пока
оно не захватило весь дом! Взялся уже за ручку, но тут ему пришло в голову, что, возможно, он что-то не так понял.
Ночной кошмар, мысли о походе в поселок, которые, как их не гони, одолевали, общая нервозность, не покидавшая Романа с субботы – все это могло сыграть с ним дурную шутку. Мозг и не на такие выверты способен! А дело, может, в обычной плесени – бывает же черная плесень. Или на чердаке что-то пролилось, потекло вниз.
Хорош он будет, если перепугает Катю на ровном месте, выставит себя придурком, который испугался пролившейся сверху воды!
Нет, нужно посмотреть еще раз. Убедиться. И, если все так, как ему привиделось, тогда надо бежать, будить Катю, бить тревогу.
Роман подошел к двери, прислушался. В комнате было тихо. Но это ничего не означало – ни плохого, ни хорошего. Он взялся за ручку, чувствуя, что трясется как заяц.
Раз, два, три!
Он приоткрыл дверь, готовый к чему угодно: к комнате, затянутой вязкой чернотой, похожей на тину, к лужам воды на полу, к признанию себя болваном из-за того, что принял обычную плесень за инфернальное нашествие…
Но не увидел ничего.
Перед ним было обычное помещение. Без намека на какие-либо чудовищные изменения. Роман вошел, осмотрелся, потрогал стены, постоял, уставившись в угол, из которого расползались черные побеги.
«Оно предупреждало, – отстраненно подумал парень. – Давало понять, что никуда я от него не сбежал. Мне не померещилось: никогда же не чудилось ничего».
Можно попытаться сказать себе, что виной всему живое воображение и стресс, но Роман отбросил эти попытки. Взрослый, рациональный человек продолжал бы до последнего цепляться за якоря материализма, логики, наукообразия, но Роман был подростком и еще не разучился верить себе, своим ощущениям.
Он чувствовал, хотя не мог четко сформулировать, что все изменилось с того дня, как они с Катей побывали в поселке. Поблизости словно образовалась и день за днем расширялась дыра, откуда выглядывало неведомое нечто, следило желтыми безумными глазами, грозило утянуть за собой.
В тот вечер ребята прибежали домой запыхавшиеся, измочаленные, взмокшие. Вид у них был такой измученный, что Катина мама не стала кричать и отчитывать брата с сестрой.
– Прихожу – записка! Ночь на дворе! Где вас носит? – говорила она больше для проформы, потому что на самом деле испытывала облегчение и радость: не пропали, не сбежали, живы и здоровы.
– На озере были, в поход ходили, – сказала Катя, а Роман подтвердил ее слова вялым кивком головы.
– Читать я умею, – вздохнула тетя Зина. – Давайте-ка по очереди мыться, потом ужинать садитесь. Есть хотите?
Они хотели, и, глядя, как дети поглощают макароны по-флотски, Зинаида подумала, что дочь и племянник на себя не похожи. Притихшие, боязливые.
– Все нормально? – спросила она. – Ничего не случилось? Не врите только!
Сказать ей правду они не могли, поэтому дружно соврали, мол, замечательно, лучше не бывает. Хорошо еще, что мама Кати про рюкзак не спросила, пришлось бы врать, где посеяли, почему.
Но тетя Зина не заметила пропажи. Ребята ушли спать, и Роман немного завидовал Кате: она не одна, с мамой. А ему было страшно оставаться ночью в комнате, хотя он уже лет с двенадцати перестал бояться темноты.
Думал, не заснет, проворочается всю ночь, но заснул и даже отлично выспался. Минули воскресенье и понедельник, не принеся с собой ничего экстраординарного, как выражался отец. Только ощущение расползающейся дыры – холод, зуд между лопаток. И покалывание, словно кто-то смотрит, а ты кожей чувствуешь взгляд, усиливалось. Но от этого можно отмахнуться.
А от проявившейся болотной черноты не отмахнешься.
Сейчас пропала – потом снова появится.
Роман заправил кровать, взял сотовый и пошел на кухню. Поставил чайник, положил в тарелку еще теплую кашу, заботливо приготовленную тетей Зиной. Мама тоже всегда готовила завтрак, заставляла Рому есть, приговаривая, что это полезно. Он кривился, противился, ел с неохотой…
А когда мамы не стало, выяснилось, что Рома привык завтракать. Это было ужасно: приходить утром на кухню и видеть пустой стол, а у плиты – никого. Не в еде было дело (готовить для себя он худо-бедно научился), а в том, что никого на свете больше не волновало, сыт Роман или голоден, будет у него болеть желудок или нет.
Прежде чем сесть за стол, он вышел в сад, решил набрать им с Катей малины – как раз поспевать начала. Роман не столько любил ее вкус (часто попадалась кисловатая, и косточки постоянно в зубах застревали), сколько запах. Свежий, сладкий, навевающий хорошие мысли.
Парень набрал целую миску ягод и, вернувшись на кухню, увидел Катю. Бледная, невыспавшаяся, она возила ложкой по тарелке, на малину взглянула равнодушно и отвернулась.
– Ты как? – спросил Роман.
– Нормально. Спала плоховато, – отозвалась сестра.
– В райцентр едем? Во сколько автобус?
– Едем. В одиннадцать десять, – коротко ответила Катя.
– Малину ешь, ты же любишь.
– Угу.
Не будь Роман настолько погружен в свои переживания, он непременно прицепился бы к сестре с вопросами и вынудил ответить, почему она такая смурная.
Но он и сам чувствовал себя паршиво, а потому быстро съел кашу, всыпав туда щедрую порцию малины, налил какао и ушел в сад, уселся на любимое место под вишневыми деревьями.
Катя, между тем, была в полнейшей растерянности. Она не соврала: вправду плохо спала. Но причина была не в бессоннице и дурных снах. Заснула девочка поздно, потому что долго лазала по Интернету, пыталась найти информацию о необычных вещах, которые могут происходить с людьми в заброшенных городах и поселках.
Ничего стоящего не находилось, сплошь бредовые городские легенды и сообщения об искателях приключений, которые сами себе организовывали проблемы, шарахаясь по разрушенным домам и старым подвалам.
В итоге мама проснулась и велела убрать телефон: поздно уже, весь день мобильник из рук не выпускаете, не хватало еще и по ночам в экран пялиться.
Катя послушалась, мама была права, уже почти час ночи. Ее и саму тошнило от прочитанного в Сети, но полезла она искать там сведения, скажем так, не от хорошей жизни.
То, что девочка испытывала после возвращения из поселка В-26, можно было обозначить как «кто-то на меня смотрит». Так Катя называла это ощущение. Постоянно хотелось оглянуться, посмотреть, что у нее за спиной. Но в то же время страшно увидеть, встретиться взглядом с…
С кем? Катя понятия не имела, но знала, что чувства ее не обманывают.
Надо бы поделиться с Ромой, но она боялась, что брат не захочет говорить с нею на эту тему: договорились
