день в лесу пропадало несколько человек. Сява ждал, что нагрянет милиция. Но милиция боролась со старушками около станций метро. Старушки немало подрывали экономику страны — продавали носки и раздавали котят.
Так вот, появилась милиция разве что перед большим забегом. Сразу все местные дяди, которые по кустам прячутся, плащевые дяди, еще глубже в кусты запрятались и глазами оттуда наружу, а кое-кто вышел и будто не при чем, так, в одиночестве прогуливается, нагнетая задумчивость. Три веселых наркомана милицейскому фургону ручками помахали. Четыре пацанчика с пневматами даже внимания не обратили — как стреляли в мишень на сосне, так и продолжили. Обеспечив безопасность, милиция скрылась.
А устроители забега начали опутывать деревья полосатыми лентами. Наводили по воздуху дороги. И когда пронумерованных бегунов привезли, те стали бегать по этим дорогам. Сява к отставшим, рядом пристроился, вроде как тоже бегун-любитель, решил пообщаться с коллегами. Топает и спрашивает:
— Какая дыхательная система? Кто у вас тренер?
А ему не отвечают! Ну разозился парень, на спину к одному прыгнул, за одежду схватил, повалил и проснулся, а было вокруг темно и неясно, ночь или день, потому что в землянке всегда так таинственно и непонятно.
Сява люк отворил и увидал над собой, среди веток, луну, белую и яркую. Ломал сучья сумасшедший грибник, жадный, пожелавший прийти раньше всех. Сява тихо затворился. В голову лезли мелодии. И стихи.
Скорей вызывайте — невмоготу!
Сижу и на стену я гоготу!
Ой гоготу, ой гоготу,
Скорей вызывайте — невмоготу!
За три дня до Нового года. Снег посыпался. Валил с вечера по ночь, а утром лес стал другим. Не узнать. Под тяжестью намокшего снега, одни сосны повалились, с других отломились ветки. И стал не лес, а бурелом. Всё одинаковое, мельтешит в глазах. Хвойная рвань, рыжая коры ломь и снег. И больше ничего.
Иван Пронов, крепкий такой дядя, глядел на лес из окна. Обычный панельный длинный дом напротив леса, через улицу. Тут живет Иван Пронов с женой Любой и сыном Юрой. У Юры веснушки, а у Ивана и Любы нет — вот эта загадка иногда беспокоит Пронова. А сейчас его другое занимает:
— Юрка, бери ножи, сейчас пойдем. Видишь, там уже люди? Сволочи.
Всё нутро заиграло. Как бы успеть, а то ведь обходят! У сгорбившихся от снегу сосен деловито работали местные жители. Пилили ветки с опустившихся верхушек. Юрка тоже в окно поглядел:
— Вон как наломало! Пособираем!
— Говорю, ножи бери! Собирать не будем! Нарежем свежак.
И пошел одевать куртку.
Но свежак уже было кому резать. Поэтому отец с сыном решили углубиться в лес.
— Пусть тут ковыряются, мы лучше найдем. Там глубже больше!
— Ага.
Ага так ага. А идти трудно, снег выше колен, даже собачники еще путь не проторили. Но Проновы смело шагают, след в след. Пронова-старшего пусти в космос без скафандра — только поежится, потом осмотрится цепким взглядом и спросит — где что урвать? И младший таким будет.
— Вон те! — указал рукой на стену гнутых сосен. Кажется, деревья натужились и постоянно, уже много часов вели борьбу в точке перелома. Чудовищная сила была скрыта там.
А на следующее утро в лесу, пробивая корку снега кирзовыми сапогами, таранил сугробы Боря. Здоровяк. Штаны спортивные, кожанка, на голове шапка деда Мороза, красная, как рожа самого Бори. И глазами-то он выискивает, и нюхом-то он вычуивает. Лесников сейчас днем с огнем не сыщешь. А елки вот они стоят, бесхозные. И чудится Боре, что не снег под ногами хрустит, а денежные бумажки. Топор под полой припасен, бечевы моток в кармане. Осилим штуки три? Осилим. А четыре? Как получится.
Вспотел лоб под шапкою, слиплись там волосы. Тяжко идти. И одинаковое всё. Боря приметил неуклюжую, наверное вчерашнюю тропку и свернул на неё, чтобы легче было. Сверху, с веток то и дело срывались шапки снегу, грозя не только попасть за шиворот, но и ощутимо дать по голове.
Тропка превратилась в площадку беспорядочно потревоженного снега. В рыжих пятнах. Два темных горба лежало с правой стороны, присыпанные. У Бори застучало в ушах, голове стало еще жарче. Он несильно толкнул один горб ногой — скорее чтобы струсить снег, а не ощутить, что там. А позади Бори, возник Сява, заиндевевший, со струной в руках.
Лей клей в сапоги, как застынет — так носи. Делай ноги. Бегут кони.
— Шон-шон, капюшон. Кушай овощ корнишон, — на лесной полянке, под скрип сосен, под шелест щепотей снега, на полубелом бревне, сидит Сява, настраивает гитару. Инструмент всегда должен быть готов к концерту. Гитара это оружие музыканта. В час ночи тебя разбудят и позовут играть в клуб, дом культуры или просто на квартире. Ты должен вложить пальцы в рот, растянуть его в улыбке и ответить — сейчас буду, спасибо, что пригласили.
— Гитара строй держит? — спросят тебя друзья.
— Всегда держит, с моей помощью.
Дядя Кабультук, помоги, камертон изо льда сотвори. Полторы сосульки на двоих, иначе жрать пустой снег, как собака бездомная. Ходил по лесу, собирал сосульки, где видел. Одна заменяет стакан воды. Пить из ручья больно. Потом горло болело три дня. Жар, а градусника нету. Опасность для жизни.
Сунул сосульки в сугроб и лежат там. Захотел пить — взял съел. В ручье пусть те пьют, кого там видно следы. Волки есть? Черная вода в овальной проталине. Сережки березовые. Дятел шапочный — ток, ток, ток. Ты кто? Дятел.
С каждого по варежке. Зимнее слово крепче летнего, зимний поцелуй жарче весеннего. Собирай варежки с трупов. Натягивая струну на гриф, пальцы при морозе сначала белеют, затем краснеют от прилива туда крови, и немного опухают. Дайте погреть руки на ядре Земли!
Сява достает из кармана — справочник аккордов. Ну-ка, разучи пару новых! Жок-жок, пирожок. Что растет на елке? Шишки да иголки.
После полуночи, на Новый год, Сява свернулся клубнем в землянке. Грезилось, что напал на пьяного Деда Мороза, нарядился сказочным стариком и всю ночь работал на счастье, на добро. На счастье, на добро. На счастье, на добро.
А можно спятить так. Медведь в берлоге спит. Сява не спит, но просто сидит в темноте и мыслит. Возвращение к людям? Рановато. Правоохранительные органы только и ждут. Батя под наблюдением, это стало ясно давно. Поэтому оставляет еду на
