ты со мной в таком тоне разговаривал.
У меня холодок между лопаток бежит от его низкого и урчащего, как у жабы, голоса.
— А я тебе тоже не школьник, — Тимур щурится, и его лицо становится жестким.
Рома молчит, но его безмолвие пугает так же, как и тихие слова Тимура. Глаза ледяные, лицо спокойное, взгляд прямой. Два молодых хищника напротив обрюзгшего крокодила.
— Мне нравится эта игра, — Петр Романович откидывается назад. — Такой накал страстей и напряжение. В общем, повышаю ставки.
Смотрит на маму и ухмыляется:
— Введем новую переменную в наши переговоры.
— Что?
— Мне кажется, что это неправильно, — Петро Романович отряхивает рукав пиджака. — Машину разбил Андрюша. Хорошо так разбил, шины исполосовал и помочился в салон…
— Что?! — у меня брови на лоб лезут.
Тимур медленно моргает и поглаживает подбородок:
— Неожиданно.
Мама опускает красные и заплаканные глаза и стискивает в пальцах платок.
— Я придерживаюсь мнения, что детей надо воспитывать и учить ответственности, — Петр Романович закидывает ногу на ногу. — Так? — и не мигая смотрит на маму. — Вы же педагог, верно?
— Верно, — Рома кивает. — Ближе к делу, Петр. — Очень любопытно узнать ваши методы воспитания.
— Ноги переломать… — шепчу я.
— Ноги? — Петр Романович смеется. — Как это мне поможет привести машину в порядок?
— Не знаю.
— Я предлагаю почку у Андрюши вырезать, — Петр Романович широко улыбается. — У него же их две? Одна будет моей. Я ищу донора для отца.
Мама в ужасе смотрит на Петра Романовича, а затем на меня и вся трясется. Я обескуражена словами гостя:
— Важно, Анна, мне нужна почка именно твоего брата. Ну что, теперь у нас три варианта на выбор. Деньги или почка?
— Деньги, — сипло отзываюсь я.
— Ну и где они? — Петр Романович хмыкает.
— Мама, продавай квартиру, — сдавленно шепчу я.
— И барабанная дробь, — Петр Романович тарабанит по столу и рявкает, — она в залоге!
Мама вскрикивает и воет в платок. Я прихрамывая подхожу к столу и медленно сажусь на табуретку, опираясь руками о столешницу, чтобы не упасть.
— Как в залоге?
— Люди с одной почкой живут… — начинает Тимур.
— Если не будет осложнений, — Петр Романович ухмыляется.
— Он несовершеннолетний, — Рома хмурится. — И не близкий родственник. И операция будет незаконной, так?
— Это уже мелочи, — отмахивает Петр Романович.
— Мама, — цежу сквозь зубы, — как квартира в залоге? Мама…
— Он останется инвалидом, Анечка, — хлюпает носом мама. — Или умрет на операционном столе.
— Не стоит исключать и такое развитие событий. Любая операция — это риск, — соглашается Петр Романович и шипит ей в лицо, — он обоссал мою машину, сука ты тупая. Да я у него и печень лично выну!
— А разве не вашего сына? — Тимур вопросительно изгибает бровь.
— Но машину купил я, — рычит Петр Романович.
Могу ли я отправить младшего брата на операцию, чтобы его почка досталась старику? Я согласна, что надо учить капризных детей ответственности, но не через то, чтобы лишать их органов.
— Ты записала Андрея к психологу? — я складываю ладони в лодочку на столе и смотрю исподлобья на мать.
Кивает и громко всхлипывает. Шарится в сумочке, достает телефон и дрожащими пальцами касается экрана.
— Договорилась с нашим школьным психологом, — мама показывает мне переписку в мессенджере, — ее муж работает в реабилитационном центре для трудных подростков. Он его возьмет. Аня… Я его ремнем загоню туда…
— Деньги или почка? — Петр Романович стучит пальцами по столешнице.
Его забавляет вся эта ситуация. Он ею наслаждается и смакует каждую слезинку моей мамы.
— Деньги или почка?
— Почему тут нет Андрея? — тихо спрашиваю я маму. — Ему бы было полезно посидеть тут с нами на таких важных переговорах.
— Аня, он напуган. Он же…
— Ребенок? — вопросительно заканчивает фразу Рома
Петр Романович хмыкает, и невесело отзываюсь:
— Но и вашего сына тут тоже нет.
Он в возмущенном недоумении смотрит на меня, и Тимур говорит:
— Он тоже, видать, еще ребенок, если за него папка впрягается.
— Почка или деньги? — шипит на меня Петр Романович. — Я человек занятой, Анна, а ты тянешь время.
Смотрю на маму, а у нее давно готов ответ. Как хочется встать и послать ее далеко и надолго. Пусть что будет, но тогда это была бы не я. Одинцова Анна так не поступит, потому что она любит брата-идиота, хоть и готова сама задушить его голыми руками.
— Ты ведь подозреваешь, как именно они будут требовать с меня долг?
— Да тут и ежу понятно, — Петр Романович ухмыляется.
— Я хочу услышать это от мамы, — я щурюсь. — Ма…
Мама отводит взгляд. Все она понимает.
— Сумма долга? — перевожу взор на Петра Романовича. — А то я не в курсе.
— Сто тысяч, — он цыкает, — зеленых.
— Простите? — у меня глаза так широко никогда не распахивались. — Это можно новую машину купить.
— Милая, — Петр Романович ласково улыбается, — во-первых, такую не купить. Во-вторых, ремонт элитного авто, у которого обмочили весь салон, дело дорогое. А, в третьих, накинул сверху за моральный ущерб. Будешь ерепениться, подниму до двухсот.
— Хорошо, остановимся на двухстах тысячах, — Тимур скрещивает руки на груди.
Петр Романович удивленно вскидывает бровь. Мама всхлипывает.
— Пусть ерепенится, — Роман пожимает плечами. — Мне любопытно, к чему она ведет.
— Раз я товар, — я поглаживаю ладони, — то я должна оценить себя. Сколько стоит девственность?
Мама краснеет и в осуждении смотрит на меня. Ой, ну надо же. Я себя веду неприлично и должна молчать тупой овцой. Лицо Петра Романовича растягивается в улыбке:
— А девочка-то… не промах.
— Сколько? — обращаюсь я к Роме. — Вы же у нас по эскортницам бегаете и в курсе всего этого.
— Тебе рыночные цены или фантазии девочек? — спокойно отзывается Тимур.
— Рыночные, — я перевожу взгляд на
