик поставьте, нехитрая еда, плед, заряженное солью ружье, полставки сторожа. Но — умение вникать в суть запроса, знание книжных полок.
Главная научная библиотека в Киеве находится в здании, куда встряла
