— Ничего палатки были. На зиму завалинку делали, натягивали второй верх. Когда печка горит, тепло, но к утру — колотун! Вот и ждешь, кто первым не выдержит и начнет растапливать. — Павлов говорил так, будто это была лучшая пора в его жизни. — Все было общее и все твое, все жили общими интересами и одной идеей, и оттого расставаться с этим местом нелегко.
День нынешнего Усть-Илимска начинается с шествия автобусов. Следуя друг за дружкой, они останавливаются в определенных местах, набирают людей и, выстроившись в длинный ряд, перемигиваясь огнями, катят по мосту на правый берег Ангары, доставляя строителей к корпусам ЛПК.
Леонид Гордымов, с которым мы добирались на стройку, приметив, как иные предпочитают устроиться не в первый попавшийся автобус, а непременно в «икарус», не выдержал: «Ишь какие проворные!» И припомнил, что они когда-то ездили на работу в грузовиках с брезентовым верхом — «будках», как их называли, — и Леониду обычно приходилось сидеть на заднем сиденье, где хлестал ветер.
— А впрочем, — сказал Леонид, — жизнь меняется, и условия на стройке тоже...
В тот утренний час в кабинете главного инженера Управления строительства ЛПК по селектору отчитывались начальники участков. Главный, на минуту отвлекшись, беспомощно развел руками и тут же принялся кого-то отчитывать, повернувшись к потрескивающему приемнику. Мне показалось, что я попал на огромный корабль, где были сотни этажей, сотни различных производств и где можно жить, не подозревая о соседстве других людей. Илья Васильевич Язловицкий, заместитель главного инженера, подтвердил, что так оно примерно и есть. В черном свитере, светлом костюме, подтянутый и опрятный, он производил впечатление гостя, только приехавшего на стройку, но выяснилось, что живет здесь он уже несколько лет. И его потянуло из Ленинграда в еще не обжитые места большое дело.
— Взятый в нашей стране курс на создание лесопромышленных комплексов вызван необходимостью рациональнее использовать богатства леса, — сказал Язловицкий. — На таких комплексах древесина используется вся, без остатка. Лес вырубается на делянках, потом в целом виде — с хвоей и сучьями — доставляется на биржу ЛПК. Тут его разделывают, сортируют. Из деловой древесины готовят шпалы, мебель, древесностружечную плиту. Вся неделовая древесина, отходы идут на производство целлюлозы и другого химического сырья.
Выгода создания комплексов очевидна, но сооружение их весьма дорогостояще. К примеру, строительство ЛПК стоит дороже, чем Усть-Илимская ГЭС. Вот почему выгодно было пригласить в помощники страны, входящие в СЭВ, которые заинтересованы в нашей целлюлозе...
Узнав, что Усть-Илимский комплекс строится так, чтобы в дальнейшем ежегодно перерабатывать шесть миллионов кубометров древесины, я поинтересовался, надолго ли хватит ангарских лесов. Язловицкий будто предвидел этот вопрос.
— Комплекс должен работать безостановочно в течение веков, — ответил он. — Ему отводится определенная территория, где пять хозяйств одновременно с вырубкой должны заняться посадкой новых лесов. С тем, чтобы на каждой использованной делянке через семьдесят лет вырастали годные для рубки деревья. На мой взгляд, это правильная форма хозяйствования. Территория леса, отведенная комплексу, свята, не подлежит заселению, застройке. Руководители комплекса знают, что им надеяться больше не на что — другого не прирежут. И это должно заставить их строже относиться к воспроизводству лесных богатств.
Чтобы я мог познакомиться со стройкой, Язловицкий дал машину, сказав, что пешком обойти площадку невозможно. Корпуса ЛПК разместились среди тайги на расстоянии нескольких километров. Водоводы же уходили за двенадцать километров от перерабатывающих цехов главного корпуса, поднявшегося над лесом. Одновременно строили и комплекс очистных сооружений, и подготовительный цех, и тарный склад, и ТЭЦ. Всюду было множество людей и техники. Жизнь, раньше бившая ключом на плотине, казалось, переместилась сюда. Как говорил Язловицкий, создавать комплекс в этих местах стали, в частности, и потому, что мощная строительная организация Братскгэсстроя способна была обеспечить гигантскую стройку трудовыми ресурсами.
Под вечер, оказавшись в СМУ-4, я встретил там и Леонида Гордымова. Он и молодой заместитель начальника Игорь Гордеев рассказывали о том, как трудятся на стройке отряды молодежи из ГДР, Болгарии, Венгрии. Игорь Гордеев не мог нарадоваться работой своих подопечных из венгерской бригады Ференца Кобзи. «Строители они надежные, — говорил он, — делают все основательно, толково, неторопливо. Но пока их обгоняет бригада Альберта Сафралиева. Между ними наладился контакт: венгерские строители попросили поменяться людьми из бригады Сафралиева. Ведь им есть чему поучиться друг у друга».
С Гордымовым мы возвращались со стройки на попутной «будке». «Икаруса» так и не дождались. Город светился за рекой, как фантастическая бабочка, присевшая на склон. Огоньки в морозном воздухе трепетали, перемигивались: так и казалось, что светящаяся бабочка, раскинув крылышки, сейчас взлетит. Я спросил у Гордымова, зачем на ЛПК строят собственную тепловую электростанцию, разве мало электроэнергии, которую вырабатывает ГЭС?
— Для обогрева города, для ЛПК нужна горячая вода, расходовать на это энергию ГЭС неразумно, если под боком имеются запасы дешевого угля. Ведь Сибири все больше и больше требуется электроэнергии, растут промышленность, города. Кстати, принято решение начать установку еще трех агрегатов на нашей ГЭС.
Он так и сказал: «на нашей», ибо эта первая стройка врезалась ему в память на всю жизнь.
В последний день я не утерпел и снова поднялся на Толстый мыс. Там, где рядком стояли сверкавшие яркой краской опоры линии электропередачи, приметил людей. Они поднялись на опоры, перебрались на провода и, как канатоходцы, пошли по ним, удаляясь все дальше и дальше от берега к середине реки.
Шел снег, порывы ветра толкали в спину довольно ощутимо. Каково же было им там, на раскачивающихся под ветром проводах, над бешено несущейся, бурлящей Ангарой?!
Константин Моргунов, бригадир монтажников, наблюдавший за смельчаками с земли, сказал: «Их теперь не вернешь, не догонишь. Установят перемычки и на той стороне реки сойдут. Так легче. Отсюда, с берега Толстого мыса, как с горы спускаешься, а подняться обратно еще никому не удалось».
Он рассказал, что для прокладки ЛЭП через Ангару вызывали специально вертолет, перебрасывали сначала небольшой трос, затем вытягивали его, а уж потом выбирали провода ЛЭП. Насколько сложной оказалась эта операция, говорит хотя бы тот факт, что и сейчас провисшие над рекой провода давят на опоры с силою восемнадцать тонн каждый...
— Это последние доделки на здешней ЛЭП, — добавил Моргунов. — Вот поставят перемычки — и все, ЛЭП готова. Вторая линия соединит Усть-Илимск с Братском. Работаем на энергетическое кольцо Сибири.
Фигурки на проводах стали еле заметны. На середине реки верхолазы задержались надолго. Установив перемычки, расположились на отдых, время было как раз обеденного перерыва, и Моргунов прокомментировал, сказав, что сейчас ребята на проводах попивают кофеек из термоса, а потом пойдут к другому берегу. Но неожиданно бригадир протер глаза, сказал удивленно: «Не может быть, возвращаются». Фигурки над рекой и в самом деле стали увеличиваться, приближаться. Двое возвращались обратно. Моргунов побежал к опорам, полез наверх встречать ребят, и я упросился с ним.
Снег внезапно кончился, сверкнуло солнце, заголубела река. С высоты открылась невиданная ранее панорама стройки. ГЭС, море, мост через Ангару, вставший за леском белокаменный город, железная дорога, поднимающиеся из-за леса корпуса ЛПК, трубы ТЭЦ — сколько понастроено за такое короткое время... Меж тем электролинейщики все ближе и ближе подбирались к нам. Им было нелегко, иногда ребята ложились на провода и отдыхали. Наконец они достигли берега. Тот, что шел первым, Алеша Морозов, уселся на провод, снял шапку и сбросил ее вниз ребятам. «Жарко, черт подери! — прокричал он. — Подъем, как на Монблан», — и пополз вперед, приближаясь к нам.
— Не торопись, Алеша, спокойней, — весело подбодрил его Моргунов. — Между прочим, рекорд ставишь, первым этим путем взбираешься.
— Да и я так подумал, — ответил Алеша, — что время-то терять? Спускаться на том берегу да по плотине возвращаться — больно долго будет.
Он уже сидел на изоляторах, волосы его развевались, а лицо горело.
— А вообще-то, — признался Морозов, — было желание пройти там, где никто не ходил, работа-то здесь кончается.
Упираясь валенками в жгуты стальных проводов, он выбрался на опору, подал руку товарищу, Степе Кныревичу.
— Хватит еще на нашу жизнь таких тропок, Алеша, — сказал Моргунов.
