— Все зависит от того, каким путем большинство придет к власти. Если это произойдет в результате консультаций и переговоров, опасность для меньшинства будет минимальной. Но стоит белой армии и ВВС потерпеть поражение, как власти белого меньшинства придет конец. За этим последует массовое бегство белых из страны. Конечно, наиболее бедные из них, вероятно, будут приняты новым обществом без всяких препятствий, но белым богачам в нем не удержаться.
Лишая родины
Если националистам удастся осуществить свой план, то в Южной Африке будет править большинство. Белое большинство. Ведь конечная цель апартеида, помимо увековечения африканерского трайбализма, — создание Республики Южной Африки, в которой не было бы черных граждан. Вместо того миллионам черных, которые сейчас имеют статус «подданных» в Южной Африке, будет предоставлено гражданство, соответствующее их племенной принадлежности, в одном из десяти хоумлендов. В свою очередь, согласно планам националистов каждый из хоумлендов должен стать «независимым» государством. Первый из них, Транскей, уже получил подобный статус в прошлом году. Таким образом, в пределах нынешней ЮАР будет одиннадцать государств, причем одно из них — белое — получит 87 процентов территории.
Критики этого плана справедливо указывают, что черные государства будут просто-напросто резервуарами дешевой рабочей силы для белых и буферными прокладками, экономически зависимыми от Претории. Наконец, политика националистического правительства осуждается еще и потому, что она влечет за собой серьезное нарушение прав человека. Причем оппозиция планам Форстера не ограничивается Южной Африкой, Не случайно, например, ни одна страна не признала Транскей.
Однако, несмотря ни на что, правительство продолжает претворять в жизнь свои планы. Людей в массовом порядке переселяют с одного места на другое, пытаясь искусственно создать территории с однородным в расовом отношении составом. «Они стирают черные пятна, — с горечью сказал мне один африканер, не одобряющий политику националистов. — Причем стирают не ластиком, а наждачной бумагой».
— Наши сердца переполнены болью, — так реагировал на принудительное переселение Элиа Молете, со слезами на глазах глядя, как с помощью ломов, и кувалд сносят его дом.
Его вместе с 973 другими семьями изгоняли из деревни Га-Малока. Операция проводилась по приказу правительства. На место действия в качестве меры предосторожности прибыли полицейские с овчарками. Впрочем, жители деревни, принадлежащие к племени бакалобенг, не думали оказывать сопротивление.
— Мы переселяемся, потому что не хотим нарушать законы, — заявил вождь бакалобенгов Келли Молете. — Но все это делается против нашего желания. Мы жили здесь больше сотни лет, а теперь нам дали три месяца на сборы и ни дня больше. Что мы можем сделать?
Жителей деревни переселяют в Деелпан, пустынный болотистый район в сорока пяти милях от Га-Малоки, где согласно декрету националистов должен быть создан хоумленд Бофутатсвана. Африканцам предстоит жить в сборных домиках из рифленого железа. За старые дома будет выплачена компенсация. Правительство утверждает, что оно ведет себя весьма щедро по отношению к бакалобенгам. «Ведь им разрешено взять на новое место какую-нибудь часть дома, помимо скарба, — объяснил мне одетый в маскировочный костюм полковник, который отвечал за операцию по переселению. — К тому же целый месяц их будут бесплатно кормить».
Срывались крыши, выдирались оконные рамы. На лицах жителей застыли скорбные маски. Берника Тхале, бессильно опустив руки, молча стояла перед своим домом, в котором она родилась и прожила всю жизнь. Дом был невелик, всего три комнатушки, но для нее он был дороже Колизея. Чтобы снести жилище Берники, много времени не потребуется. Она еще успеет выбрать, что взять с собой из обломков: ее будут перевозить к вечеру, а сейчас только полдень.
Во двор, рыча, въехал грузовик. По указанию Берники Тхале в кузов прежде всего погрузили грубо обтесанную четырехфутовую доску, из которой торчал гвоздь. К пяти часам все ее пожитки, включая клетку с цыплятами, были уложены. Оставалось лишь большое зеркало, которое Берника обеими руками крепко прижимала к груди. Грузовик, фыркнув мотором, выехал со двора. Очнувшись, Тхале осторожно положила зеркало на землю и бросилась вслед за машиной: ведь та должна была отвезти её в новую деревню! Но грузовик не остановился. Берника повернулась и медленно побрела к развалинам дома. Там она и стояла, следя за уезжающими машинами. Последняя из них правым передним колесом проехала по зеркалу, вдребезги раздавив его.
Уильям Эллис, американский журналист
Перевел с английского С. Милин
С Мурманском мне приходилось встречаться не однажды, возвращаясь из научных экспедиций с Новой Земли или Шпицбергена. Память сохранила вспышки маяков, свинцовые рытвины волн Кольского залива, толчею судов и разноголосицу гудков, красновато-рыжий гранитный берег... Улицы уходили в синие сопки, на которых террасами поднимались многоэтажные здания. Все это означало для нас возвращение к людям, к теплу, к дому.
Иногда морской ветер, заглянув в тундру, приносил с собой ее аромат. Там лежала земля, неведомая для меня, но неудержимо притягательная... Об этой земле известный этнограф и путешественник прошлого века Сергей Максимов писал: «С лишком двести верст бесплодной тундры, местами покрытой мхом и взбитой кочками, местами болотистой и прорезанной или чистой бойкой речкой, или светлым, как хрусталь, озером, залегли между последним северным селением на берегу Белого моря — Кандалакшею и самым дальним, которое лежит уже на берегу Северного океана. Это Кола».
Я знал, что сегодняшней жизнью своей эта «бесплодная тундра» во многом обязана науке...
Недавно мне довелось побывать на Кольском полуострове в самое трудное для живущих здесь время — в пору полярной ночи. Я познакомился с людьми, которые продолжают работу первых советских исследователей, начатую десятилетия назад.
Антенны смотрят в небо
Разумеется, работая в Арктике, я не раз наблюдал полярные сияния, и теперь перед встречей со специалистами Института полярной геофизики Кольского филиала АН СССР в Апатитах воспоминания нахлынули сами собой...
Во время зимовки на Новой Земле, где я работал в составе экспедиции по программе Международного Геофизического года (МГГ), небо почти каждую ночь дарило нам удивительные зрелища. Сияние начиналось обычно с зеленоватых фосфорических пятен, которые вскоре превращались в вереницу столбов, неторопливо пробегавших по небосводу. Потом холодное пламя обнимало все небо, и померкшие светила неожиданно как-то терялись, словно растворялись в этом огне. И еще долго бушевала фантасмагория красок — малиновых, зеленых, красных, реже желтых, иногда настолько густых, что начинал проступать коричневый оттенок. Различные цвета и оттенки в своем непрерывном движении создавали картины и эффекты, превосходящие человеческое воображение. Я часто наблюдал сияния в пути, в маршрутах, и всегда радовался им, потому что становилось ощутимо светлей в кромешной тьме полярной ночи и начинали обозначаться очертания гор и морского побережья под искрящейся пеленой снегов... Помню, что даже полярники со стажем, утратившие, как нам казалось, способность удивляться, отмечали, что мы попали в Арктику в необычную пору.
— Совершенно верно, — сказали мне в Институте полярной геофизики, — именно во время МГГ наблюдался период наибольшей солнечной активности, и это отразилось, в числе прочего, на повторяемости и интенсивности полярных сияний. И вам действительно повезло...
— Что вы считаете в своей области науки, — спросил я на правах участника этого международного научного предприятия, — наиболее важным результатом работ по программе МГГ?
— «Ауроральный овал». Оказалось, что зона наибольшей повторяемости полярных сияний является кольцом сплошного сияния, и доказали это впервые исследователи, работавшие в нашем институте. Часто говорят «овал Фельдштейна — Старкова». Вот как это выглядит из космоса...
Мой собеседник, Леонид Сергеевич Евлашин, заведующий лабораторией полярных сияний, протянул пачку снимков. Хорошая иллюстрация, подумал я, — к высказыванию одного из великих физиков: «Нет ничего наглядней хорошей теории».
— Зачем изучают сияния? — продолжал Евлашин. — Во-первых, это физика ионосферы, следовательно, связь, особенно на коротких волнах. Во-вторых, это физика космоса. Наконец, в-третьих, нас интересует физика плазмы в свободном состоянии, вне ловушек... Можно считать, что механизм этого природного явления в принципе напоминает огромную, в космических масштабах, электронную трубку, так что, с целым рядом оговорок конечно, не исключена возможность прикладного использования полярных сияний, скажем, регулирования их интенсивности...
