Именно поэтому мы считаем нежелательным сотрудничество в нашем журнале лиц, неприемлющих эту идею, колеблющихся в ее приятии или входящих в чужеродные, тем более враждебные ей организации; в частности, мы не мыслим нашими сотрудниками ни евреев[3], ни масонов, ни католиков[4].
9. Твердо и последовательно поддерживая эти грани, мы в то же время считаем неполезными всякие непредметные деления в пределах национального единомыслия, как деления на «эмигрантов» и «оставшихся»; на «отцов» и «детей»; на лиц с «русскими» и «нерусскими» фамилиями; на «бывших либералов» и «бывших монархистов». Каждый является для нас тем, во что он искренно и цельно верит ныне, и мы должны стремиться к тому, чтобы наш журнал помог верным и сильным сынам России найти друг друга и объединиться в кадры будущего ордена и будущей национальной русской партии[5].
10. Для этого наш журнал должен быть идейно цельным и единым: подобным монолиту в своем существе и подобным симфонии в своем выполнении. В нем не должно быть места ни случайным статьям (не имеющим отношения к идее), ни взаимной полемике сотрудников. Посему очень важно, чтобы сотрудники предварительно, до написания статей, сговаривались или списывались с редакцией о желательной теме. Для облегчения этого дела к настоящему досье прилагается особая записка об общем направлении журнала.
11. Журнал будет иметь два отдела: общеидейный и инструктивный. В последнем отделе будут помещаться статистические данные, теоретические тезисы, полемические схемы и практические наставления, необходимые каждому русскому человеку и белому борцу в его идейной и политической борьбе за родину. Этот отдел мыслится как своего рода идейно-научный арсенал или справочник русского патриота.
Редакция просит всех сотрудников помогать ей в замыслах и в инициативе; собирать отзывы единомышленников и сообщать их редактору; побуждать единомысленных читателей обращаться в редакцию непосредственно с откликами, запросами и пожеланиями; и содействовать распространению журнала.
Журнал будет выходить ежемесячно, каждое первое число, в размере 5 печатных листов. Ввиду основного задания нашего журнала художественная проза и поэзия не будут помещаться в нем.
Каждая напечатанная рукопись будет оплачена в размере не менее одного доллара за печатную страницу обычного формата (30–35 тыс. букв в 16 страницах).
Общее направление журнала[6]
Религия и религиозный кризис
Мир переживает религиозный кризис; люди разучились любить Бога и верить в него, воспринимать Божественное и идти за ним в жизни; души людей привыкают жить поверхностно, мелко и пошло; люди руководятся смесью из инстинкта и рассудка и становятся материалистами. В этом глубокий корень и источник современных зол[7].
Православное Христианство
Не углубляясь в великие и утонченные проблемы христианского богословия, нам надлежит выделить и обосновать: 1) мироприемлющую традицию Христианства; 2) волевые и воспитывающие характер традиции Православного[8] Христианства; 3) великие и мудрые традиции и особенности русского Православия – в вопросах a) свободы, любви и ви́дения как источниках веры, b) очищения души и мироприятие, c) сопротивление злу силою, d) связи и разграничения Церкви и государства.
Не подымая утонченных и трудных вопросов канонического толкования, нам надлежит установить, что 1) древнее исконно-русское соотношение Церкви и государства (от Феодосия Печерского и преп. Сергия до Филарета Романова) есть верное и мудрое – взаимная независимость и взаимное непосягательство авторитета Церкви и авторитета мирской власти при творческом сотрудничестве в едином деле Божьем на земле; 2) что для восстановления этой традиции необходимо поколение мудрых и сильных характеров в современной церковной иерархии; 3) что единство Церкви недостижимо ни на путях церковной бесхарактерности, безволия и безвластия, осложненного эклектической интеллигентщиной и религиозным декадентством, ни на путях восприятия католического духа с его посяганием на власть и на политическое влияние, духа, осложненного упрощенною прямолинейностью в трактовках нравственных и канонических проблем; 4) что Церковь должна провести непреступаемую грань между собою и духом извращенного мистицизма (Феофан[9], Распутин). Само собою разумеется, что раскрывать пункты 3 и 4 надлежит с чрезвычайной осторожностью, бережностью и тактом; однако не без честного дерзания[10].
Не вступая в догматические и историко-канонические споры, мы должны показать чужеродность и религиозную неверность католицизма в двух основных вопросах: о субъективном источнике веры и мироприятия. 1) Для католика вера есть акт волевого усилия (а не любви и ви́дения, как в православии); отсюда гетерономия, формализация церковности и молитвы, инквизиция и агрессивная пропаганда во что бы то ни стало. 2) Католик приемлет мир, исходя от мира сего, по-мирски искаженным актом на путях власти и лукавства (а не очищения и умудрения, как в православии); отсюда моральный казуизм, иезуитство, светские посягания пап и интернационализм в политике. Посему мы отвергаем унию, оберегая древнюю чистоту и мудрость православия.
Философия вырождается в отрыве от живого духовного опыта, от религиозных корней души и нравственной чистоты самого философа. Философ несет особенную ответственность и обязан предметно обосновывать каждое свое утверждение. С этой точки зрения необходимо обновление всей философии: новое учение об очевидности, о строении философского акта, о соотношении религии и науки, о добродетели, о правосознании и художественности. Необходим нещадный анализ беспочвенности и извращенности философствующей публицистики за последние 25 лет, начиная от Розанова и кончая евразийцами[11].
Нам важно оттенить 1) самоценность науки – ее критериальную самостоятельность, ее независимость от всяких политических, социальных и морализующих тенденций, ее свободу; 2) ее духовную ответственность и необходимость поддержания на высоком уровне начала академической чести; 3) ее воспитывающую силу: человек приобретает умение самостоятельно индуктивно-интуитивно испытывать и исследовать предмет;
4) ее принципиальный самоурезывающийся аскетизм и релятивизм; отсюда ее гностическая и религиозная скромность;
5) ее неприкованность к внешнему чувственному опыту, ибо гуманитарные науки живут опытом внутренним, нечувственным и духовным – отсюда преодоление сенсуализма[12]; 6) наука не только не исключает религиозности, но нуждается в ней, как в живом опыте мировой тайны, сложности и величия предмета.
Всем этим определяется значение академии и университета в системе национальной культуры.
Современное искусство переживает глубокий кризис: оно говорит о незначительном, изощряясь в технических новшествах и трюках, и творит неискренно и аффектированно. Модернизм состоит в изощренных выкриках, несущихся из хаоса разлагающегося бессознательного. Это есть симптом общего духовного кризиса[13]. Это надо показать во всех областях – от музыки до живописи, от поэзии до театра. Надо вскрыть разложение русского предреволюционного искусства (отнюдь не замалчивая исключений). Большевицкое искусство проявляет этот кризис с вызывающим бесстыдством. Надо воззвать к русскому гению – чтобы он дал очистительную критику и создал новые великие и водительные свершения.
Несмотря на революционное крушение, Россия есть великая страна, создавшая великую культуру и созидаемая великим народом. Ей предстоит великое будущее и невиданный расцвет. Своеобразие России – в природе, в расовом составе, в национальном характере, в религиозности, в культуре. Ее проблема: русская душа дышит свободой и нуждается в дисциплине; она богата талантом и нуждается в трудолюбии; она глубока и темпераментна и нуждается в волевом и разумном трезвении; она религиозна по природе и нуждается в зорком очищении от беспредметного, ложного и импрессионистического религиозничанья; она созерцательна и эмоциональна и нуждается в силе характера. Отсюда идея будущего русского строительства[14].
Наша основная задача состоит в том, чтобы указать в русской истории 1) те своеобразные события, затруднения, бремена и опасности, которые вызвали нашу загруженность войнами, нашу отсталость, наши бунты, наше затянувшееся крепостное право, нашу собственническую неразвитость, экстенсивность нашего хозяйства, которые, словом, так или иначе причинно подготовили или обусловили революцию; 2) те здоровые уклоны, установления, характерные черты, коллективные и единоличные подвиги, которые строили и держали Россию, построили и возвеличили ее. Тенденция нужна была бы такая: облегчить наличному поколению России бремя революционной вины и позора, ободрить, указать традицию и тем содействовать нахождению верного пути[15].
