рода терапии. Сначала мы пытались найти истоки моей зависимости, копались в причинах, а сейчас искореняем желание, роясь в моих извилинах. На самом деле, это довольно странно… Говорить кому-то всё.
— Обычно так люди находят себе друзей, — усмехнулась она в ответ.
— У меня сейчас нет друзей, все мои знакомые проходят сначала через Скотта.
— Что ты имеешь в виду? — непонимающе девушка склонила голову набок.
— Он контролирует каждого человека, который входит в мой круг. Беседует с ними.
— Странно, мы с ним ни разу не говорили, или я настолько простая?
— Нет, причина кроется в другом. Не хочу об этом говорить, сменим тему? — Гарри тогда искусно перешёл с болевой точки. Конечно, ему не хотелось признаваться, что почти на каждой терапии с психологом или тренером он говорит о ней. Ведь она и причина его желания поправиться, и причина снова сорваться.
Если Скотт старается более менее сфокусироваться на его настроении, которое чаще всего зависит от Терезы, то психолог, Мисс Браун, копается в их отношениях, в их расставании и в целом во влиянии Терезы на его жизнь.
— Хорошо, сменим. — Гарднер снисходительно улыбнулась, чувствуя, как их пальцы переплетаются. Мурашки бежали по коже.
— Как дела у Тима? — вспомнив старую обиду по причине его равнодушия, мужчина всё-таки пересёк границу и залез в её личную жизнь, в её семью.
— Он, на удивление, неплохо. После смерти мамы долго не разговаривал, а сейчас даже гуляет, начал снова смотреть мультики. Я очень волновалась за него.
— А сама ты как? — прикосновение их рук стало более крепким, когда Гарри сжал свою.
— Отвратительно, не буду врать. И суть не в потере, я уже свыклась с этой болью, с грустью, которая поселилась внутри меня навсегда. Дело в том, что я столько всего успела натворить. — Слёзы показались в уголках серых глаз.
— Что натворила? — его хриплый голос стал ещё тише.
Около минуты она оглядывала его лицо, неуверенная, что ему стоит открываться именно сейчас, когда в душе не вся боль угасла. Но желание рассказать всё прямо сейчас превратилось в нужду. Ладно, хватит сомневаться!
— Мама передала для меня письмо, наверное, прощальное. Не знаю… Я… — Тереза просто не могла озвучить то, что сделала. Какой позор. Какое неуважение к последним словам матери, — Я выкинула его. Подошла к могиле и кинула поверх гроба. — Нижняя губа затряслась, а зелёные глаза мужчины расширились. Он совсем не ожидал такого поворота, не от его мягкой, милой Терезы.
Слёзы покатились по щекам, горячие такие, они, казалось, прожигали кожу. Гарри просто не мог на это смотреть: пододвинулся ближе к краю и протянул руку, начиная вытирать мокрые дорожки. Да, Тереза совершила ошибку и, скорее всего, будет платить за неё всю жизнь.
— Хей, не плачь… — он потянул её за подбородок, чтобы посмотреть в заплаканные красные глаза, — Я не могу смотреть, как ты убиваешься.
— Да, я понимаю… — темноволосая потянула рукав своей толстовки к ладошке и начала вытирать влажные щёки тканью, — Это больница так на меня влияет. Я всегда становлюсь ранимой в подобных местах, — сквозь слёзы она нервно улыбнулась.
Где-то минут через десять их идиллию прервал Скотт. Подошло время оговорённой терапии. Хоть и здоровье сейчас подводит, он хотел продолжать этот тернистый путь к трезвости. Конечно, девушка поспешила освободить палату, понимая, что терапия должна быть приватной, но Гарольд остановил. Попросил остаться. И она послушно села в кресло, в углу.
Пытаясь сделать вид, что сфокусирована на строчках в журнале, девушка так или иначе подслушивала их разговор. Странный, но искренний и живой. Скотт, мужчина лет тридцати пяти, большой такой, крупный, больше похожий на телохранителя, сидел в другом кресле, около койки. В руках у него была большая тетрадка, ручка, и он постоянно что-то записывал. Может вёл журнал? Девушка не знала.
Они говорили о его поведении, изменилось ли оно. Но это было не столь интересно. Скотт внезапно перешёл на другую тему. «Как люди из твоего списка?» — вопрос, который заставил её поднять глаза. Да, она сразу встретилась с изумрудами, которые стыдливо прикрылись.
— Я не всех ещё вычеркнул, — Гарри перевёл глаза на тренера.
— Кто остался?
— Ты знаешь, кто. Один единственный человек, — услышала довольно таинственный ответ, но тут же эгоистично подумала. Речь зашла о ней.
Якобы безразлично Тереза опустила глаза на бумагу и начала делать вид, будто потеряла бдительность, а сама уже навострила уши.
— У тебя ведь есть возможность попросить прощения. Почему тянешь? Или что-то не даёт тебе извиниться? Какие-то чувства? — он копал в нём.
— Я обязательно это сделаю, просто не хочу сейчас.
Вот и всё. Всё, что она услышала возможно о себе, возможно и нет. Затем их разговор перешёл в другое русло. Скотт спросил о каком-то Малкольме, и Тереза не сразу поняла, что это за новый человек, появившийся в знакомых у Гарри. Но спустя минут пять обсуждений стало предельно ясно: Малкольм — его напарник, которого выбрали в реабилитационном центре. Какой-то новый вид терапии, когда два наркомана пытаются помочь друг друга. Создали такую терапию по одной причине: люди с одинаковыми проблемами понимают друг друга лучше.
Их терапия длилась около часа, и она отметила про себя, что он был довольно разговорчив со Скоттом, отвечал на все вопросы честно и даже старался развёрнуто. Как только они закончили, подоспели с визитом Энн и Ханна. В этот раз они пробыли в больнице дольше. На удивление, малышка липла не только к отцу, но и к самой Терезе, спрашивала у неё всякую ерунду, хихикала, в общем вела себя, как обычный ребёнок. Гарри же нарадоваться не мог от этой картины, а желание запрещать Ханне время от времени называть Терезу мамой не появлялось ни на секунду.
Сама же девушка иногда косилась на мужчину, только девочка обращалась к ней таким личным словом — мама. А тот и внимания не обращал. Унесённый куда-то далеко взгляд Энн сразу заметила, Гарри даже умудрялся не отвечать вопросы маме, попросту не слыша их уже. И она не была против. Радость одна — корабль держался на плаву.
Ближе к вечеру, когда пара осталась наедине, время вынуждало их снова заговорить. В больнице было тихо, поэтому беседа обязывала быть личной, интимной и близкой. Началась, конечно, глупо и непринуждённо. Но в какой-то момент шатен поинтересовался её планами, выбором университета и был крайне удивлён, получив: «Не знаю, чего я хочу. Теперь идея поехать в Нью-Йорк кажется мне смехотворной». На вопрос, почему, узнал, что её амбиции подбили пробные экзамены, которые она сдавала не так
