В Казахстане, куда Розанов — выпускник Сельскохозяйственной академии имени Тимирязева — приехал с комсомольской путевкой, ему приходилось бороться с червецом Комстока. И теперь днем он тоже «воюет» с врагами, а вечера посвящает друзьям.
...В пробирке копошатся штук сто черных точек. Иван Васильевич ловит одну из них мягкой кисточкой, предлагает мне заглянуть в окуляр микроскопа. Увеличенная многократно черная точка оказывается красноглазой, в «очках», спинка ее переливается перламутром.
— Этот красавец паразит третичный, — объясняет Иван Васильевич, — его надо уважать и приветствовать. Ведь у насекомых существуют свои очень сложные взаимоотношения. Паразит паразиту рознь. Первичный кушает вредителя — честь ему и слава. Но есть и вторичный паразит, который губит того первого, полезного. А третичный кушает этого вредного. Командовать таким народцем приходится как в строю: «На первый, второй — рассчитайсь!» И ошибиться тут никак нельзя. Однажды американские энтомологи завезли к себе из-за границы гостя, считая его паразитом первичным, а он оказался вторичным и извел всех полезных. На риск тут идти нельзя. Вот сейчас я вам покажу своего крестника. Я почти уверен, что это паразит первого порядка. Надеюсь заставить его поработать на благо человечества, но прежде сто раз проверю...
Теперь по стеклу микроскопа бегает крохотное — даже при увеличении — существо с глазами навынос, как две воткнутые булавки. Открыть такого вот маленького помощника в миллионной массе ему подобных — только это одно уже может стать счастливым итогом жизни ученого.
Иван Васильевич Розанов исследует и ищет биологические методы борьбы с мальвовой молью. О как известно, родственница розового червя. Очень близкая родственница. Гусеница мальвовой моли отличается от своей розовой сестрицы лишь длиной щетинки на девятом сегменте. Но отличается она пока, до поры до времени, еще и тем, что живет не на хлопке, а на плодах дикой мальвы.
Мальвовая моль встречается в нашей стране от Ленинграда до Омска. Уничтожать ее поэтому было бы трудно, да и нет пока необходимости. Пока ведет она себя мирно. Но уже есть опасность агрессии — в некоторых районах Армении и Азербайджана мальвовая моль перешла на хлопок. Почему только в этих районах, ученым пока неизвестно. На случай массового нападения необходимо иметь в резерве войско полезных паразитов, способных бороться с мальвовой молью.
Давно уже наблюдает Иван Васильевич за паразитом копидозомой. Ведет он себя, по его словам, «интересно». Копидозома откладывает свое яичко в яичко мальвовой моли. Гусеница вредителя развивается вполне нормально, но перед самым окукливанием становится похожей на мешок с огурцами — она набита крохотными кокончиками паразита. А из каждой гусеницы мальвовой моли вылетает целый отряд — по 30-50 штук взрослых копидозом.
Может быть, это и есть боевые солдаты, из которых можно составить войско? А что, если это войско можно повести на розового червя?
Больница хлопка
— Мансур! Мансур! — кричит мой провожатый Хайрула Убайдулаев.
Глухие ворота, выше роста человека, молчат. За сплошным высоким забором тоже ничего не видно и не слышно. Теперь я верю, что без провожатого за эти стены действительно не попасть, а думала, что Иван Васильевич просто шутит. Наконец раздается ответный голос:
— Хайрула, это ты? Сейчас. Открою.
Скрежещет ключ в большом — размеры его можно представить по звуку — замке. Отодвигаются тяжелые засовы. Мы входим, словно в храм, на «священную» территорию фитопатологического питомника. Здесь больничная чистота. Кругом ни травинки. Все здесь ходят в белых халатах. Здесь больница хлопка. Через ташкентский питомник проходят все хлопковые семена, которые селекционеры получают из-за границы для выведения новых сортов. В питомник приходят крохотные посылки — обычно по 10-15 граммов. Посылка весом в один или два килограмма — событие.
Задача больницы хлопка — проверить «здоровье» иностранца. Прежде чем передать селекционерам, его держат в питомнике под карантином целый год. Здесь же проверяются и все семена, поступившие с пограничных постов от инспекторов карантинной службы. Поэтому так бдительно охраняется гектар подопытной земли, окруженный глухим забором. Ворота отворяются только для сотрудников карантинной службы.
Их в питомнике знают по голосу.
Без провожатого сюда не пустят даже академика.
Болезни растений очень заразны. Хлопок болеет антрокнозом — своеобразной экземой: листья, стебли, коробочки покрываются красно-бурыми пятнами. Эта опасная болезнь распространена во многих хлопководческих странах мира, кроме нашей страны. Из тысячи семян хлопка, полученных из Африки три года назад, одно семечко оказалось больным антрокнозом. Этого могло быть достаточно, чтобы болезнь распространилась по нашим хлопковым полям.
Фитопатолог Мансур Валишев исследует семена по всем правилам клинической диагностики. Сначала он проращивает их в стеклянной пробирке с агар-агаром — питательной средой. Пятьсот семян — пятьсот пробирок. В стеклянной клетке весь росток на виду: можно разглядывать его корень, стебелек, листья. Если признаков болезни не обнаруживается, росток переселяется в бумажный стаканчик с землей. Снова пятьсот стаканчиков, снова неотступные наблюдения. Если и это испытание выдержано, хлопковый росток получает свободу. Его высаживают в грунт на опытном гектаре питомника.
Маленькое хлопковое поле. На каждом кустике — этикетка, на ней обратный адрес: Аргентина, Мексика, Италия, США, Португалия, Франция, Марокко, Польша... В этом году испытываетея сорок сортов-иностранцев.
Каждый день Мансур делает осмотр своих пациентов. А четыре раза в год на опытном поле собирается целый консилиум фитопатологов. И снова они осматривают каждый листик, каждую коробочку, каждый цветок. Если к концу года переселенцы оказываются абсолютно здоровыми, тогда семена завезенных сортов передают селекционерам.
Много забот у Мансура Валишева. Но он выкраивает время и для исследовательской работы — выводит болезнеустойчивые сорта хлопка. Мансур выращивает семена в «провокационной», как говорят фитопатологи, а попросту — зараженной болезнью земле и отбирает сорта, устоявшие перед такой провокацией. Испытывает он двадцать сортов. Это многолетняя, сложная работа. В питомнике Мансур неполных четыре года, до этого он был агрономом.
Мы прощаемся с Мансуром Валигдевым. Но прежде чем открыть ворота, он ведет нас к умывальнику — необходимо вымыть руки. Перед последним шагом за черту ворот необходимо вытереть ноги о коврик, пропитанный формалином. Все, как в инфекционной больнице.
* * *
Там, в Ташкенте, в республиканской инспекции Госкарантина, я видела людей, делающих большое, серьезное, ответственное дело. Постоянная бдительность — вот, пожалуй, основная черта их напряженной работы. Ученые и стражи. Исследователи и исцелители. Охраняя и защищая растения, они от обороны стремятся перейти к наступлению. И в этом благородном деле им мог бы помочь при желании каждый. Вспоминаю прощальный разговор с Селиховичем.
— Мне хотелось бы громко крикнуть, — шутил Виктор Алефонтович, — так громко, чтобы меня услышали во всех концах страны пионеры и комсомольцы, юннаты и пенсионеры, садоводы и все любители природы: «Помогайте нам!» Существует около миллиона видов насекомых, и найти среди них друга — все равно, что искать иголку в стоге сена. Для такой работы нужно много наблюдательных глаз. Давайте всем миром искать насекомых-друзей! Всех «заподозренных» в полезной деятельности тащите к нам, энтомологам. А мы разберемся... Жаль, что я не громкоговоритель, — засмеялся Селихович. — Но нужно, очень нужно, чтобы этот призыв услышали. И откликнулись.
В. Лебединская, наш спец. корр.
Мы публикуем отрывки из книги французского журналиста и путешественника Тони Сонье «Папуасы — охотники за черепами», рассказывающей об экспедиции в Западный Ириан. Экспедиция эта не преследовала научных целей: участники ее намеревались лишь заснять документальный фильм о местных народностях. И данная книга, по словам автора, — «всего лишь свидетельство».
Участники экспедиции не только поведали миру об обычаях и нравах жителей острова, развеяв миф о «свирепых людоедах». Они приподняли завесу над действительностью, которую так старательно скрывали голландские колонизаторы. Факты «свидетельства» слишком красноречивы: болезни косят целые племена ирианцев, половина детей умирает, не дожив до одного года, голод толкает на людоедство.
Автор избегает делать выводы и старается обойти острые углы. Но выводы напрашиваются сами собой: кто виноват в том, что в середине XX столетия в одном из уголков нашей планеты существует каменный век? Колониализм. Голландские колонизаторы, конечно, «интересовались» этой страной, но они посылали туда не врачей, а миссионеров, не учителей, а полицейских, не геологов, а скупщиков золота. В трагедии острова повинны «цивилизаторы», чья дикость превзошла отсталость ирианцев.
