Внезапно вся атмосфера Возрождения испарилась. Резкий свет высветил помятый, пятнистый брезент палатки и потные, растерянные лица людей на переполненных трибунах. Джим Пеннибэйкер не понимал, что случилось.
— Братья… и Сестры… пожалуйста, — пытался выговорить он.
Слепой убрал руку и отступил, словно боялся, что я ударю его. И все застыло на секунду, точно на картине. Затем разразился ад. Летуны начали возбужденно жужжать, сбиваясь в группы, подпрыгивая и хлопая крыльями. Поднялся шум, и это ощущение разъяренного пчелиного роя, которое они испускали, захватило и людей в палатке. Большинство не слишком часто сталкивались с летунами и не представляли, что летуны могут генерировать такие мощные эмоции. Тревога нарастала почти зримо. Все должно было вот-вот взорваться, я использовал этот миг, и, выбежав наружу, кинулся по раскисшему полю на шоссе. Там я встал поперек дороги и замахал рукой грузовику, который выехал на меня из темноты.
— Какого черта! Что ты делаешь? — остановив машину, проорал водитель.
— Мистер, подбросьте меня.
— Откуда я знаю, что ты никого не убил?
— Ниоткуда. Пожалуйста, мистер, только на холм, до Рэйндж-Лайн. Прошу вас!
Водитель оглядел меня, каким-то образом понял, что я говорю правду и нахожусь в полном отчаяньи, и открыл пассажирскую дверцу. Я взобрался в машину как раз, когда палатка Пеннибэйкера взорвалась изнутри, точно бумажный пакет, и все они, одним роем, вылетели на мои поиски.
Грузовик довез меня прямо до размытого моста. На другой стороне стоял автомобиль Горди и Ирен. Я знал, что запасной ключ они хранят в маленькой магнитной коробочке под крылом автомобиля, нашел его и поехал к Месту.
Я добрался до навеса немногим раньше, чем они. Можно было услышать, как они жужжат в облаках. Я выглянул в одно из поставленных под безумным углом окон, но ничего не увидел. Судя по шуму, к тем, кто присутствовал на церемонии Возрождения прибавились и другие. Ладно, подумал я. Посмотрим, правду ли говорят насчет Загадки этого Места. Может, тут они меня не достанут. Но даже если так, все равно дела шли чертовски паршиво.
Всю ночь шум нарастал. Я лежал на полу и пытался уснуть, но мог думать лишь о том, что мне придется вернуться на Скалу. Затем, чуть позже, ко мне поднялась Ирен.
— Джи-Ди! — закричала она, подбежала и обняла так крепко, что я закашлялся. — Мы тебя весь день искали! С тобой все в порядке?
— Конечно, — ответил я.
— Они не пытались прорваться внутрь?
— Еще нет, — ответил я.
— Я только что из консульства. Мне пришлось надеть ту штуку, которую ты раньше носил, так что я смогла поговорить с их генеральным консулом. Горди не мог этого сделать, ты ведь знаешь, у него стимулятор сердца. Но этот вел себя так… Ну, словно я была преступницей, вот! Сказал, меня тоже нужно судить. Я сказала, пускай, и что ты хороший, достойный мальчик. Он как раз начал толковать про то, что такое коллективная мудрость и как она много значит, а я просто, одиночка и ни грана из нее не пойму! А я сказала, что отлично поняла, какая он задница!
Я рассмеялся.
— Здорово, Ирен.
— Но, Джи-Ди, он требовал, чтобы я тебя выдала им. И он что-то со мной сделал… довел меня до того, что я чуть было не сказала — ладно. О, зачем ты вот так попался им на глаза?
— Поверь мне, это была не моя идея, — сказал я.
— Я знаю. Ну, и как ты, Джи-Ди? Ты в порядке? Хочешь что-нибудь поесть?
— Нет, но… Могу я тебя попросить об одолжении?
— Все что угодно, золотко.
— Картина Генри. Не принесешь ее сюда, Ирен?
— Что? Эти каракули! Точно курица лапой царапала!
— Пожалуйста, Ирен. Я должен знать, что мне делать дальше. А Генри и в самом деле здорово соображал. Может, если у меня будет что-то его, я смогу как следует все обдумать. Пожалуйста.
— Ладно, золотко, — обеспокоенно сказала она и удалилась.
Жужжание в облаках делалось все громче и громче. Ирен вернулась, вошла через перекошенную дверь — картина в одной руке, бумажный пакетик в другой.
— И все-таки, я собрала тебе кое-что поесть, — сказала она.
— Спасибо, Ирен.
Я видел, что ей хочется побыть со мной, но я хотел остаться один. Я сказал ей об этом очень мягко. Она ответила, что забежит поглядеть, как я тут, через пару часов.
Я прислонил картину Генри к стене. Потом сел на красную отметку на полу и начал разглядывать картину. За все время, что я работал у Ирен и Горди, я никогда не смотрел на нее как следует. Я думал, мне будет слишком больно. Ирен была права — нацарапано, точно курица лапой — черные и красные полоски на сером фоне. Я подумал: да как же Генри мог потратить на это целых шесть недель? Я потрогал краску. Она не была вдавлена в холст и не выступала наружу. Мазки были наложены один раз — вот и все.
Курица царапала лапой, в основном, по направлению к центру холста, и там серый фон чуть сгущался. Может, даже, он чуть отдавал красным. Это, действительно, была композиция, но в ней не было никакого смысла.
Затем я подумал, что Генри вообще не особенно гнался за логикой. Его картины заставляли зрителя почувствовать скрытый смысл. Но я-то, глядя на это, ничего не чувствовал! С другой стороны, я никогда и не пытался разрешить головоломки, которые писал Генри.
«Колодец одиночества». Вот как он это назвал. Но разве вы заглядываете в колодец сбоку? Я встал, отодвинул картину от стены и положил ее на пол. Затем подпрыгнул, ухватился за брус и оседлал балку так, что оказался прямо над картиной.
Картина изменилась. Она перестала быть плоской поверхностью. Вместо этого я увидел краешек чего-то глубокого, бесконечного, что тащило вглубь все эти черточки, точно падающие вилки, когда со стола сдергивают скатерть. Перспектива изменилась так стремительно, что я потерял равновесие и упал.
Я приземлился на четвереньки, не отрывая взгляда от картины. Там, внутри, что-то двигалось! Вспышки цвета по спирали спускались в пропасть, и, казалось, вы вот-вот последуете за ними. Все, что требовалось — это расслабиться.
Клянусь, в тот миг я чувствовал присутствие Генри. Я был уверен, что он пленник там, внутри Колодца Одиночества. Может, именно поэтому все они избегают этого места, подумал я. Может оно для них — вроде входа в чистилище, в бездну, которая не выпустит, раз поймав. Как я хотел попытаться спасти его! Все что нужно — это позволить себе упасть туда…
Но я овладел собой. Так я не мог помочь Генри. Я бы всего лишь сдался, а он никогда бы этого не захотел. Я имею в виду — что толку уйти вот так, если я все равно не знаю, что мне делать со своей жизнью? Я слишком долго был занят тем, что прятался от прошлого. А если жить так, то разве это не бесконечное падение в Колодец Одиночества? Верно?
Я опять прислонил картину Генри к стене, лег и закрыл глаза. Я был так измотан, что сразу заснул.
Когда я проснулся, жужжание, которое они подняли, было ужасно громким, даже на Дереве я не слышал такого. Я высунул голову в окно и взглянул. Облака разорвались, и тысячи летунов медленно кружили над крышей, нависая над ней гигантским живым цилиндром. Он затягивал внутрь себя, будто я смотрел со дна колодца Генри.
Я сел и съел сандвичи, которые сделала для меня Ирен. Потом я услышал, что сквозь кустарник проламывается грузовик Дуэйна. Должно быть, мост уже починили. Хлопнула дверь машины, и я услышал, как Дуэйн поднимается по тропе.
— Сукин сын, — сказал он, заходя под навес, — что происходит?
— Они меня нашли, — ответил я.
— Ха! — ухнул Дуэйн. — То-то Ирен психует!
Я вздохнул. Об этом я совсем позабыл. Ирен, должно быть, перепугана насмерть. Дуэйн высунулся за дверь и помахал руками.
— Кыш, эй вы, ублюдки!
— Не делай этого, Дуэйн…
— Не делать чего? — резко спросил он. — Парень, они тебя обработали.
— Что ж, я ничего не могу с собой поделать.
— Да нет же, можешь. — Он вынул из кармана штанов конверт и протянул мне.
— Что это?
— Билет отсюда. «Стелла» улетает сегодня утром примерно… — он поглядел на часы, — через сорок минут.
— Где ты это раздобыл?
— Купил.
— Ты же откладывал на мотоцикл!
— Ну и ненавижу я этих ублюдков. Я еще накоплю. В городе полно дурней.
— Дуэйн, я не знаю. Это мой дом.
— Поправка, Дуг. Это их дом. И они будут кружить и кружить тут, пока кто-нибудь не свихнется. Я даже чувствую их там, наверху. И у меня от этого мурашки по коже бегают. Они и всю Гавань с ума сведут. Раньше или позже тебе придется выйти.
— Ладно, — сказал я. — Но если бы я и хотел уехать, не представляю, как это можно сделать. Они обложили меня.
— Ага, — усмехнулся Дуэйн. — То-то забавно будет.
Дуэйн отправил Горди и Ирен наверх, проводить меня, пока он заводил свой грузовичок. Глаза у Ирен были заплаканы. Она хотела уложить мне хоть какие-то вещи, но я сказал, нет, лучше путешествовать налегке.
