А. Яврумян
— Ну, так что думает противник?
Генерал оглядел стоявших перед ним, словно ожидая, что кто-то может объяснить замыслы врага.
Неподалеку погромыхивал не умолкавший ни днем, ни ночью севастопольский фронт, и пламя коптилки на столе в землянке КП полка слегка подрагивало. Генерал приехал неожиданно, и все понимали, не только за тем, чтобы задать этот вопрос.
— Наверное, думает то же, что и мы, товарищ генерал, — не выдержал паузы батальонный комиссар Проворный. — Только наоборот.
— А что думаем мы?
— Как удержать оборону...
— Стало быть, немец думает о том, как ее прорвать. Затянулось затишье, не правда ли?
— Затишье?..
— Знаю, знаю, что скажете. Бои идут каждый день, верно. И все же по сравнению с декабрьским штурмом это затишье.
Он вытянул перед собой руку и, встряхивая ею, стал загибать пальцы.
— Январь, февраль, март... Чего ждут?
— Дали им в декабре, — проворчал стоявший у двери вестовой Додыханчик.
Генерал взглянул на него, и командир полка Богданов подумал, что распустился вестовой, вмешивается в разговор начальства. Но генерал словно бы даже обрадовался реплике.
— Дали — это верно. Только наивно думать, что фашисты решили оставить нас в покое. Они ждут лета. И готовятся. — Генерал протестующе помахал рукой. — Знаю, знаю, что скажете: мы тоже готовимся. Готовимся к обороне. А надо наступать...
Богданов удивленно посмотрел на генерала.
— Наступать?! Да одним этим словом можно свершить чудеса. Только бы наступать...
— Я имею в виду активную оборону. Ваши разведчики и корректировщики просачиваются в немецкие тылы. Но теперь предстоит дело посерьезнее. Надо уничтожить боеприпасы, которые фашисты приготовили для наступления. Склад где-то здесь. — Генерал обвел пальцем круг на карте, лежавшей на столе. — Подберите надежных людей, коммунистов, комсомольцев и доложите мне. Я хочу знать, кого вы пошлете.
Когда за генералом закрылась дверь блиндажа, Богданов посмотрел на комиссара Проворного, комиссар — на третьего офицера, присутствовавшего при беседе, — помощника командира полка по артвооружению и боеприпасам. Всем было понятно, что предстояло особенно трудное дело.
— Кого пошлем? — спросил Богданов и, подумав, стал перечислять: — Лейтенант Семенов, коммунист, — раз. Лейтенант Найденов, коммунист, — два. Комсомолец Кулешов, комсомолец Звонковой... Как, комиссар, одобряешь? Кого еще?
— Старшину Ревякина, помощника начальника продсклада.
— Годится, — поддержал комиссар. — Парень живой, сообразительный. И немецкий знает...
Через полчаса пятеро разведчиков уже стояли в штабном блиндаже. Богданов ходил перед ними, заложив руки за спину, лаконично излагал задачу.
— ...Командиром группы назначаю лейтенанта Семенова... Основная цель — найти и взорвать склад. Попутно вести разведку...
Вечером пошел дождь, холодный, нудный, какой нередко бывает в Крыму апрельской порой. В последний раз Семенов выстроил свою группу, придирчиво осмотрел каждого, заставил попрыгать, чтобы ничто не стучало, не звякало, махнул рукой.
— Ну добре, хлопцы... А дождичек — это хорошо! Говорят: дождь в начале пути — к успеху.
Гуськом они прошли неглубокой балочкой, поднялись по пологому склону; где-то здесь должны были находиться траншеи морских пехотинцев. Вскоре из темноты раздался оклик:
— Стой, кто идет?
Часовой стоял возле полуразваленной стены, и его черный флотский бушлат совсем терялся в темноте. Однако Семенов успел разглядеть шапку-ушанку, надетую лихо, как бескозырку, и все-таки казавшуюся такой неестественной рядом с бушлатом. Разглядел и щегольские усики и даже успел удивиться, как это матросу удается в окопном быту ухаживать за своей красотой.
— Давай, братки, удачи вам! — сказал часовой.
Дождь все лил и лил. Всполохи ракет трепетали в радужном ореоле, и их неверный свет был лучше непроглядной неизвестности. Если быть настороже, то всегда можно успеть вовремя упасть на землю. И оглядеться, наметить путь очередного броска в обход немецких передовых постов. Часа через два всплески ракет остались за спиной, а затем и вовсе потускнели. Пришлось частенько останавливаться, напрягать слух. И двигаться, изгибаясь в плотном кустарнике, чтобы не задевать ветки, не шуметь.
Вскоре кустарник поредел. Впереди простиралось залитое водой поле. Разведчики собрались вместе, пошептались. Крохотный светящийся треугольник стрелки компаса звал в черную даль поля. Может, обойти?
— Звонковой! — позвал командир. — Разведай поле. Оставь бутылки с горючкой, вещмешок.
— Есть!
Вчетвером они лежали за кустами, изготовив оружие, ждали. Белесый туман спустился на поле. Но это не был туман, так дает о себе знать близкий рассвет...
Наконец впереди послышалось причмокивание шагов, мелькнула тень.
— Звонковой?
— Так точно, товарищ лейтенант. Поле небольшое. Впереди опять кусты и никого нет.
— Хорошенько посмотрел?
— Кругом обошел.
Они пересекли открытое место, углубились в кустарник, высокий, похожий на низкорослый лесок. И вдруг застыли на месте: впереди звучали громкие безбоязненные голоса. Еще не разбирая слов, по крикливым рваным звукам поняли — немцы. Голоса приближались, и вскоре разведчики разглядели в предрассветной мгле три фигуры, идущие прямо, не огибая кустов, должно быть, по тропе.
— Найденов! Ревякин! — зашептал командир, показывая на немцев. — И чтоб не трогать.
Долгая жизнь на фронте да еще в особых севастопольских условиях научила их понимать команды с полуслова. Разведчики переглянулись и исчезли за кустами. Стараясь не терять в полутьме голоса немцев, они осторожно двигались по нахоженной тропе. И вдруг оба разом остановились, припали к земле: впереди слева от тропы мелькнул огонек. Огонек вспыхнул еще раз, и они увидели лицо под надвинутой на лоб каской и холодный блеск винтовки. Это был часовой. Он курил, оглядывался на прошедших по тропе немцев и все время вздергивал правым плечом, поправляя сползавший ремень винтовки.
Обычно от часовых разведчики уходили. Но сейчас даже обрадовались. Если стоит часовой, значит, что-то охраняет. Может быть, тот самый склад, который приказано разыскать?
Они отползли в сторону и вскоре разглядели на поляне темные копны танков. Насчитали шестнадцать, проползли еще немного, чтобы уточнить цифру, и повернули обратно на ту же проверенную тропу.
— Не склад, к сожалению, — сказал Найденов, когда они возвратились к группе. Он устало сел на влажную землю, вытер ладонью горячее лицо.
— Ничего. — Семенов раскрыл планшетку, пометил на карте расположение танков. — Таким разведданным цены нет. Да и рано быть складу. До него, дай бог, добраться следующей ночью.
День они решили отлежаться в кустарнике, плотно устилавшем дно неглубокой балки. С рассветом поняли, что место выбрали не совсем удачное — неподалеку слышался шум моторов, звучали команды. Но перебираться на другое место было уже поздно, приходилось лежать, изготовив оружие, опасаясь, чтобы какой-нибудь немец не полез в кусты.
Вероятно, их выручил дождь, и вскоре разведчики, поверив в надежность своего укрытия, уснули на мокрой прошлогодней траве, меж которой уже пробивалась мягкая новая зелень. Один только Ревякин долго прислушивался к голосам на дороге, стараясь понять, о чем говорят немцы, по звуку считая проходившие автомашины, бронетранспортеры, танки. Их было немного: немцы предпочитали не ездить днем, опасаясь точных залпов дальнобойных севастопольских батарей.
Только к середине следующей ночи разведчики выбрались в нужный район, исчертив по пути карту многочисленными пометками, радуясь каждой из них.
Однако где он, этот склад? Решили выйти к дороге, на которой время от времени слышался гул машин, и понаблюдать. Грузовики тяжело урчали моторами, значит, шли не порожняком. Но что это за груз и куда идут машины, можно было только, гадать.
— Взять бы «языка» — мечтательно произнес Кулешов.
— Ага, и этим сообщить немцам, что мы тут, — усмехнулся Найденов. С Кулешовым он уже не раз ходил по вражеским тылам и знал, что отвратить его от нелепой затеи можно лишь насмешкой.
— Найденов и Ревякин, остаетесь наблюдать. Остальные за мной! — приказал Семенов.
Он отполз от дороги, шагнул в кусты и чуть не упал, запутавшись ногами в телефонном проводе.
Через несколько минут, воткнув иголки в провод, Ревякин слушал далекое переругивание немецких связистов. Вдруг он насторожился.
— Склад на проводе, — сказал он, склонившись к самому уху командира.
— А... с какой стороны?
— С той. — Ревякин уверенно показал в кусты.
