сегодня, когда меня охватил огонь, моя одежда тоже не пострадала…
Ладно, этот вопрос мог и подождать.
Скрежет стал оглушительным — тварь за пределами щитов поняла, что у женщины осталось не так много времени, и утроила усилия. Фиолетовые искры, бежавшие по щитам, вспыхнули ослепляюще ярко.
Отвлекшись от огненной фигуры, Хеймес повернулся к твари, и, похоже, не заметил, как женщина бросила что-то в сторону от себя. Что-то круглое и небольшое.
Между тем Хеймес вскинул еще и левую руку, сделав резкий жест ладонью. Лицо и руки твари начали вдавливаться назад в камень, пока стена за щитами не разгладилась и не стала выглядеть как нормальная каменная кладка.
Хеймес вновь повернулся к женщине, скрытой сейчас лишь слабым слоем пламени, и сжал пальцы правой руки в кулак. Огонь полностью погас.
Я всмотрелся в лицо женщины — нет, я ее не знал. Возможно, видел здесь, в замке, мимоходом, но не запомнил. Но одно я мог сказать точно — в ритуальном зале ее не было. И еще — в ее внешности отсутствовали характерные черты аль-Ифрит. Служанка? Гостья? Потомок побочной семьи клана? Последнее казалось самым вероятным, поскольку семейной огненной магией она владела.
Женщина посмотрела на Хеймеса с выражением, полным ярости, гнева и отчаяния, потом резким движением выхватила из скрытых в рукаве ножен длинный тонкий стилет и ударила себя в горло…
Хотя нет, не ударила. Только собиралась это сделать, но застыла, прервав движение. Застыла не только она — я тоже понял, что не могу шевелиться из-за давления, знакомого по допросу в кабинете Хеймеса. Только тогда оно не было таким невыносимым, не вдавливало в землю, превращая в тяжелую работу даже обычное дыхание.
Рука женщины, держащая стилет, задрожала. Должно быть ей потребовалась вся сила воли, чтобы не выронить оружие. Но она удержала его и даже, как мне показалось, сумела еще приблизить к своему горлу.
Давление усилилось.
Хеймес подошел к женщине, вырвал у нее из руки оружие и отбросил в сторону. Потом сделал какой-то жест, который я уловил лишь частично, из ниоткуда появилась сеть, сияющая бледным светом, и спеленала женщину так, как паутина очень дотошного паука пеленает муху. У той закатились глаза, подогнулись ноги и она упала. Очевидно, сеть еще и лишала сознания.
Давление, наконец, исчезло, позволив нормально дышать и двигаться. Я пошатнулся. Собственное тело вдруг показалось легким, как облако. Должно быть, такой была реакция на освобождение от невыносимой тяжести. На мгновение мне нестерпимо захотелось сесть, а еще лучше лечь на землю. За спиной, где остались стоять все выбежавшие из замка люди, послышались стоны, сдавленные крики, даже плач.
Я оглянулся — кто-то, упав на траву, свернулся в позе зародыша и закрыл голову руками. Кто-то, стоя на коленях, рыдал. Кто-то, выкрикивая нечто нечленораздельное, раздирал себе лицо ногтями. Кто-то клоками вырывал у себя волосы. Дети в основном просто плакали.
Как там Амана говорила во время разговора с Хеймесом, который я подслушал? Слишком сильное ментальное давление может привести к безумию? Впрочем, она сказала проще — «мозги вытекут».
Хеймес между тем окинул взглядом толпу и выделил двух стражников, находившихся достаточно недалеко и сейчас пытавшихся подняться с колен.
— Вы двое, подойдите.
Те подчинились, двигаясь медленно и с явным трудом. На лицах у них отражалась причудливая смесь вины, страха и безнадежной тоски. По лицу Хеймеса, смотревшего как они приближаются, скользнула недовольная гримаса, быстро, впрочем, исчезнувшая.
— Отнесите ее в третий подземный зал Центральной башни, — приказал Хеймес, указав на связанную женщину.
До пленницы стражникам осталось не больше пары шагов, когда один из них повалился на колени и начал молча биться лбом о землю, а второй обхватил голову руками и забормотал что-то. Его слова накладывались друг на друга так, что в результате получалась полная невнятица.
Странно. Вроде бы они почти оправились от ментального давления. Запоздалая реакция? Близость к пленнице, на которую пришелся максимум воздействия?
Хеймес уставился на стражников с таким выражением, будто ему очень хотелось грязно выругаться, и только желание «сохранить лицо» этому мешало.
— Если нужно, ми-дан, то я могу помочь, — предложил я, подходя ближе.
Хеймес еще раз посмотрел на стражников, потом на людей в отдалении, которые выглядели не лучше, чем эта пара, потом, наконец, на меня, и вздохнул, махнув рукой.
— Да, буду благодарен. Похоже, ты единственный, кто здесь в состоянии нормально двигаться.
— Это ведь она провела демонов? — спросил я, подходя к связанной женщине вплотную.
На это предположение указывали все детали ночного происшествия, а особенно появление твари, пытавшейся прорваться через щиты. Очевидно, между предательницей и демонами было заключено что-то вроде договора о взаимопомощи, потому что мне не верилось, что они пытались спасти ее по доброте душевной.
— Скорее всего, — отозвался Хеймес, мрачно разглядывая пленницу.
Я наклонился к женщине так, чтобы тот предмет, который она бросила, оказался заслонен моим телом, и скосил в ту сторону взгляд. Хм, выглядел этот предмет как небольшой, с фалангу мизинца, моток толстых ниток.
Сказать о нем Хеймесу? Тот, конечно, поблагодарит, но находку заберет и вряд ли будет объяснять, что это такое.
Я присел, будто для того, чтобы было удобнее поднять пленницу, и быстрым движением, которое Хеймес никак не мог видеть, сунул этот моток ниток себе за край ботинка. Потом подхватил женщину на руки и встал.
Центральной башней оказалась та, где жили члены Старшей семьи, и нужный зал, как и следовало из названия, находился на третьем подземном этаже. Вход как в саму башню, так и проход через каждую дверь — а было их немало — оказался зачарован. Впрочем, все двери открывались, едва Хеймес прикладывал к их поверхности ладонь.
Я задумался о том, как именно это работало. Открылись бы двери, если бы кто-нибудь напал на одного из членов Старшей семьи и нес его или ее бессознательное тело, прикладывая руку где нужно? Или создатели башни предусмотрели такую вероятность и помимо прикосновения существовала еще и мысленная команда, определенное слово или волевой настрой?
Впрочем, у меня хватило здравого смысла не спрашивать об этом главу клана. Учитывая все последние события, такой вопрос прозвучал бы слишком двусмысленно и насторожил бы любого хоть немного разумного человека.
— Вот здесь, — сказал Хеймес, после того как мы спустились на несколько пролетов лестниц и оказались перед массивной деревянной дверью, частично обитой идущими накрест металлическими пластинами, по поверхности которых пробегали фиолетовые искры. Магический щит, насколько я понимал.
Дверь распахнулась, открыв вход в зал. Не такой просторный, как ритуальный, но способный вместить пять-шесть отведенных мне гостевых покоев. На стенах загорелись магические лампы, а на полу засветились многочисленные линии, в центре пересечения которых оказалось три расположенных друг в друге круга.
— Положи ее в самый центр, — сказал Хеймес.
Едва я это сделал, с четырех сторон зажглись руны — абсолютно мне незнакомые. Я уже настолько привык понимать любой язык, что от удивления застыл на месте, вглядываясь в них, отпечатывая в памяти каждую их деталь, каждую завитушку, будто это могло помочь их расшифровать…
— Рейн, с тобой все в порядке?
— Что? — я моргнул. Потом встряхнулся и заставил себя оторвать взгляд от рун. — Да, ми-дан, просто задумался о том, зачем она это все затеяла.
Объяснение, я надеялся, звучало правдоподобно. Признаваться, что на самом деле меня смутили руны, не хотелось.
— Причину ее поступка я сейчас и буду выяснять, — Хеймес криво усмехнулся. — Еще раз благодарю, Рейн. На обратном пути приложи ладонь к дверям, и они тебя пропустят.
— Хорошо, ми-дан. Всегда рад помочь, — я вышел из зала и дверь захлопнулась за моей спиной.
Примерно минуту я постоял рядом с ней, надеясь, что услышу что-нибудь интересное, но нет, если кто-то что-то и говорил, за пределы зала ни один звук не проник.
Уже выходя из Центральной башни, я подумал, что в этот раз я пришел в себя практически сразу, едва ментальное давление Хеймеса схлынуло. Или воздействие было слабее, чем при допросе, — что вряд ли, — или у меня начала вырабатываться к нему устойчивость.
В своих покоях я первым делом зажег свечи, сел за стол и начертил четыре таинственные руны, пока их вид был
