на белую землю в инее, на кровавый лед до кончиков туфлей Боба. Простая тень, но вместе со льдом, тьмой и ростом Черного Размаха выглядело так, словно кто-то нарисовал линию на земле. Длинную черную стрелу, направленную прямо на Боба.
— Джулиус, — сказал пророк, голос был едва слышным. — Помнишь, как я сказал тебе, что первое видение пророка — всегда его смерть?
Джулиус кивнул, отодвигаясь от края тени.
— Это оно, — прошептал его брат. — Это я видел века назад. Лед, тень, ты и я. Этот момент, — он посмотрел на монстра в небе и сглотнул. — Мой последний момент.
Воздух менялся, пока он говорил, становился острее. Финальным. Было немного похоже, когда Джулиус использовал черную цепь Дракона, Видящего Начало, чтобы одолеть Эстеллу, но теперь, вместо вариантов, которые могли сработать в его пользу, Джулиус ощущал себя как вагон на рельсах. Не было больше вариантов. Каждая деталь — он и Боб, Черный Размах, Марси и другие, Призрак, поддерживающий рушащийся дом, даже спирали снежинок Свены — было частью неподвижной картинки, фона сцены, где все строки были прописаны. Каждый прошедший момент был точкой на линии, ведущей к этому мигу, и теперь они были тут, и было некуда идти, только прямо, к концу.
— Я надеялся, что тебя убьет Свена, — сказал Черный Размах, спускаясь с крыльца. — Шанс был велик, но ты снова выбрался из ситуации.
— Шанс выбраться был, если ты знал то, что я знаю, — ответил Боб, голос чуть подрагивал, он похлопал Джулиуса по голове. — Мой брат умеет творить чудеса.
Черный Размах молчал. Он просто шел по снегу, хрустя на замерзшей земле, пока не оказался над ними, как меч.
— Ты должен гордиться, — сказал он. — За все мои годы на страже я еще не действовал так прямо. Я предпочитаю подстраивать события, чтобы пророки умирали от последствий их действий, как Эстелла. Но ты избежал всех шансов. Сколько бы драконов ты ни подавлял, ты уходишь безнаказанно, — он склонил голову. — Если бы ситуация не была такой тяжелой, я бы хотел позволить тебе продолжить, чтобы понять, как долго ты сможешь поддерживать это безумие. Но ты не оставил мне такой роскоши. Мне не осталось выбора, Брогомир, и я не могу позволить тебе делать то, что ты собираешься сделать.
— Что он собирается сделать? — спросил Джулиус.
Оба пророка посмотрели на него, и Джулиус подавил желание закатить глаза.
— Я не знаю будущего, — напомнил он. — Боб — не идеален, но он всегда приходит к нам в конце. Теперь мы столкнулись с врагом, которого не можем понять, который может все уничтожить. Боб говорит, что у него есть план против врага, но ты даже не даешь ему описать план. Почему? Что может сделать Боб, что было бы хуже этого?
Он указал на черный силуэт Левиафана в небе. Когда Черный Размах не ответил, это сделал Ворон:
— У Боба еще один.
Джулиус вздрогнул, дух опустился на кровавый лед рядом с ними.
— Есть не один способ покончить с миром, — сказал Ворон. — Алгонквин глупо позволила себе заразиться, но не она одна. Тут еще один чужак.
Он посмотрел на голубку Боба, которая все еще сидела на разбитом доме, но Джулиус не понимал.
— Погоди, — он прижал ладонь к ноющему виску. — Погоди-ка. Хочешь сказать, что все дело в голубке Боба?
— Это не голубка, — каркнул Ворон. — Я не знаю, почему выбрана такая форма, но это не зверь или дух. Она не из этой реальности.
— Это Конец, — согласился Черный Размах, его голос дрожал от гнева. — Тот же Конец, который поглотил наш дом десять тысяч лет назад. Последнее Будущее.
— Ну-ну, — Боб протянул руку к голубке, она тут же слетела к нему. — Грубо называть Безымянных.
Джулиус пригнулся, пока птица летела к руке Боба. Он отодвинулся подальше от брата, ведь голубка оказалась не безобидной.
— Это Безымянный Конец? — когда Боб кивнул, его глаза расширились. — Но что… как ты…
— Меня не заставили впустить ее обманом, если ты на это намекаешь, — Боб задрал нос. — Моя любовь — не бессовестный обжора, как мистер Темный Ворчун сверху, и я — не дурак, как Алгонквин. Я пригласил ее к себе, и я до сих пор рад, что она согласилась.
Его голубка счастливо ворковала, но Черный Размах разозлился сильнее.
— Потому ты должен умереть, — прорычал он. — Эта штука, которую ты якобы любишь, монстр, живущий между измерениями, который съел вечность нашей расы! Древние драконы-пророки кормили ее потенциальными линиями времени в обмен на конкретные, пока будущее не закончилось! Я должен был убить тебя, когда ты решил привести ее, но ты ещё не использовал ее силу, и мои руки были связаны.
— Почему? — спросил Джулиус, стараясь не смотреть на Боба. — Я не хочу, чтобы ы вредил моему брату, но если он уже привел Безымянный Конец… это уже повод.
— О, так и было, — сказал Боб. — Если бы он принимал решения, как Челси, я бы умер века назад. Но Черный Размах не как мы. Он даже не совсем дракон. Он — Дракон, Видящий Вечность, конструкт, созданный нашими предками, чтобы быть судьей и палачом. С такими большими силами правила, направляющие его действия, должны быть очень строгими, и самое строгое — то, что ему запрещено убивать пророка, пока он не нарушил правила.
— Почему? — спросил Джулиус. — Тогда уже поздно.
— Потому что будущее не определено, пока оно не стало прошлым, — твердо сказал Черный Размах. — Пока есть хоть мелкий шанс, что будет выбран другой путь, я не могу действовать против пророка. Потому я посылаю каждому пророку видение их смерти от моей руки. Я хочу, чтобы они знали, что будет, надеясь, что тогда они выберут другой путь и выживут.
— Но они никогда так не делают, да? — сказал Боб. — Потому что пророк нарушает твои правила, когда движется к тому, ради чего готов умереть. От такого решения не отказываются.
— Я видел будущее, ради которого ты готов умереть, — прорычал старый пророк. — Потому я тут. Плохо уже то, что ты привел смерть нашего старого измерения в это, но я позволил это, потому что быть супругом для Безымянного Конца — не то же самое, что и использовать его. Но это я не могу позволить. Я не дам пророкам повторять ошибку, которая разрушила наш мир!
Это звучало жутко, но Джулиус не получил ответ на свой изначальный вопрос.
— Но что он планирует сделать? — раздражённо сказал он. — Ты говоришь, что это хуже всего, но никто так и не объяснил, что у Боба за преступление в будущем.
