горе-любовник так волновался за свою шкуру. Готова поспорить, что Роб побрезгует пачкать об него свои руки.
Роб… А ему идет.
– Проводишь? – вздергивает бровь Воинов, обращаясь к жене. Та растерянно глядит то на мужа, то на любовника, и, в конце концов, нерешительно устремляется вслед за последним.
– Вадим Эдуардович, подожди… те!
Воинов, обернувшись, смотрит ей вслед. Я, конечно, не слишком большой спец в отношениях, но мне, честно, сложно понять, как такому мужчине может захотеться изменить с таким, как Вадик. А еще у меня, похоже, истерика. Попытка сдержать очередную порцию смеха заканчивается тем, что я громко и некрасиво хрюкаю. Конечно же, перетягивая тем самым внимание олигарха на себя.
– Смешно? – ровно интересуется он, чуть наклонив голову к плечу. Нет. Не хочу, чтобы он решил, будто я над ним смеюсь. Сжимаю пальцы на полотенце. Отрицательно мотаю головой:
– Истерика. Я в ванной была, когда они ввалились. Очень неожиданно.
– Извини, если испугалась, – Воинов отходит к окну. Дергает на себя створку. Сунув одну руку в карман, второй, не сдержавшись, лупит по подоконнику. А мне приходит на ум вот что – в его исполнении это тоже истерика. Единственная истерика, которую человек его положения может себе позволить.
– Я скорей удивилась.
– Вот как? – Воинов кладет широкую ладонь на шею и несколько раз проходится, разминая позвонки. Думаю, ему дела нет, что я отвечу. Вряд ли он вообще ловит суть, погруженный в какие-то свои мысли.
– Где этот Вадик, а где вы, – без всякого подобострастия говорю я и развожу руками, отчего закрепленное на груди полотенце чуть не падает. Воинов хмурит брови и мажет по мне гораздо более внимательным и осмысленным взглядом. Я отчего-то смущаюсь. А это чувство, которое я ненавижу люто. – Я могу съехать, – вздергиваю подбородок, – вещи даже не распаковывала.
– Угомонись. Ты-то тут при чем?
– Не хочется вам добавлять проблем.
– Тогда надо было мне написать, что в порядке, – отбривает меня сходу, – я же просил!
– А… Так вы из-за этого приехали?
– Думал, ты уже тут скопытилась.
На этот раз Воинов проходится пальцами по волосам. Ото лба к затылку. Раньше я не замечала, чтобы его руки были настолько беспокойными. Что это? Нервозность? Он совершенно не выглядит нервным. Скорее усталость. Ага. Вон как зевает. Аж челюсть хрустит.
– Роб, на пять минут! – возвращается Тамара.
Воинов кивает, дескать, сейчас. Идет к выходу.
– Укладывайся спать, Эмилия. Тебя больше не потревожат.
«Да мне-то что? Ты-то сам как?» – проносится в голове. Но вслух я, конечно, ничего подобного не говорю. Может, у них в порядке вещей такое, откуда мне знать? Может, он и сам не безгрешен.
Стараясь не делать резких движений, переодеваюсь в домашний костюм из тех, что мне купила Милана. Мои тряпки хоть и вернули, но я пока к ним даже не прикасалась. Здесь моя одежда будет смотреться неуместно. Это раз. Два – ее же кто-то трогал, когда искал спрятанные в сумке деньги. А это – фу!
Тушу свет, не сразу найдя выключатель. Я-то по привычке ищу его на стенке у входа, но в этих апартаментах все сделано для удобства разнеженных олигархических задниц. И кнопка находится прямо у изголовья кровати. Посмеиваюсь. Эх, Миля! Про Воинова можно сказать все что угодно, но только не то, что он изнеженный. Завралась ты, девочка. Завралась. Да. Ну и ладно. Зажмуриваюсь, натягиваю одеяло. Но я-то выспалась после ухода Роберта Константиновича. Сна ни в одном глазу. Еще и любопытство снедает. В общем, поняв всю тщетность своих попыток уснуть, я тихонечко встаю и на цыпочках выхожу из комнаты.
– Том, я, блядь, тебя об одном просил. Делать это по уму. Чтобы я не знал. Это что, так трудно – не таскать своих ебарей в дом?
– Тебя только это волнует?! То, что я привела сюда любовника? Сам факт его наличия тебя вообще не парит?
– Да нет. С чего?
– С чего?! – до этого более-менее спокойный голос женщины срывается. – Тебе совсем на меня похрен, да? Господи, Воинов…
Замираю под дверью, закусив губу. Сердце колотится от прилива адреналина. Не хотелось бы, чтобы меня застукали.
– Том, я устал, как скотина. Ближе к делу. У тебя ко мне какие претензии?
– Какие претензии, – повторяет Тамара. – Ты же сам не святой, Роберт!
– Так я этого не отрицаю. Тебя вроде все устраивало. Что-то поменялось?
– Меня не устраивает твое равнодушие, Роб. Оно меня просто с ума сводит.
– Давно? Утром вроде все было в порядке. Помнится, ты выбирала отель на Мальдивах, куда поедешь с подружками.
– Опять сводишь все к деньгам? Да не нужны они мне! Достало. Я жизни нормальной хочу. Семьи нормальной. А не мужика, которому на все, кроме денег, плевать.
– Все, что я делал и делаю – для семьи.
О-йо-йо. Голос Воинова леденеет.
– Вот не надо, а? Кого ты лечишь? Телок своих трахаешь ты тоже для нашего благополучия?
– Каких телок? Последняя телка, которую я трахал была ты. Кажется, полтора месяца назад это было. А с тех пор я только с работой ебусь, Тамара. Чтобы ты на Мальдивы ездила, да с мальчиками развлекалась.
– Я сейчас заплачу. А девка в гостевой – это так, да?
Голос женщины приближается. Я отшатываюсь и на цыпочках бегу к себе. Боже, она же не придет сюда, правда? Не вытащит меня за волосы? Меньше всего мне хочется становиться участницей чужих семейных разборок. Я вообще боюсь, когда люди начинают говорить на повышенных.
Юркаю в кровать. Отворачиваюсь. Нет меня! Я сплю. Разбирайтесь сами.
– Не смей ее тревожить!
– Не смей мне указывать! Если ты моего любовника выгнал, пусть и твоя подстилка выметается!
За дверью слышится какая-то возня.
– Дура! Девочка в спальне – потерпевшая по делу Миланы. У нее из-за нашей дочери черепно-мозговая и кровоизлияние в мозг, от которого она два месяца не может вычухаться. Мне сегодня позвонил ее врач и попросил помочь, потому что девочке идти некуда. Она и жилья, и работы за это время лишилась.
– Ну да, так я и поверила, – фыркает женушка, но вперед вроде больше не рвется. По крайней мере, звуки борьбы стихают.
