Нафаня, стаскивая с меня простыню, ибо под одеялом спать было невозможно.
– Отвяжись, бабай, – пробубнил я в подушку – Дай поспать. Еще пару минуточек…
– Андреюшко. Сегодня же мой день. Ты должен выполнять мои капризы, – обиженно надул губу домовенок, пощипывая мою руку.
– Твой день. Но поспать надо. Половину ночи над проектом сидел, – парировал я, на что злой дух сразу же обиделся.
– Жопа ты, барин. Ленивая и злобная, – безапелляционно заявил домовой и, громко испортив воздух отрыжкой, ушел на кухню. Но я и так уже проснулся, поэтому зевнул, поднялся с кровати и открыл окно, впуская свежий воздух.
Придя на кухню, я обнаружил, что домовой сидит на табурете, помешивает ложечкой чай и недовольно на меня косится. В колонках магнитофона тихо завывал Пласидо Доминго, выводя бессмертную «Nessun Dorma».
– А мой где? – сдерживая улыбку, спросил я.
– Перебьешься, – все еще дуясь, ответил Нафаня и отвернулся к окну.
– Вон как? Значит, обойдешься без подарка. Подарю его кому-нибудь другому, – хмыкнул я, ставя чайник на огонь, однако домовенок тут же меня опередил.
– Ладно, ладно, барин. Чего сразу в крайности кидаться? Чай, кофе? – заискивающе спросил Нафаня, спрыгивая с табурета.
– Кофе. Черный. Два сахара, пожалуйста, – все еще улыбаясь, я вернулся в комнату. Где из-под кровати, куда Нафаня заглядывал только по нужде, каковой не было вовсе, вытащил большую коробку. Подарок для домового. Вернувшись на кухню, я с улыбкой протянул ее Нафане.
– Держи. Расти большой, не будь лапшой.
С хрюкающим визгом домовой выхватил коробку из моих рук и принялся ее распечатывать. Первой он вытащил туалетную воду «Месье Голд». Оскалив острые зубки, домовой мгновенно залил половиной флакона свою голову, из-за чего на кухне резко стало нечем дышать.
Повизгивая дальше, он запустил лапки в нутро коробки за следующим подарком. Им оказалась маленькая электроакустическая укулеле. Я настолько нервничал, когда домовой брал мою гитару, что решил подарить ему собственную, пусть и маленькую. Нафаня завизжал от радости и, бросившись ко мне, крепко обнял, не переставая всхлипывать. Затем, резко передумав, он кинулся в комнату и не успел я допить кофе, как побагровевший домовой вернулся, с трудом затаскивая на кухню комбик. В одно мгновение он все подключил и вдарил по струнам, яростно запиливая эпическое соло. Маленькие, мохнатые пальчики так и бегали по грифу, а Нафаня заливался радостным смехом.
– Андреюшко, ох, спасибо. Ой, барин, ну, удивил. Я теперь могу сам играть и сочинять песни! – Нафаня был переполнен радостью, как среднестатистический фанат комиксов, увидевший Стэна Ли в очереди за хлебом.
– Да не за что, – улыбнулся я, – Только это не все подарки.
Нафаня мгновенно сделал стойку, бросив гитару на стол.
– А чего еще?! – спросил он, высунув от возбуждения мясистый язык.
– Сегодня мы идем гулять. И будем делать все, что ты захочешь. Я взял выходной, – тихо ответил я.
– Ура! – завопил домовой и бросился в комнату одеваться.
Так как Нафаня – домовой и вижу его только я, то проблем не возникло. В дальнейшем все стало походить на крайне абсурдную комедию. Как и вся моя жизнь с Нафаней, собственно.
Мы неспешно прогуливались по парку Горького. Со стороны прохожим казалось, что я разговариваю с воздухом, как какой-нибудь сумасшедший. Это подтверждали недоуменные и порой сочувствующие взгляды. Никак паренек с ума сошел. А я всего лишь болтал с Нафаней, которого, разумеется, никто кроме меня не видел.
Домовой радостно смеялся, наслаждаясь теплым солнцем, а потом, подустав, попросился на руки. Я посадил его на шею и Нафаня, весело болтая ножками, распевал матерные песни, над которыми я от души хохотал.
Веселье началось с того, что Нафаня захотел мороженого. Я купил у палатки два рожка и, дав один домовому, свернул на безлюдную аллею. Нафаня, расправившись со своим, облизнулся и начал коситься на мой.
– Наф, не наглей. Кто тебя заставлял кусками глотать? Это же мороженое! Им нужно наслаждаться, – я с наслаждением откусил кусочек, заставив домовенка заворчать. Правда он запнулся, увидев впереди женщину с коляской, которая шла нам навстречу. В коляске вальяжно развалился крупный толстый мальчик, уминавший мороженое с двух рук. Нафаня гаденько улыбнулся и кинулся к нему. Я мог только чертыхнуться и помчаться за ним, пока злой дух не сделал очередную пакость. Что, собственно, и случилось…
Мальчишка, разинув рот, удивленно смотрел, как из-за дерева высовывается мохнатая лапа Нафани и резко вырывает мороженое. Икнув, ребенок раскрыл рот и нарушил летнюю тишину возмущенным ревом. Конечно же, мама тут же кинулась к любимому чаду.
– Сыночка, что такое? Оса укусила? Пчелка? Сына!
– Ааааааа!!! Хыка, сука, украл мороженое!! – заревел басом ребенок, заставив меня остановиться в паре шагов.
– Какая хыка? Ты его просто уронил, да? – мать тщетно пыталась успокоить юного Гаргантюа, который отдышавшись и набрав воздуха, вновь включал сирену, ревя на весь парк.
– Бабайка!!! Волосатый и страшный! Ааа! – не унимался он, а чуть позже стало понятно, почему.
Нафаня щипал мальчишку за ногу, показывал тому язык и, откусывая гигантские куски от пломбира, проглатывал не жуя. Вздохнув, я подошел ближе и, оттеснив Нафаню бедром, улыбнулся ребенку.
– Ну, все, бабайки нет. Ты просто уронил мороженное, а он его скушал, – я повернулся к растерянной матери и шепотом произнес. – Дети такие выдумщики.
Мальчишка, заслушавшись, потерял из виду Нафаню и злой дух не заставил себя долго ждать. С диким криком он выскочил из-за коляски и, запрыгнув мальчишке на шею, принялся выкручивать уши:
– Жадина, говядина, соленый карапуз. И сейчас Нафаня укусит его пузо! – я схватил домового за шкирку и, держа перед мальчуганом, проговорил:
– Вот твой бабайка. Сейчас дядя его отнесет к реке и утопит в нечистотах, чтобы не пугал больше детишек. А ты не плачь больше, – мальчишка послушно замолчал, не сводя немигающего взгляда с Нафани, который извивался в моей руке.
– Спасибо вам, – улыбнулась женщина – Солнышко, наверное, припекло…
– Нафань. Ну что за дела? – когда мальчишка с матерью скрылись из виду. – Ну, купил бы я тебе еще мороженое. Зачем было пугать ребенка? Он же тебя видел! Чуть с ума не сошел, бедняга.
– Ты видел, какой он жирный? Еще и жадный, – домовенок отряхнул от растаявшего мороженого соску и скорчил недовольную мину. – Дети меня так и так видят. Хочу я этого или нет.
– Это не значит, что нужно пугать их до полусмерти, – пригрозил я домовому пальцем. Однако Нафаня и не думал раскаиваться.
– Окей-хоккей, – хмыкнул он. – Но как орал-то, а, барин? У меня ажно ухи заложило!
Нафаня везде найдет веселье. Без вариантов.
Потом домовенок уговорил меня пойти на чертово колесо,
