Близость шотландской границы чувствовалась во всем. Только здесь можно было увидеть волка, пасущего овец. Провожая взглядом животных, графиня Анна Нортумберлендская подивилась столь необычному зрелищу. Она ожидала увидеть вооруженных до зубов разбойников, лиддесдейлских всадников в темных доспехах, околачивающихся возле границы, а вместо этого наткнулась на насмешливый оскал желтоглазого хищника. Волк носился взад-вперед по стаду, грозным рыком собирая зазевавшихся, слегка покусывая за ноги отбившихся овец, словно он был рожден не волком, а пастушьей собакой.
Кобыла графини попятилась, испуганно фыркая и поводя ушами. Анна нежно потрепала ее по загривку, успокаивая измученное долгим переходом животное:
— Сегодня тебе не придется спать на холодной, жесткой земле. Сегодня вечером я дам тебе вдоволь овса, а спать ты будешь на мягком душистом сене.
Совсем недавно слава о графине Анне шла по всей Англии. Ее любили и почитали не за огромное состояние, не за несметные богатства, а за доброту, справедливость, гостеприимство. Когда устраивались приемы, то на них порой собиралось по двести человек за раз, благо всем хватало места. Анне принадлежала дюжина домов, и в каждом было несколько спален — с мягкими кроватями, пуховыми перинами, тончайшим белоснежным бельем. Еще месяц назад Анна жила спокойно и счастливо, но все хорошее, как известно, быстро кончается. Теперь графине пришлось оседлать лошадь и вместе с многотысячной толпой устремиться к югу. Исход из Англии проходил в едином порыве, не было никаких сословных различий — лорды, благородные дамы, рыцари, ремесленники, откупщики, крестьяне, священники — все были равны перед лицом общей беды. Под знаменем трех Марий ~ той, которая жила, той, которая умерла, и той, что была Матерью Бога, — все поднялись на защиту Старой Веры. А сейчас графиня возвращалась на север, устав от лишений и невзгод. Давно смолкли ликующие возгласы. От тысяч сторонников осталась лишь горстка самых преданных воинов в помятых доспехах — человек сорок, не больше. Сейчас они скакали чуть позади Анны и ее мужа Тома. От усталости Анна еле держалась в седле. Раньше она понятия не имела, как тяжело и мучительно дается отступление. Конца их походу не было видно, дорога становилась все трудней, люди устали. Позади остался Хай-Роуд в Ньюкасле, где старый Джон Марч опустил решетку своих ворот прямо у них перед носом. Они пробирались обледенелыми тропами Тайна, проходили мимо Стены Адриана. Дорога кончилась. Перед Анной расстилалась голая степь, занесенная колючим снегом, из-под которого пробивались вересковые кустики. Отряду то и дело приходилось объезжать глубокие овраги… На севере путь преграждали Шевиотовы холмы, вынуждая беженцев искать спасения в Шотландии.
Овцы остановились у ручья, жалобно блея и с явной неохотой глядя на студеную воду, куда загонял их необычный пастух. Они осторожно ступали по тонкому льду, который тут же проваливался под их копытами. Наконец, отфыркиваясь, они выкарабкались на другой берег и начали яростно отряхиваться. За переправой наблюдали два всадника. Один, одетый во все черное, обликом своим напоминал дьявола. Он явно любовался собой, гарцуя на тонконогом жеребце в лучах заходящего солнца. Волк погнал стадо прямо к этой парочке. Овцы покорно сгрудились вокруг всадников. Судя по всему, за старшего был густобородый сумрачный шотландец. За спиной у него висела пика, к седлу была приторочена аркебуза, из-за сапожных голенищ грозно глядели тяжелые пистоли, на поясе — зловещего вида кинжал. Похоже, у этого человека врагов было больше, чем друзей. Узкая рапира на перевязи явно казалась излишеством и скорее всего служила лишь символом принадлежности к дворянству. С некоторых пор Анне пришлось постичь науку распознавать людей с первого взгляда. Шотландец сразу не понравился ей. Том и Чарлз Невилл Вестморлендский направились к всадникам, а Анна подъехала ближе к обледенелой излучине, откуда она могла слышать разговор, не переходя ручей. Быстрая отрывистая речь шотландцев была непривычной для восприятия, и Анне приходилось напрягать слух, чтобы понять, о чем идет разговор.
— Земли Вормистоуна принадлежат мне. Приехал приветствовать ваши светлости в наших краях.
— Ты разве знаешь нас? — Том тянул время, чтобы осмыслить сказанное.
— Сюда редко кто забредает. Я прослышал, что английские лорды из Нортумберленда и Вестморленда следуют в этом направлении. Так кто же вы?
— А что вам нужно от этих лордов? — Анна начала терять терпение. Ее муж, Том Перси, седьмой граф Нортумберлендский, все еще был вынужден скрывать свое имя.
— Надо же принять людей честь по чести. Мы не бог весть какие богачи, но крышей над головой и какой-то едой поделиться можем.
— Ты любишь английских лордов? — подозрительно спросил Невилл, известный своей недоверчивостью.
— Я уважаю преступивших закон.
— Ты, похоже, и сам такой. В чем твое преступление?
Бородач обнажил в усмешке беззубый рот и скромно произнес:
— Убийство короля. Но это не главное.
— Посмотри на него, с виду мухи не обидит, просто агнец Божий. Что-то не верю я ему, — осторожно заметил Невилл.
Лорды вновь пересекли ручей, чтобы посоветоваться с Анной, оставшейся на английской стороне. Первым заговорил лорд Вестморлендский:
— Среди людей Босуэла был один разбойник из Тевиотдейла, некий лорд Ормистон. Король, об убийстве которого он говорит, по всей вероятности, вовсе никакой не король, а лорд Дарили, муж Марии.
Том стоял и мучительно раздумывал. С одной стороны, он опасался погони англичан, с другой — боялся, как бы радушный шотландец не подстроил им западню. К коварству беженцам было не привыкать. Что говорить о чужих людях, если Генри, родной брат Тома, предал их. Анна была уверена, что королева Елизавета посулила ему графство за подлость.
— Мне плевать, королей или собак убивал он в Шотландии, главное, сколько английских глоток он перерезал в последнее время, — наконец сказал Том.
— Мне нравится твоя осмотрительность, но вряд ли нам посчастливится иметь дело с честными людьми. Если мы не пойдем с ним, нам придется погибнуть. А если он сторонник Марии, то ни за что не выдаст нас. К тому же ему не каждый день приходится принимать у себя таких гостей. В конце концов мы стоим всей его родни, вместе взятой, и можем рассчитывать на почет и уважение.
— А ты можешь поручиться, что он не выдаст нас какому-нибудь Скроупу или Сассексу? — спросил Том. — Люди, подобные ему, прежде всего любят самих себя и пекутся лишь о собственной шкуре и выгоде.
Том повернулся к Анне, его глаза горели гневом, но слова Невилла озадачили его.
— Мне этот человек тоже не по душе. Но с некоторых пор я усвоила простую истину. Если не можешь иметь то, что хочешь, то довольствуйся тем, что имеешь. Прошлой ночью по милости предателя мы провели ночь под открытым небом. Сегодня я готова спать в доме убийцы, если это спасет меня от дождя, снега, холода и ветра.
Прошлой ночью в Нейворте они просили приюта у кузена Тома горбуна Дарси, того самого, который громче всех выступал в поддержку восстания. Беглецы появились на его пороге в тот момент, когда Дарси собирался вместе с лордом Скроупом в погоню за ними. В виде компромисса Дарси просто выставил их из дому. Анна уже устала удивляться предательству, в какой бы форме оно ни выражалось. Она понимала, почему бедняки вслед за своим господином перешли на сторону противника. А Дарси восстал против королевы ради наживы, поэтому, смекнув, что дело не выгорает, он быстро переметнулся к сторонникам Елизаветы.
Что касается Анны и ее Друзей, то здесь и речи не могло идти о примирении с королевой. Анна слишком хорошо знала Елизавету, хотя они никогда не были особенно близки. Елизавета, как раньше ее отец и сестра, охлаждала горячие головы борцов за справедливость двумя средствами — веревкой и топором.
— В конце концов, нас сорок человек против одного. — напомнил практичный Невилл. — Если он задумал предать нас, мы сможем немного утешиться, прикончив его.
На том и порешили. На вопрос, куда они, собственно, держат путь, Ормистон коротко кивнул в сторону стада:
— Поезжайте за ними.
Прежде Анна никогда не покидала Англию, но сейчас, ступив на чужую землю, не испытывала никакой тоски по родине, по дому. Дома давно уже не было. Красивые особняки, пашни, тучные пастбища, ее наряды, безделушки, любовно хранимые ею с детства, даже камушки с Виа Долороса — все это осталось лишь в воспоминаниях. Анна не слишком тешила себя надеждой, что, перейдя границу, она станет недосягаемой для преследователей. Земля везде одна, и шотландская — не исключение. Чудес не бывает. Граница оказалась простой полоской ручья.
Вблизи Ормистон показался графине еще более отталкивающим, чем раньше. В его облике было что-то липкое, напоминающее постыдную французскую болезнь. Его приторное дружелюбие раздражало. Как ни странно, он оказался весьма словоохотлив и сразу стал делиться с Анной своими заботами. В основном они касались бесчинств на дорогах, расправ с неугодными и тому подобного. Этот негодяй то и дело поносил Господа, пересыпая свои россказни цветистой бранью. Он глубокомысленно заявил, что вообще-то ему претят бессмысленные убийства, но всегда найдется тысяча причин для убийства вполне осмысленного.
