как учитель.
— В пекло твои похвалы! — рыкнул в ответ Скайскиф. — Однажды я придушу этого помойного щенка. Он мне не нравится. С каждым днем не нравится все больше.
***
Зато хоть с Хэйей стало проще.
Не то, чтобы сильно проще — немного понятнее. Слепец еще не раз устраивал драку, и получал за нее, но когда рядом был Валари, удавалось усмирить его словами и закончить дело миром.
Валари все понимал.
Когда-то Хэйю приводили в чужое место и оставляли там. Потом появлялись невидимые незнакомцы и сразу начинили бить. Кулаками в лучшем случае. Это если бой намечался без оружия. Его никогда не предупреждали, куда и зачем привели. Зрителям нравилась неожиданность. Именно поэтому, слыша новый голос, Хэйя предпочитал всегда нападать первым.
Так было проще.
Так было надежнее.
Когда Хэйю забрали хенке, жить ему стало гораздо сложнее. Все стало иначе — не разобрать, на кого бросаться, а на кого нет. Кругом было слишком много чужаков, за агрессию к которым наказывали, но Хэйя не мог вести себя иначе. Только сила против силы. Злоба против злобы.
Бей первым, чтобы выжить…
Надо сказать, что Валари озадачил его, проявив сдержанность и дружелюбие и в то же время давая понять, кто тут главный. Это парень с бесшумной походкой и спокойным голосом был самым опасным из всех присутствующих. Хэйя помнил кольцо его рук — беспощадная петля на шее. Страшный враг — беззвучный, как зверь в ночи.
Хэйя привык различать людей по запахам. От большей части полукровок разило ароматическими маслами и дорогими притираниями, которыми они пользовались в той своей жизни, когда у них еще были ванные и дорогие дома, полные слуг. От хенке воняло псиной — смесью животных, мускусных запахов. Один лишь Валари ничем не пах. Или, наоборот, всем.
Городом.
Он пах городом. И почуять это Хэйе удалось лишь там, на заднем дворе. Там, где должен был стоять привычный дух цветущей акации и расположившихся неподалеку животных, но Валари подошел, и в воздухе пахнуло теснотой улиц Города-Солнце. Пылью на горячих камнях мостовой, выпечкой, стираной одеждой, конями и кожей, маслом, углями жаровен, цветами из клумб и садов, людским потом в жару — смесью из тысяч оттенков. Будь они в городе, Валари был бы совершенно неощутим, а Хэйя полностью слеп.
Неощутимый противник — неминуемая погибель, приходящая отовсюду.
В любой момент.
«Не зря они избрали этого парня вожаком. Лучше с ним не ссориться. Если выпадет шанс — убью его потом, если он первым не убьет», — думал Хэйя, почесывая раздраженную шею. Красный след от ошейника проступил ярко и покрылся волдырями. Но Валари никого из полукровок обижать не собирался. Наоборот, пытался сплотить и собрать в одну крепкую, единую стаю. Хэйя успокоился: «Хотел бы убить, убил бы сразу — что ему стоит? Лучше подружусь с ним, глядишь, чего и выйдет из этого дельное».
Он позволил Валари быть своими глазами.
Когда входная дверь открывалась, и кто-то незнакомый проходил в дом, вместо привычной атаки на все и вся слепой поворачивался к своему новому вожаку, спрашивая:
— Кого там принесло? Драться будем?
— Пока не нужно, — отвечал Валари. — Если будет нужно, я сообщу тебе первому.
Так случилось и в тот день, когда в дом явился незнакомый хенке.
Судя по дорогой одежде и роскошной лошади, это был один из особых приближенных Хати-Йоремуне.
Чужой хенке не носил капюшон и не скрывал свою звериную сущность, однако, тонкие черты лица и раскосые, миндалевидные глаза выдавали в нем иную породу, весьма отличную от той, к которой принадлежали Клаф со Скайскифом.
Визитера звали Офу.
Когда он отдал приказ: «Постройте их!», полукровок мгновенно расставили линией во дворе. Офу прошелся перед ними туда-сюда, вгляделся в лицо каждого внимательно, но с нескрываемой брезгливостью.
— Возьму десятерых, — сказал наконец и огласил свой выбор.
Золотой зверь смотрел на них.
Золотой глаз матово поблескивал в лучах рассвета. Глаз был единственным, что получалось разглядеть в глиняном месиве — зверь ушел глубже в почву, сполз в самую реку, зарылся под жирный глинистый пласт.
— Что это? — спросила Табита.
— Мой зверь. Сейчас он из золота, но когда-то был живым. Ты, быть может, читала в книгах о том, как живая плоть может обернуться металлом? — отозвалась Лили.
— Читала. Это сложный процесс…
Они ушли с берега. Пока брели через перелесок, принцесса призналась:
— Я скоро уеду.
— Из-за свадьбы? Или из-за того, что ты начала себя лучше чувствовать?
— Из-за отца. Он не терпит, когда члены его семьи отлучаются надолго из дворца. Те члены семьи, которые женщины.
— Понятно. Тогда пусть ты опять заболеешь там, в своем Городе-Солнце, и вернешься сюда… Прости… Прости, Табита…
Лили поняла, что в сердцах сморозила глупость, но принцесса не обиделась, даже наоборот.
Сказала:
— Спасибо. Мне очень приятно слышать, что ты так дорожишь нашей дружбой.
Лили очень не хотелось, чтобы Табита уезжала.
Табита тоже говорила о расставании с тоской. Иногда на ее глаза наворачивались слезы, но она быстро смахивала их рукавом.
— А может, ты останешься? Может, приедешь еще раз потом? — Лили сыпала вопросами, полными надежды.
— Не могу, надо ехать…
Она только-только обрела подругу — и вот опять разлука. Опять одна.
В голову полезли неприятные мысли об Ильзе. Ильза покинула ее не по своей вине, не по своему желанию. Теперь Табита. Самое раздражающее — причина та же. Замужество. Лили никогда не видела жениха принцессы, но уже возненавидела его. Этот неведомый парень отнимал у нее нечто очень дорогое. Он изломал ту хрупкую иллюзию собственного везения и успеха, в которую Лили почти поверила. Она ведь и охоту пережила, и золотого зверя отыскала, и обрела новую подругу…
Она была счастлива…
Настораживало еще и то, что мертвая Ильза вновь стала являться во снах, а ведь когда появилась Табита, Ильза не приходила с предупреждениями — успокоилась, зная, что Лили в надежных дружеских руках. Теперь же вот мертвая соседка вернулась и стала еще тревожнее, чем прежде. Лили знала: дух предупреждает об опасности.
А опасность кроется в Табитином отъезде.
— Ты, как в свой Город-Солнце вернешься, пришли мне весточку хоть какую-нибудь.
— Пришлю, — улыбалась принцесса. — Голубя пришлю с записочкой. Ты мне тоже тогда ответ напиши, как тут дела у тебя складываться будут.
— Если этот твой жених тебя обидит, сразу мне сообщай.
— И что ты сделаешь ему?
— Поколочу! Приду пешком в твой Город-Солнце и устрою ему там!
Табита представила себе все это живо и ясно,
